– Ну рассказывай, что тут где.
Они пошли вдоль длинного стола, уставленного тарелками и вазочками.
– Смотрите, – сказал повар, – белые грибочки с мелко нарезанным луком в сметанном соусе, язык говяжий отварной с хреном, пассерованный в сливочном масле, огурчики соленые с чесночком и укропом. Щука фаршированная и заливной карп.
– Карп? – удивился Игорь Леонидович. – Ты с ума сошел! Там же костей больше, чем мяса. Забыл, кого кормить будешь?
– Обижаете, шеф! – улыбнулся повар. – Я сам лично с пинцетом и лупой два часа над ним колдовал, как микрохирург.
– Молодец, Петрович! Надеюсь, что продукты не китайские?
– Не сомневайтесь, все наше. С подсобных хозяйств и ферм, – ответил повар и продолжил: – Тут паштет из печенки гусиной, капуста квашеная. Селедочка в яблочном уксусе, колбаска пяти сортов. Ну, естественно, икра: красная, черная. Понемногу салатиков разных сделал. Русских, традиционных. На первое будут щи в горшочках с кашей гречневой, а на горячее поросенка подадим фаршированного и пельмешек с лосятиной отварим. Тоже, кстати, сам лепил, под один калибр.
Вдруг Игорь Леонидович нахмурил брови.
– А это что такое? – возмутился он и указал пальцем на тарелку, в которой рядом с яркими дольками мандарина и черными виноградинами лежали неровные желтые, с мраморными прожилкам квадратики размером с игральные кости. В каждый из них была воткнута деревянная шпажка.
– Сыр, – ответил Петрович.
– Вижу, что сыр. Но почему так мало? Ты считаешь, что семь крошечных кусочков достаточно? Тебе не кажется, что на фоне потрясающего изобилия эта скудная тарелка смотрится просто убого?
– Игорь Леонидович, простите, – сквозь зубы процедил повар, – но это сыр «Тульер»!
– Тульер-мольер, какая разница! Сыр – он и в Африке сыр.
– Не соглашусь с вами, – возразил повар. – Это наш сыр, тульский, на молочном комбинате делают.
– Час от часу не легче! – воскликнул Игорь Леонидович. – Я английского лорда буду тульским сыром кормить? Он этих сыров знаешь сколько перепробовал? И французских, и швейцарских.
– Уверяю вас, наш «Тульер» нисколько не уступает, а на мой вкус – так еще и лучше.
Игорь Леонидович недоверчиво хмыкнул и взял с тарелки один кусочек. Словно профессиональный дегустатор, покрутил шпажку и осмотрел сыр со всех сторон. Постучал пальцем по коричневой корочке, понюхал и сунул кусочек в рот. Потом закрыл глаза и начал причмокивать, будто пытался выдавить из него сок. Разжевав кусочек, довольно улыбнулся.
– Ну как? – спросил Петрович.
– Достойно, – покачал головой Игорь Леонидович. – Очень даже достойно! Удивительное сочетание легкой сладости и орехового аромата. Ты мне голову не морочишь? Неужели в Туле могли создать такое чудо?
– Посмотрите на этикетку. Я же не буду вам врать, – ответил повар.
Игорь Леонидович снова потянулся к сыру, но Петрович легонько коснулся его руки.
– Не надо, – улыбнулся он.
– Это еще почему? – удивился Игорь Леонидович.
– Понимаете, «Тульер» создан не для еды. Он создан для наслаждения.
Это настоящий деликатес. Вот именно поэтому я поставил на стол только семь кусочков. Деликатеса не может быть много, его должно постоянно не хватать. Вы сейчас ощутили это прекрасное послевкусие и захотели снова ощутить его. У «Тульера» есть удивительное свойство – им невозможно наесться. Его хочется постоянно. И не нужно быть большим гурманом, чтобы это понять и навсегда влюбиться в этот сыр.
Игорь Леонидович встретил Роберта у входа в дом. Друзья обнялись и прошли в зал.
– Ты знаешь, Игорь, – сказал лорд, увидев накрытый стол. – У меня за три дня, проведенных в Москве, сложилось ощущение, что в России культ еды. Куда только мы не приезжаем, нас постоянно кормят и кормят. Неужели я выгляжу изможденным?
– Роберт, – улыбнулся Игорь Леонидович, – ты нисколько не изменился и выглядишь прекрасно. А хлебосольство – это от щедрости русской души. Это у нас в крови. Так что прошу к столу!
