– Что молчишь? – не утерпел Ахромеев.
– Я не молчу, – отозвалась Лика, вынырнув из собственных дум. – Ты же приехал не для того, чтобы выслушать меня. Наверняка у тебя есть готовое решение. Ты знаешь, что нужно делать в таких случаях. Делай.
– Пригласишь на чашку чая?
– Пойдем, – уныло пригласила Лика своего незваного и такого долгожданного гостя. – Цезарь!
Она взяла неугомонного пса на поводок, и они побрели назад, к дому.
Расчищенные тропинки снова замело, завтра придется чистить, – без всякого энтузиазма отметила Лика, отпирая калитку.
Пока Ахромеев обходил все комнаты с датчиком, Лика вытерла Цезарю лапы, и пес тут же умчался за Ахромеевым.
В ванной Лика с отвращением стянула с себя пропахшие казематом джинсы и джемпер, переоделась в домашний костюм и умылась.
Выйдя из ванной, Лика устроилась на кухонном диванчике, задрала ноги на подлокотник и позволила себе небольшую передышку.
Анжелика долго привыкала к одиночеству, но сейчас, когда Ахромеев бродил по дому, поняла, что так и не привыкла.
Счастливый Цезарь прискакал на кухню, подлетел к диванчику, Анжелика едва успела отвернуться, как теплый мягкий язык лизнул ее в ухо.
– Цезарь, фу! – пискнула она.
Сумрачный Ахромеев вошел, одним взглядом вобрал Лику всю целиком, будто сфотографировал на долгую добрую память.
– Ну что, нашел прослушку? – Лика поспешно спустила ноги с дивана.
– Нет, в доме я ничего не нашел, – ответил бывший муж, и Лике послышались в его голосе легкие нотки разочарования. – Будем считать, что мы их опередили.
– Их? Как ты думаешь, кто они?
– На этот вопрос я тебе пока ответить не могу. Пока, – со значением добавил Ахромеев. – Завтра поставлю тебе видеокамеры на крыльце, в коридоре и в гостиной. Давай телефон.
Он протянул ладонь, и на безымянном пальце блеснуло обручальное кольцо, которое Лика собственноручно надела ему на палец в Загсе. Надо же, как преданность идее!
Свое колечко она упрятала в дедовский сейф, где оно и лежало по сей день в бархатной коробочке цвета пирожного «Красный бархат»…
Застарелая обида, дремавшая в сердце, подняла голову и показало раздвоенное жало. Как Ахромеев мог с ней так потупить?
С Ликиным телефоном в руке Ахромеев устроился за столом.
Мягкий свет от светильников падал сверху на аскетичное, с острыми скулами лицо, легкая тень устроилась в глазницах и прильнула к векам.
Цезарь тут же разлегся у ног Ахромеева. Лика почувствовала укол ревности. Предатель.
Глупая обида на животное говорила только об одном: боль живет и здравствует в глубине ее сердца.
Знакомство, звонки, переписку, редкие встречи, первые прикосновения – в памяти у нее, как у соседки Гавриловны, застряли подробности их с Ахромеевым любви.
Их любовь не была бурной страстью, от которой теряют голову. Она не была пожаром. Это было ровное, спокойное, сильное, зрелое чувство, и Лика была уверена, что его горения хватит до конца, до березки.
Ошиблась.
– Цезарь, место, – отдала команду Лика севшим голосом.
Цезарь посмотрел на хозяйку, в собачьих глазах отчетливо читалось сомнение.
– Давай, давай, – развеяла собачьи сомнения Лика.
Делая одолжение, Цезарь нехотя поднялся и устроился в своей лежанке.
Лика включила электрический самовар и под его уютное сопение стала собирать на стол.
Ахромеев уже пролистал список Ликиных контактов в телефоне, наткнулся на незнакомца по имени Федор, хотел удалить, но поостерегся.
Проверил настройки телефона, ничего, что бы вызвало подозрение, не нашел и теперь из-под полуприкрытых век наблюдал, как Лика двигается, открывает дверцы шкафчиков, поднимает руки, от чего под свободной толстовкой прорисовывается тонкая талия.
