Людмила Angel "В твоей коже"

– Почему это?

– Он знает, что дать тебе от поноса, и какие травы нужно попить, когда болит печень, но он понятия не имеет, кто эти твари. А знает это только спаситель, и мы тоже будем знать! – Зак кинул недокуренную сигарету прямо на пол, – Собирай своё барахло, мы выдвигаемся!

Когда-то я мечтал поехать на море, но никогда бы не подумал, что попаду к нему при таких обстоятельствах. Каждый день я стараюсь напоминать себе, кто я, чтобы не сойти с ума. Я смотрю на Зака, и вижу, как он наслаждается жизнью, каждым прожитым днем в этом аду, он в своей стихии. И ему плевать на то, что абсолютно все люди могут погибнуть, и он сам тоже, но, кажется, он совсем не боится смерти…

***

Мы мчим мимо заброшенных фермерских полей, мимо осиротевших мельниц и полуразрушенных домов, объезжая брошенные на шоссе машины. Кто-то уже никогда не доберётся до пункта назначения, кого-то обглодали на полпути.

Я прижимаюсь к спине Зака, потому что он водит, как псих. В такие моменты я зажмуриваю глаза и стараюсь представлять, что я у себя дома, и что мама вот-вот позовёт меня с кухни скорее есть уже остывший завтрак, потому что я снова проспал.

Я ненавидел школу, потому что там был Зак, который ненавидел меня, превращая каждый день моего существования в испытание. Он возникал в самые неподходящие моменты и всё портил, если не сказать хуже.

Я хотел предложить встречаться Хане. У нее были просто потрясающие глаза, и она всегда подсматривала за мной, а я так боялся сделать первый шаг, что моему единственному приятелю Нику пришлось силой заставить меня признаться ей в том, что она мне нравилась. И вот, стою я рядом с ее шкафчиком со стопкой книг и тетрадей, нервно прижимаю их к груди. Я знал,

Хана сейчас выйдет из кабинета и направится сюда. Я прокручивал этот диалог в голове десятки раз снова и снова, аж ладони вспотели. Хана появляется из-за двери, она смеётся, она очень красива, или же я видел её такой тогда. Я собираю всю волю в кулак, и пытаюсь поздороваться с ней, и в этот момент в мой открытый рот льётся протухшая бычья кровь. Заки-Зак и его фермерские шутки, он облил меня кровью, не поленившись притащить целую бутылку в школу. Меня начинает тошнить. Все смеются, Хана смеётся, я уничтожен морально…

Один ужасный исход выкинул Зака из моей жизни на очень длительное время. Однажды, он подрался с моим другом Ником. Зак просто бил его головой об писсуар до тех пор, пока кровь не залила всё вокруг. Ник впоследствии частично потерял зрение, он стал почти инвалидом из-за этого выродка, и Зак был исключен. Я вздохнул с облечением, теперь школа перестала быть адом для меня.

Ты можешь ненавидеть свою жизнь или любить ее, но когда мир становится таким, единственное, что необходимо тебе – это выживать. Я плохо с этим справляюсь, но у меня есть свой собственный псих, и пока он считает меня ключом ко всему творящемуся вокруг, этот зверь не посмеет меня убить!

6

Алрой

Солёный ветер предвещал, что мы уже недалеко от портового города Эмптимор. Когда-то он был крупным портом, принимавшим множество торговых судов. А теперь превратился в закрытую зону для любителей развлечений и дешёвого пойла.

На границе охрана осмотрела нас и спросила цель прибытия. Зак ответил, что мы ищем, где поиграть в покер и пару доступных женщин. Бритоголовый охранник в военной форме ухмыльнулся.

– За этим сюда и собирается всякий сброд со всех уцелевших городков, добро пожаловать, джентльмены!

На самом же деле мы продолжали собирать пазл, части которого спаситель оставлял в разных местах. Зак любил и доступных женщин, и выпивку, но этот город разврата был на его карте именно по той причине.

