Людмила Angel "В твоей коже"

Рука невольно потянулась к пистолету. Щелкнул предохранитель. Раздался выстрел, оглашая округу громом смерти. Мне было плевать, что меня могут услышать другие твари. Вдребезги разлетелись стёкла, затем голова «счастливой мамаши». Остальные твари, наконец-то оторвались от трапезы, чтобы ринуться сквозь разбитое окно на меня и Алроя. Они бежали на нас, а я целился чётко между прорезей глаз, глядя как расцветают цветы чёрно-красной крови, брызги мозгов.

Покончив с «казнью», я приложился к фляге. Приятный жар опалил гортань. Алрой стоял, прислонившись к стене. Его трясло от страха и отвращения. Кажется, в остывшей ночной тишине я слышал, как стучат его зубы.

– Нас ведь могли убить, – выдавил он, наконец.

– Ну что, – ответил я, отворяя дверь дома. – Я думаю, здесь есть, чем поживиться.

Наконец-то поужинав хозяйскими запасами из кладовки, мы отправились наверх. Пришлось предусмотрительно забаррикадировать дверь на чердак, дабы нас не обнаружили новые твари. «Спасибо тебе, сукин сын небесный, за ещё один день существования!», – думал я, забываясь неспокойным сном на пыльном матрасе. Завтра утром, я обязательно дотащусь до Порта Ангелов, чтобы хорошенько оторваться в этом земном Аду.

А ночью снова этот такой знакомый кошмар… Я снова сижу и смотрю сквозь узкую щель в пустоту, ожидая чьи-то шаги. Проснувшись среди ночи, я сделал большой глоток виски, чтобы прогнать это наваждение от которого снова неприятно запульсировал шрам на шее.

3

Алрой

Метаморфозы – самое страшное, что происходит с нами, когда мы попадаем в ужасные ситуации, после которых никто не останется прежним. Я каждый день повторяю себе, что я должен остаться собой и выжить, но это становится всё сложнее и сложнее. Изменившийся мир меняет и меня, и я лечу в эту бездну, поддавшись искушению стать хуже.

Треск огня успокаивает, но здесь по-прежнему довольно промозгло и пахнет плесенью. Зак развел костер прямо посреди чердака, на куске железной обивки. Он сидит перед своим рюкзаком и поедает банку тушенки, смачно причмокивая и обсасывая грязные пальцы, словно ничего не произошло. Иногда мне кажется, что ему по нраву, что мы провалились в этот бесконечный ад. Наконец-то Заки-Зак может делать то, что всегда хотел – стрелять из ствола, бить людей, разорять дома и играть в дурацкую игру «выживет сильнейший».

Док прав, он псих, но я уверен, что Зак не прирежет меня. Хотя, однажды, я проснулся от тупых ударов в живот. Вдребезги пьяный Зак пинал меня, выкрикивая какие-то нечленораздельные ругательства. Я не успел ничего сообразить, как он схватил меня за шиворот и поволок в коридор, в одной руке у него было оружие. И вот тогда я понял, что моя смерть наступит здесь и сейчас от рук этого пьяного в стельку выродка, дышащего на меня помоечным смрадом. Он отбросил меня к стене и направил дуло прямо в лоб, и в эту же секунду его лицо осунулось. Он нахмурил брови, внимательно рассматривая меня.

– Это ты сделал? – Зак ткнул пистолетом мне в лоб.

– Сделал что? – я пытался унять дрожь, но тело не слушалось меня.

– Ты нарисовал знак на своей тупой башке?! – заорал он и тут же согнулся в приступе пьяного кашля.

– Я ничего не рисовал, я спал! Если ты так шутишь, то это не смешно! Убери от меня свою чертову пушку!

Зак сполз на пол по противоположной стене, бросив «дизерт» рядом со мной. Я бы мог дотянуться до него, схватить и прикончить этого придурка, который только что зачем-то хотел убить или напугать меня, я бы мог…

– Это ключ, – выдохнул Зак.

– Что?

– Знак, нарисованный на твоём лбу, это ключ, он означает ключ. Наверное, я не просто так подобрал тебя там на пустоши, он направил меня, а я-то думал, что я сентиментальный болван!

– Ты только что чуть не убил меня!

– И что с того? – хмыкнул Зак, вынимая сигареты из кармана, – Ты прожил даже дольше, чем мог бы любой подобный тебе. Посмотри на себя! Ходишь с этой катаной, волосятки свои в хвостик собираешь, герой гейского комикса, не иначе, да тебя сожрали бы там в поле, если бы не я! Ты хоть одного безликого уложил? Ты хоть знаешь, как они хрипят и извиваются, когда им всаживаешь пулю прямо в голову? Хотя, откуда тебе знать-то? Ты ж всегда прячешься за моей спиной!