– Игорь, дорогой, можно попозже? Я еще от завтрака не отошел. А вот от бокальчика вина и чашечки кофе я бы не отказался.
Друзья устроились на веранде, с которой открывался прекрасный вид на Оку. Им подали кофе, бутылку душистого рислинга с кислинкой, торт «Наполеон» и тарелку с сыром «Тульер». Время за разговорами пролетело незаметно.
Как ни уговаривал Игорь Леонидович отведать настоящей русской еды, Роберт категорически отказывался.
– Что ж, дорогой друг, мне пора, – сказал Роберт, поднявшись с кресла. – Как у вас говорят, пора и честь знать.
– Слушай! – обрадовался пришедшей мысли Игорь Леонидович. – А давай я тебе еды с собой дам! Угостишь коллег. Когда еще доведется попробовать соленых грибочков, наших, настоящих? А огурчиков с чесночком, а?
– Не смеши, Игорь. Ты мне лучше скажи, каким сыром ты меня потчевал? Французский, швейцарский? Очень интересный вкус. Я в этом деле понимаю, но мне кажется, что раньше я такого не пробовал.
– Не поверишь, Роберт, но сыр местный, тульский! Конечно, за основу была взята швейцарская рецептура, но наши спецы что-то добавили, что-то убавили, и получилось замечательно.
– Значит, у нас такого не купить?
– Думаю, что пока нет.
Петрович, ставший невольным свидетелем разговора, вопросительно посмотрел на хозяина.
Игорь Леонидович утвердительно кивнул головой, повар исчез на кухне и через минуту вернулся, держа в руке увесистый сверток. Он улыбнулся и протянул его Роберту.
– Что это? – спросил тот.
– Сыр, – сказал Петрович и покраснел. Он впервые видел настоящего лорда и не знал, как себя вести.
– Мне? – удивился Роберт.
– Ну конечно тебе! – захохотал Игорь Леонидович. – Ешь на здоровье!
Друзья попрощались.
Роберт позвонил поздно вечером.
– Игорь, дорогой! Я в отеле. Мои товарищи передают тебе большое спасибо за сыр. Хорошего рислинга мы не нашли, но «Тульер» и без него прекрасно зашел. Будем ждать, когда он появится у нас в Англии.
На следующее утро Игорь Леонидович ехал в Москву. Он вез в подарок Роберту две головки замечательного сыра «Тульер».
Справка об объекте
Тульский молочный комбинат: Тула, ул. Некрасова, 7
«Тульер» торговой марки Endorf – это твердый сыр, изготовленный в России по швейцарской технологии. Светло-янтарный твердый сыр имеет нежный аромат и пряный, сладко-солоноватый вкус. Срок созревания от 6 до 7 месяцев.
На Тульском молочном комбинате проходят экскурсии, здесь выпускают кефир как из детства, уникальный питьевой творог и еще более удивительный продукт – йогурт со вкусом тульского пряника!
От добра добра…
Рекреона Качелинск
Василий был очень чувствительным парнем. Чувствительным, обидчивым, но не глупым, и когда девки собирались на Иванову ночь бросать в реку венки, чтоб узнать, где суженый живет, уговорил свою недалекую сестру Забаву пойти вместе с подружками к месту, где течение реки вывело бы венки к его, Василия, дому.
Среди подружек Забавы была красавица Ульяна. Ей было от роду 14 лет, Василию же стукнуло уже 30. Он не был завидным женихом, хоть и имел свое небольшое хозяйство. Девки сторонились его, потому как Вася был истеричен, горяч и сумасброден. К тому же худой и плешивый. А Ульяна… Ульяна была что называется кровь с молоком. Тугая русая коса почти по колено, покатые бедра под тонкой талией. Для четырнадцатилетней девки она была удивительно взросло сложена. Также Ульянка обладала пухлыми чувственными губами и васильковыми глазами.
Словом, Уля была полной противоположностью Василию. Она не была сосватана, так как родители девушки ждали хорошего жениха, которых в деревне Березовке, где все происходило, не было.
Хотя обряды на Иванову ночь не поощрялись церковью, и местный дьячок каждый год гонял девок от реки, это не мешало несосватанным девушкам облачаться в белые рубахи, вязать венки и бросать их в воду. Уля же, хоть и была крещеной, свято верила, что сам Господь отведет ее к жениху в ночь на Ивана Купалу. Очень уж хотелось ей замуж.
И вот стали девки бросать венки в реку. Вася выяснил у Забавы, из каких цветов и с какими лентами будет венок Ули, и конечно же выловил его из реки. Когда Ульяна узнала, кто ее суженый, она заперлась в горнице, а через несколько дней отрезала тугую косу и ушла в монастырь.