Ахромеев вдруг разволновался. Как объяснить этой женщине, что он ни в чем перед ней не виноват? Угораздило же его выбрать именно ее. Насколько было бы проще, если бы она была, как все…
Чувствуя на себе неотрывный взгляд Ахромеева, Лика достала банку с заваркой (чай в пакетиках она не признавала), мельхиоровые ложки из ящика стола, чашки и блюдца семикаракорского сервиза, нарезала сыр и вареную колбасу.
Колбаса была последней, но Лика под угрозой смерти не призналась бы Ахромееву в своих денежных затруднениях.
Честно говоря, затруднения пока не наступили, но та самая кулиса отбрасывала тень на ближайшее будущее. Квартиру на Юго-Западной и дедовский дом – без работы ей не вытянуть коммуналку. К тому же Цезаря кормить надо и самой что-то есть… Машина – удовольствие не дешевое. Может, стоит дом сдать в аренду и переехать пока в квартиру… Или наоборот…
– Так что ты узнал? – не вынеся тревожного молчания, спросила Анжелика.
– Не так много, на самом деле. Знаю только, что пакет отправили из Магадана поздним вечером, в одиннадцать сорок. В такое время любая секретарша уже вовсю тра… занимается любовью, – спохватился Ахромеев. – То есть, пакет отправил кто-то другой, и он хотел это сделать без посторонних глаз. Что любопытно: отправитель вызывал курьера не в офис. По документам курьерской службы проходит адрес гостиницы «Магадан». Отправитель платил наличными и не засветился.
– Ты, конечно, у нас спец, но тебе не кажется, что все это слишком сложно – инсценировать похищение папки, заводить расследование…
– Возможно, заказчик хотел подстраховаться. И еще. Кто-то очень не хочет, чтобы экспертную оценку делала именно ты.
– Чушь, – бросила через плечо Лика. – Эти люди должны знать, что у меня нет никакой личной заинтересованности.
– Думаю, в этом как раз все дело. Сейчас тебя обложат со всех сторон. А через некоторое время тебе сделают предложение, от которого ты не сможешь отказаться. И у тебя появится личная заинтересованность.
– Ты забыл, что я взяток не беру? – не оборачиваясь, спросила Лика.
От настойчивого взгляда Ахромеева у нее немел затылок и деревенела спина.
Стриженый затылок с ложбинкой на тонкой шее притягивал Ахромеева, как медонос пчелу, усилием он заставил себя отвести глаза и принялся рассматривать свои кулаки.
– Анжелика, не будь наивной. Есть масса способов заставить человека сделать то, чего он не хочет делать. Выловят, к примеру, нашего Цезаря, и поставят перед тобой условие: либо ты получишь любимого пса по частям, либо подпишешь нужные документы. Что ты выберешь?
Лика хмыкнула под нос не столько от людоедского прогноза Ахромеева, сколько от того, что он назвал Цезаря «нашим», и покачала головой.
– Ахромеев, у тебя профессиональная деформация.
Она поставила на стол сервировочные тарелки, масленку, сахарницу, блюдца, разложила ножи и чайные ложки.
– Это опыт. Всегда есть быстрый и эффективный способ решить проблему. Очень надеюсь, что до твоих родителей эти люди не доберутся.
Лика побледнела и опустилась на тяжелый, с высокой спинкой стул.
– Родителей?
Сколько Лика помнила своих родителей, они постоянно были в разъездах. Их и сейчас не было в стране. Технологи пищевой промышленности, мама с папой отлаживали хлебопекарное производство в очередной командировке. Собственно, Лику воспитывал дед.
– Это я так, на всякий случай, – смягчился Ахромеев. – Ничего нельзя исключать. Как говорится, предупрежден – значит, спасен. Самовар закипел, – не меняя интонацию, добавил он.
Лика поднялась, открыла шкаф, достала заварочный чайник и всыпала в него заварку.
Конечно, она жила не в питомнике, и слышала о вымогательствах, шантаже, угрозах… и про киднепинг слышала. Но это могло случиться с кем угодно, только не с ней!
– Я думаю, ты преувеличиваешь.
Ахромеев у нее за спиной скептически ухмыльнулся:
– Я преувеличиваю?
Лика залила заварку кипятком и накрыла «бабой на самовар», куклой в стиле прованс.
– Ты, кто ж еще.