Когда мы оказались на улицах Эмптимора, солнце уже садилось, окрашивая серые здания с заколоченными окнами в более оптимистичные оранжевые тона. Мы ехали вдоль оживленной набережной, где в бирюзовой воде плескались кучи мусора. Проплывая сквозь грязные пластиковые бутылки, остатки сетей и упаковки, старые рыбацкие лодки медленно причаливали к берегам с уловом. Я не так представлял себе море, оно всегда мне снилось прозрачно-голубым и чистым. Возможно, дальше от города волны не прибивали к причалам столько мусора.

Зак решил, что мы остановимся в самом дешевом мотеле, благо валютой здесь, как и почти везде, служила провизия, которой у нас было пока достаточно.

В отличие от Миддл-тауна люди не перемещались в Эмптиморе перебежками от дома к дому, они спокойно расхаживали по улицам, общались, смеялись и галдели. Их совсем не пугал тот факт, что шум может привлечь безликих к границе.

Город разврата манил погрузиться в него полностью, отведать похлёбки из местной тухлой рыбы, попытать счастья в блэкджеке и покере, а так же зацепить парочку сговорчивых девиц. Ночью он не вымирал, теплясь остатками жизни в заколоченных домах, вероятно, он весь светился и гомонил сотнями и тысячами голосов разных людей. Жизнь в самом низшем ее проявлении здесь била ключом круглые сутки.

Мы подъехали к мотелю или тому месту, что считалось им. Это было довольно большое здание бывшего театра со всей помпезностью колонн и огромных барочных арок. Зак пристегнул мотоцикл цепью к решетчатому забору, и толкнул меня в спину, чтобы я шёл вперед.

– Пошевеливайся, чего встал, как вкопанный?

Вблизи здание уже не казалось таким прекрасным, оно медленно разрушалось от морского ветра и отсутствия должного ухода. Облицовка сыпалась кусками, обнажая серый бетон и металлический каркас. Нас встретил улыбчивый тип с пожелтевшими зубами в каком-то дурацком замызганном камзоле и жабо, явно не из этого века, казалось, он готов обнять и расцеловать нас.

– Господа, добро пожаловать в наш чудесный мотель! Правила простые: внутри не стреляем, ничего не поджигаем и следим за своими вещами. Мы всегда вам рады, но оплата вперёд!

Зак всучил ему увесистый пакет.

– Что это? – тип принялся изучать его содержимое.

– Свинина в уксусе, свежая! А так же соль, перец и розмарин. Надеюсь, этого хватит, чтобы мы смогли отдохнуть тут пару ночей?

Тип улыбнулся еще шире, оказалось, что дальше у него просто не было зубов.

– К вашим услугам, господа, мотель «Дрим»! – Он жестом пригласил нас внутрь.

Сразу за массивными дверьми открывался вид на огромную мраморную лестницу, ведущую на второй этаж. На окнах висели пыльные, бордовые, бархатные занавески, изъеденные молью и пропахшие дымом. Куча мёртвых мотыльков и мух валялись там же. По дороге наш гид, представившийся, как Гэрри, рассказывал, что у них тут живут целыми семьями, а я всё удивлялся тому, каким ужасным было это сочетание – некогда возвышенная культурная постройка с остатками фресок и росписью, бархатные шторы и множество разваливающихся кроватей, стоявших неровными рядами везде, где только можно было их воткнуть. Пару раз я видел людей, просто лежавших на полу на матрасах, набитых сеном.

Город веселья был не очень-то весел внутри. Кое-где люди жгли огонь прямо в каких-то тазах и бочках, готовя на нем еду и греясь, поэтому абсолютно всё здесь пропахло гарью и покрылось копотью.

Гэрри показал нам наши места на втором этаже, рядом с лестницей. С них было хорошо видно, кто поднимается по ней, и, раскланявшись, он свалил прочь. На стене висел пожелтевший лист со сводом нехитрых правил, а так же схема города с красными метками борделей и баров. Зак отодрал ее от стены и сунул себе в карман, предварительно сделав вид, что изучает сам план, а не красные метки.