Ожидаемо, что на Василия поступок Ульяны произвел сногсшибательное впечатление. Сначала он запил, но отец задал ему такую взбучку, что Василий, взрослый мужик, сбег в лесную чащобу.
***
Василий сидел на кочке в болотистой части леса. Он вязал веревку из камышового волокна и примерял себе на шею. Он решил утопиться в болоте. Василий нашел большой камень, выворотил его из земли, вытащив на свет божий мерзких гадов, что жили под камнем, а теперь готовился. Наконец веревка была сплетена, камень привязан к шее, и Василий, тяжело ступая из-за веса камня, тащился к воде.
Вася раскачивал камень и уже собирался совершить смертный грех, когда из-под воды поднялись два огромных жабьих глаза. Вася замер.
– Чего поделываешь? – растянуто пробулькало из болота. Голос был старушечий, приглушенный толщей болотной воды. – Топляков тут хватает…
Вася уронил камень себе на лапоть, упал от боли на пружинистую болотную почву и заскулил.
– Крещен, а собираешься против слова божьего пойти, – продолжил голос. – Слыхал о заповеди «Не убий»? Она в первую очередь о собственной жизни.
– К-кто ты? – Вася трясся от ужаса. – Отче наш, иже…
– Еси на небеси, – перебил его голос и хрипло рассмеялся. – Можешь в меня ладанкой бросить и крестом осенить, ежели тебе так спокойней будет. Да только не Дьяволова я и не Господня.
– Покажись, – завизжал Василий, схватившись за нательный крестик. – Со мной Бог!
– Да с тобой, с тобой, – скучающим тоном ответил голос, и из болота начало подниматься нечто.
Она была похожа на жабу с тонкими длинными лапами. Она была нага, ее пустые груди, похожие на сморщенные кожаные мешки, болтались почти до земли. Глаза торчали вверх, как у жабы, но в остальном лицо было похоже на человеческое – с огромным безгубым ртом и двумя дыхательными щелками.
С головы спускалась пакля из черных спутанных волос, что немного прикрывало наготу страшилища.
Она вразвалку подошла к Васе и присела на корточки невдалеке. Василий судорожно закрестился, бормоча под нос молитвы.
– Я подожду, – махнула она перепончатой лапой.
– Это господь испытывает меня, – прокряхтел Вася.
– Нужен ты ему, – хохотнула жаба. – Он там, – она указала пальцем с перепонкой наверх. – А ты здесь, один из самых бестолковых рабов божьих, сдается мне…
– Кто ты? – Василий поджал под себя ноги.
– Ну, – жаба поскребла по подбородку пальцем. – Как там меня величал крайний батюшка, что приходил нечисть гонять… Водяной – не водяной…
– Ты же баба, – сглотнул Вася.
– А, да, – жаба подковыляла к Васе поближе. – Что-то про бабу тоже было!
– Водяной может быть бабой?
– А что ж мы из тины вырастаем? – подбоченилась жаба. – Рождаемся ведь! Значит, ты топиться пришел?
Жаба почесала задней лапой под грудью, затем начала наматывать веревку на палец передней.
– Дай угадаю, девка, узнав, что ее суженый такой, – жаба замялась, – богатырь… в монастырь ушла?
– Откуда?
– Сойка на хвосте принесла, – хихикнула жаба. – Василий-Василий, – она покачала головой.
– Я не говорил, как меня зовут, – Вася не выпускал крестика из рук.
– Да отпусти ты уже крестик-то, – махнула лапой жаба. – Сказала же, не Дьяволова я.
Василий протянул к жабе руку, чтобы дотронуться, но та улыбнулась, обнажив растущие в два ряда клиновидные зубы.
– Знаешь, Василий, куда попадают такие богомерзкие твари, как я, после смерти? – Жаба подползла к Васе еще ближе и опустила водянистый зад вплотную к его бедру. – Нам не нашлось места на ковчеге, а для Сатаны мы… ну, простоваты видимо.
Вася чувствовал болотную вонь, смешанную с ароматом сырой земли, от жабы и молчал, чтобы не вдохнуть больше.
– Так вот, – продолжило вкрадчиво чудище. – Мы превращаемся в болотную тину. Гнием, опадаем на дно, но при этом все понимаем и чувствуем. Представь, Василий, лежишь на дне и чувствуешь, как на тебя гадит такая вот образина, – жаба указала перстом на свою морду.