– Что значит и что с того? Зачем ты тогда спасал меня от них, чтобы потом прикончить самому? – я испугаться собственной смелости, но слова вырывались бесконтрольно.

Зак махнул рукой и прикурил сигарету.

– Знаешь, Алрой, ты мне никогда не нравился! Еще там в старшей школе, когда я впахивал на ферме отца, как проклятый, ты ходил в этих своих беленьких чистеньких футболочках, фотографируя дурацких птиц и девчонок, ты и сам походил на бабу. Весь такой из пличной семьи, папаша твой, бывший священник, пытался всех учить, как любить Бога. Друзья твои тоже тошнотворные были. Больше всего на свете я мечтал увидеть, как ты рыдаешь! Что, принцесса, нравились тебе мои подарочки?

– Мёртвые голуби и крысы в школьном рюкзаке?

– Они самые, приятель, они самые!

Он как-то странно ухмыльнулся, а затем пристально посмотрел на меня покрасневшими от алкоголя глазами.

– Так ты видел его? – заговорил он чуть тише.

– Кого?

– Спасителя, придурок! Того, кто нарисовал на твоей физиономии знак ключа!

– Я спал, Зак, и ничего не видел.

– Чёрт, а ты еще тупее, чем я думал, пропустил такой момент! Вот бы узнать, кто он? Я мечтаю встретиться с ним, этот парень ведет меня с самого начала ада, он толковый малый, не то, что ты!

– Вероятно, твой толковый парень счел, что я важный человек, раз нарисовал на мне то, что в состоянии прочесть и понять только ты?

– Ох, как бы мне не хотелось соглашаться с тобой, но, видимо, ты часть какого-то ключа, или ты знаешь что-то, что поможет нам. Спаситель не стал бы просто так метить тебя. А так жаль, я бы с удовольствием вынес тебе мозги! Такое настроение зря потрачено!

Я молча недоуменно посмотрел на него. Зак был сама серьезность ровно минуту, а потом хрипло расхохотался.

– Да, не ссы ты! Я пошутил, пошутил… хотя… может и нет…

С тех пор Зак уверен, что я некий ключ к разгадке того, как появились безликие или, как уничтожить их, но проблема в том, что я ничего не знаю. Зря этот его спаситель выбрал меня, и кто он вообще такой? Иногда мне кажется, что Зак сам нарисовал тогда на лбу этот символ, что он просто был так пьян, что не соображал, что делает, в любом случае это, вероятно, спасло мне жизнь, но не остановило его агонию. Иногда я чувствую, насколько сильно он ненавидит меня, и эта ненависть материальна. Ненужные оскорбления, жестокость, грубость. Я был тем самым сынком из благополучной семьи, которого такие, как он, презирают. И мы жили, как враги, только я был слишком труслив, чтобы что-то делать в ответ на его выходки, как и сейчас. Всё, что я могу – это беззвучно рыдать, когда он отрезает мне волосы, разбивает и ломает мои вещи, отнимает у меня еду и воду…

Метаморфозы – это то, что зарождается внутри нас, в глубине нас, и изначально их эффект не заметен, но чем больше проходит времени, тем сильнее изменения, и… некоторые из них необратимы…

Когда безликие сожрали мою семью на моих же глазах, я схватил сувенирную катану и отсёк одному из них голову, кровь и какая-то чёрная жижа брызнули на стены, на мою одежду, залили всё вокруг. Это был наш сосед мистер Том Дикинс… Безликий пришел в его коже к нам… Вспышка отчаянной ярости, высосавшая все силы, заставила меня усомниться, в том, что я знаю себя… Я уже никогда не буду прежним…

Огонь погас, оставив после себя только красные угли, излучающие струящийся тусклый свет. Зак доел тушёнку, запив своим отвратительным пойлом, и лёг спать, подложив под голову рюкзак. Он предлагал мне тоже перекусить перед сном, но после той картины, когда безликие дружной семейкой в коже убитых ими людей поглощали труп, рвотные позывы до сих пор подкатывали к горлу, и я отказался.

Зак был настоящей скотиной, натворившей кучу бед, прежде чем пришли они, но в глубине души у меня теплилась надежда, что этот образ вонючего реднека – лишь защитная оболочка. В прежнем мире он был никому не нужен, а в новом Зак способен вершить судьбы и, по его мнению, исход самого противостояния неизвестным тварям.

4

Зак

С чего началось это дерьмо в моей жизни? Вероятно, с тех пор как я родился в семье фермеров близ Миддл-тауна. С раннего детства я батрачил с утра до ночи, стирая руки до мозолей, крутил хвосты коровам и резал кур.