Я лёг на кровать и посмотрел в потолок, представлявший собой свод, разрисованный звёздами и ночными облаками. Часть росписи успела облупиться, но он до сих пор смотрелся впечатляюще. Я никогда не был в театре, в нашем городке был всего один, но в каком-то скромном неприметном здании. Мне всегда казалось, что это очень скучно, и я предпочитал кино. Перевёрнутый с ног на голову мир заставил меня поехать на море и очутиться в театре, где актерами были мы сами и тот типа Гэрри в грязном жабо.

– Я пойду в город, пропущу пару стаканчиков, узнаю, как и что тут, может, поищу послание. Ты тоже можешь валить куда хочешь, вещи свои я тебе всё равно не доверю, так что сторожить тут нечего, смотри только, чтобы тебя не грохнули. В игры не ввязывайся, на подозрительные лодки не садись.

– Я пока останусь.

– Как знаешь, но если надумаешь свалить, возвращайся хотя бы к утру, может, мы не будем задерживаться в Эмптиморе, если я найду то, что нам надо, – с этими словами он кинул мне кусок хлеба и луковицу.

Зак огляделся по сторонам и заговорил чуть тише:

– Посмотри на них, – кивнул он головой в сторону какой-то молодой семьи с грудным младенцем, – Это полный отрыв башки – заводить детей в такое время, малой не продержится и пары месяцев, но желание размножаться сильнее смерти.

– Они, наверное, любят его и друг друга.

Зак плюнул на пол:

– Ты серьёзно? В любой момент их могут убить, они уязвимы с такой ношей, я уже не говорю про то, что безликие обожают лакомиться детенышами, но нет, надо играть в семью, у них даже дома нет, ночуют в каком-то бомжатнике вместе с преступниками и любителями дешевых шлюх, а всё туда же!

– Тебе не понять!

– Естественно, я вообще не понимаю никакую тупость, только ты на это способен!

Он поднялся, посмотрел еще раз на эту семью и покачал головой.

– Запомни, Алрой, выживает сильнейший, кто сильнее, тот и прав, тут нет других правил, либо ты, либо тебя!

К моему облегчению, Зак, наконец-то, пошел вниз, продолжая причитать себе под нос. Я проводил его взглядом и снова уставился в потолок. У нас в городе говорили, что Зак убил своих родителей, просто размозжил им головы и закопал в саду. Когда его семья потеряла ферму, они переехали, и жили где-то на окраине в трейлере. Я не знаю, правда это или нет, но я уверен, что он был способен на такое. После того, какой мой друг Ник поправился и вышел из больницы, он отказался общаться со мной, сказав, что этот ублюдок покалечил его из-за меня, потому что я был его другом. Я понятия не имею, почему Зак так ненавидел именно меня, почему он ненавидел всех, кто был, так или иначе, знаком со мной? Но, когда его преследования прекратились, я почувствовал свободу и непередаваемую радость, даже оставшись без единственного друга. Позже я поступил в колледж, и мы никогда больше не виделись с Ником. Интересно, жив ли он сейчас? Не сожрали ли его, ведь с плохим зрением у него так мало шансов. Эта мысль заставила меня поёжиться. Скорее всего Ник уже давно был мёртв.

Однажды ночью, когда я приехал на каникулы к родителям, я услышал, как на улице кричат люди, и почувствовал запах огня, где-то рядом, видимо, вспыхнул пожар. Я выглянул в окно и увидел десятки человек, бегущих по дороге, и, затем, заметил нечто, что напугало меня почти до бесчувствия. Это были ОНИ! Позже мы назовём их безликими за отсутствие определённого вида и способность мимикрировать под людей, натягивая их кожу. Но в ту ночь они предстали предо мной в своём истинном ужасающем обличии. Безликие прыгали на людей, издавая какой-то клокочущий звук, и в секунду от тех оставалась только кожа на асфальте. Они высасывали всех, как какие-то чёртовы гигантские пауки, умеющие растворять другое насекомое изнутри. Я стоял, завороженный этим ужасающим зрелищем, не в силах сдвинуться с места.