Ахромеев, скорее преуменьшал. Он просто не хотел расстраивать Лику.
То, что ему удалось выяснить, не понравилось ему настолько, что он отправился в дом, где жила по-прежнему любимая женщина и все напоминало о потерянном рае.
– Энджи, скажи, ты счастлива? – неожиданно для себя спросил Ахромеев.
Лика замерла с чашкой в руке. Ей точно уши ватой заложило. «Энджи, Энджи…», – разошлось кругами по всему организму, и Лику затопило теплой волной.
Никто ее так больше не звал. Родители и родственники называли ее Ликуней, иногда Ликушей. Подруга Лизавета звала ее без затей, Ликой. Один только Ахромеев придумал ей это странное, англо-саксонское имя, больше похожее на псевдоним. И называл ее так в особые моменты…
Особых моментов было много, но об этом лучше не вспоминать…
Анжелика смотрела на бывшего мужа и не шевелилась.
– Ало, Лик? Ты где? – забеспокоился Ахромеев.
– Здесь я, здесь, – слабым голосом отозвалась она.
– Так что? Ты счастлива?
– А ты?
– Я первый спросил.
– А я первая не стану отвечать.
Они улыбнулись друг другу, и у Лики вдруг поднялось настроение.
Плевать она хотела на заговор вокруг нее. И вообще. Для начала она перестанет страдать – вот, что она сделает. Потом повидается с Лизой, потом уволится со старой работы и найдет новую.
– Я уволюсь, – поделилась планами Лика.
– Думаешь, тебя куда-нибудь возьмут?
Такого поворота Лика не допускала, и мысль показалась ей абсурдной.
– Что ты нагнетаешь! – рассердилась она.
– Поработала бы ты с мое в конторе, поняла бы, что я не нагнетаю. Если за тебя взялись серьезно, то уже завтра, – Ахромеев зачем-то посмотрел на часы с хронометром, – или послезавтра тебе позвонит ваш Гасаныч и начнет уламывать тебя забыть про документы и пакет, который сперли у тебя со стола.
Лика вскинула на бывшего мужа глаза.
На самом деле ничего удивительно в том, что Ахромеев посвящен в детали, не было – они с Шургиным по-прежнему дружили. Просто Ахромеев использовал любую ситуацию, чтобы поддержать в ее глазах реноме агента 007.
– Шургин уже доложил? – выступила с ответным номером Лика.
– Ты забываешь, где я работаю.
– Я об этом никогда не забываю, – с особой интонацией ответила Анжелика. По закону жанра ей отводилась роль мисс Манипенни, но Лика пренебрегала всеми законами, кроме юридических.
– Ты же получила на электронку копии документов? – Вопрос прозвучал так буднично, что Лика чуть не пропустила его и не прокололась.
Она на мгновение замерла, что-то вспомнила и поскучнела.
Чертова Лариска, опять подслушивала! Не офис-менеджер, а находка для шпиона.
– Получила. Но это было вечером в четверг. А в пятницу меня уже отстранили. Так что… – Лика скривила рот, от души надеясь, что убедила Ахромеева.
Ахромеев кивнул, но блеск в его глазах выдавал его с головой: он не такой опрометчивый, чтобы верить кому-либо на слово. Он все привык проверять, проверит и сейчас.
На автопилоте Лика намазала хлеб маслом, сделала бутерброд с колбасой и сыром и протянула гостю.
– Так говоришь, Гасанович позвонит не сегодня-завтра?
– Позвонит, позвонит. Не сомневайся.
– А если не позвонит?
– Если Гасаныч не позвонит, значит у него все еще хуже, чем у тебя. Тогда тебе позвонит незнакомец. Или знакомец. Не суть, – увлеченно поглощая бутерброд, вещал Ахромеев. – Главное, что он предложит забыть про пакет и документы.
– Я преисполнилась. Мне прямо интересно, – соорудив новый бутерброд, призналась Лика, – что их так возбудило? И где Гасанович? Жена, как попугай, всем отвечает, что он болеет. Это что за болезнь такая, если он не может поговорить по телефону? Речь отнялась? В чем вообще дело? Ради чего все это? Неужели из—за вредных выбросов? Это же рабочий момент, обычная текучка.
Лика нацелилась на бутерброд и уже открыла рот.