Раздался хруст черепицы, по карнизу пробежалась скрюченная тень, они добрались и до моего дома… Безликий заглянул в моё окно, забравшись на карниз.

Я прижался к стене, сердце молотилось просто бешено, дыхание сбивалось. И тут я услышал голоса родителей, мама говорила отцу, что надо взять ружье и проверить, что за крики на улице и что за шум? Я должен был предупредить их, чтобы они не смели спускаться вниз, я должен был закричать, но безликий прильнул к окну, высматривая свежее мясо. Я был всего в паре дюймов от него, нас разделяла лишь оконная рама и стекло. Слышал, как родители идут вниз, но не мог пошевелиться, он бы кинулся в окно и, разбив его, убил бы меня первым. Я поддался панике и прилип к этой чёртовой стене!

И только когда снизу донеслись отчаянные вопли матери, безликий ринулся к крыльцу, и я наконец-то смог побежать в холл. Но было уже слишком поздно. Они убили их! Нахлынувшая на меня внезапная ярость заставила схватить катану и отрубить безликому голову, а затем и второму. Это случилось за пару секунд, как вспышка молнии. Я мог бы прибежать раньше, я мог бы спасти их, но я оказался слишком труслив. А теперь я стоял посреди своего дома, в луже крови собственных родителей, с ошмётками их кожи в ногах, и чувствовал, как всё самое светлое умирает во мне. В ту ночь эти твари убили не только моих родных, они убили часть меня…

7

Зак

На город опускался вечер, обрисовывая облупившиеся фасады домов золотисто-кровавым светом. Вопреки моим предположениям, народа на улицах только прибавилось. Слишком много подозрительных личностей, да что скрывать – я и сам крайне подозрителен в своём кожаном плаще и лётных очках. Боковым зрением, я следил за серыми тенями, стараясь держать руку поближе к пистолету.

Впереди в вечернем полумраке светилась вывеска бара «Райские кущи». Интересно, откуда у них электричество? Бензогенератор или, может быть, ветряные мельницы? Впрочем, это не самый важный вопрос. Моя фляга опустела и трубы горят – вот что волновало меня на данный момент. Толкнув тяжёлую дверь, я шагнул в душный полумрак бара. Всё происходящее внутри напоминало некий футуристический салун Дикого Запада. Несколько крепкого вида ребят играли на бильярде, мутные типы ютились по углам, отсвечивая огоньками сигарет, полуголые женщины курсировали от столика к столику – шлюхи или официантки, кто их разберёт?

Никто не обратил на меня особого внимания, чему я был несказанно рад. За барной стойкой стоял мрачного вида мужик в широкополой шляпе. К нему-то я и направился первым делом.

– Виски без льда? – спросил он, поднимая на меня свои тёмные глаза.

Я усмехнулся:

– Как ты угадал?

– Я двадцать лет работаю барменом, и вряд ли кто-то знает людей лучше меня.

Я полез в карман, по старой привычке ища там деньги.

– Чем принимаете оплату? – спросил я, чувствуя себя абсолютным дебилом.

Бармен поправил шляпу:

– Ныне в ходу совсем другие ценности, нежели в прежнем мире.

Я полез во внутренний карман своего плаща, там у меня было много разного барахла. Например, неделю назад, я снял с трупа настоящие часы «Ролекс». В прежнем мире они стоили несколько тысяч баксов, здесь же я решил сторговаться за четверть галлона виски и стейк. Бармен, на моё счастье, согласился на этот обмен.

Я пил, почти не пьянея, растворяясь в этой атмосфере тёмного бара, словно сливаясь с мелодией Джонни Кэша из старого музыкального автомата.

– Первый раз в нашей дыре? – голос бармена вывел меня из ступора.

– Да, и у вас тут весьма недурно: девочки, бары. В нашем городке все сидят по своим норам, не высовывая носа.

– Безликие изменили нас всех, но сюда люди приезжают, чтобы почувствовать вкус жизни, будто есть в этом какой-то смысл, – он ухмыльнулся, протирая стакан, – Однако друг мой, я думаю, что это только начало вселенского дерьма. Говорят, в Эмптиморе появилось нечто пострашнее безликих. Так что будь осторожен!

– Проповедники с притчами о конце Света?

– Хех, ими уже никого не удивишь! Кадавры, мы называем их так. Один из них даже как-то заполз к нам в бар, но дело было не в мою смену. Мой сменщик Тод тогда поседел за одну ночь. Рассказывал, что этот тип зашел и сел у стойки, от него несло формалином и мочой за милю, когда Тод попросил его вонючую тушу покинуть бар, тот поднял на него голову. Это, друг мой, был мертвец, сшитый из кусков плоти грубыми нитками, как грёбаный Франкенштейн!

– Мертвецы не ходят, приятель, и уж тем более не заглядывают в бар за выпивкой.

– Ты прав, я бы и сам не поверил, но Тода я знаю много лет, он был в ужасе после той ночи, зубы стучат, рожа бледнее, чем у моей покойной матушки. А после я узнал, что такого же мертвеца видели на краю города. Поверь моему слову, это дерьмо неспроста. Мы отступили от Бога, и теперь нечто проникает в наш мир, чтобы уничтожить нас всех, как надоедливых насекомых. Я верю, что кадавров кто-то создал, возможно, этот псих и безликих впустил к нам, чтобы потом наблюдать со стороны, как мы мечемся в панике, предавая друг друга. Всё это очень походит на дьявольские происки: мёртвая плоть, поднявшаяся из могил и моргов, существа, пожирающие нас и натягивающие нашу кожу. Я бы предпочел нашествие проповедников.

– Очень занимательно, – вздохнул я, наполняя самостоятельно новый бокал, – Ты сам-то их видел?

– Нет, и не горю желанием, я бы не хотел поседеть, как Тод.

– Я не боюсь мертвецов, приятель, живые ублюдки куда страшнее любых сказок, и знаешь что? – Я жестом поманил его, и, перегнувшись через стойку бара, заговорил чуть тише, – Я один из таких!

Истории бармена меня не сильно тронули: в мире, где творилась непонятная чертовщина уже не первый день, города полнились легендами и слухами. Что уж греха таить, я и сам был приверженцем истории Спасителя, который знал ответы на все эти чёртовы вопросы. Я прихлебнул своего виски и осмотрелся по сторонам.

Девки подходили ко мне уже третий раз за полчаса, но я был принципиальным, я никогда не платил проституткам. Выглядели они настолько плохо, что я боялся, что они развалятся на ходу: сначала с них слезет кожа, вылетят зубы и глаза повиснут на ниточках нервов. Да уж, сознание порой рисует мне не самые приятные картины. Мой взгляд все же привлекла одна бледная цыпа с фиолетовыми волосами и растёкшейся косметикой. Я находил в ней какое-то особое очарование тлена. Одетая в розовое платье, словно у викторианской куклы, такой неуместный полудетский наряд в этой помойке. Когда она встала, я заметил, на её ногах разные чулки и тяжёлые армейские ботинки. Редко разглядываю то, во что одеты тёлки, но более нелепой бабы я в жизни не встречал.

– Может быть, выпьешь со мной? – спросил я, кивая на всё ещё полную бутылку.

Она подошла ко мне, шелестя множеством нижних юбок. От неё пахло освежителем воздуха и жжёной резиной. Очень странный парфюм, однако.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Меня зовут Аманда, но все зовут меня Вишнёвый Пирог, – её голос звучал как-то подозрительно наивно для данной обстановки.

Я налил ей стакан виски, конечно, меньше чем себе. Она пила и морщилась, плохо скрывая своё отвращение. Ей просто желала забыться. Я сразу понял, что таким, как она, в новом мире не выжить.

– Меня зовут Зак, я из Миддл-тауна. Решил специально посетить ваш город ради таких горячих цып.