Мне было лет двенадцать, когда наша ферма разорилась, и дом забрали за долги. Мы переехали в трейлер на окраине города. Отец всё время пил и жил на пособие. Мать где-то пропадала со своими дружками. Её часто видели в баре и близ мотеля. Я был предоставлен сам себе. Из школы меня выперли в десятом классе – разбил головой одного парня писсуар. А дальше только улица. Какая типичная биография любого маргинала, хоть кино снимай. Очередной белый отброс с Юга отчаянно борется за жизнь.

Отец пил, мать где-то шлялась. Я жил в своей «комнате», отделённой картонной перегородкой, слушал хэви-метал, курил марихуану, играл в гаражной группе на бас-гитаре, соблазнял тёлок, разводил их на деньги. Жизнь шла своим чередом до моего двадцатипятилетия. Однажды мать куда-то запропастилась. Она и раньше могла пропасть на неделю или две, но к тому моменту её не было уже несколько месяцев. В день её пропажи отец почему-то содрал всё напольное покрытие в трейлере, тогда я думал, что он искал её заначку амфетамина.

Он перешёл с алкоголя на наркотики и стал очень раздражительным. Мы стали всё чаще ругаться. Из-за того, что я занимаю слишком много места, ворую его пиво из холодильника, не могу устроиться на работу, чтобы содержать нас, ведь он уже немолод.

Однажды поздно вечером я пришёл домой от очередной подружки и понял, что отец перевернул весь трейлер вверх дном, снова искал деньги или наркоту. Он выскочил на меня с горящими глазами.

– Ты сучий выблядок! – кричал он, брызгая зловонной слюной. – Где мои двадцать баксов?!

– Пошёл нахер! – ответил я, – Что ты с хатой сделал, гандон старый?!

Но отец не унимался:

– Вор! Мой сын вор! Родного отца обокрал, ублюдок неблагодарный! – он продолжал метаться по дому, вырывая из головы редкие грязные волосы.

– Я не брал твои деньги! – орал я, хотя не помнил наверняка, всякое со мной случалось порой.

Тогда он схватил меня за горло, его руки всё ещё были сильны. Железный капкан сдавил мне шею, я чувствовал, как кровь стучит в голове, как темнеет в глазах. Собравшись с силой, я взял первый попавшийся предмет, это была моя бас-гитара «Фендер», тяжёлая штука. Она и обрушилась со всей силы на голову моего бати. Он отпустил руки и обмяк, зажимая рукой рану на голове, но я уже не мог остановиться. Корпус гитары оказался крепче человеческого черепа. Отец валялся на полу, истекая кровью, а я всё ещё продолжал бить, пока его лицо не превратилось в кровавую отбивную.

Я остановился перевести дух. Тут меня затошнило, ни то от выпитого, ни то от резкого запаха крови и прочего дерьма, вытекшего из его головы. Я выбежал во двор, и меня долго тошнило желчью под старой ивой. Когда приступ рвоты прошёл, я посмотрел на небо и увидел звёзды, я так редко на них смотрел раньше. «Вот теперь я свободен», – пронеслось у меня в голове. Какая же мелочь – жизнь моего отца по сравнению с вечностью. Кому-то становится жалко, когда один муравей убивает другого? Вот и Вселенной на нас наплевать. У волков же так всегда, когда вожак становится старым и дряхлым, его место занимает новый молодой самец, так и у нас, у двуногих тварей – смена поколений и естественный отбор.

Я вернулся в трейлер. Всё остальное помнится мне довольно смутно. Это просто некий набор слайдов, как паковал его в мусорные мешки, как копал яму во дворе. Главное было управиться до рассвета, дальше я что-нибудь придумаю, потом перезахороню его понадёжнее, когда будет время.

***

Какое-то время моя жизнь была раем. Тусовки в трейлере, без всякого гундёжа над ухом. Больше личного пространства. Вот теперь я ощутил себя по-настоящему взрослым, а не вечным подростком. Отца никто не искал. Всё было хорошо… до тех пор, пока соседский лабрадор не раскопал яму на моей лужайке. Он притащил хозяину обглоданную берцовую кость моего бати. Та ещё приколюха… если бы это происходило не со мной.

И началось: приехали копы, начали копать, нашли брызги крови на стенах. Выкопали отца, зачем-то продолжили рыть дальше и нашли второй труп (как не сложно догадаться – моей матери). Я сразу понял, что это отец её убил и грамотно замёл следы.

Мне сложно описать, что со мной было, я практически не помню, что говорил на допросах. Отрицать что-то здесь было бессмысленно. Слишком уж много улик против меня. Я так и не и не раскаялся. Разумеется, и убийство матери списали на меня, хоть и у них не было весомых улик. Затем суд, и по закону штата мне присудили все прелести электрического стула. И вот я в модном оранжевом комбинезоне, закованный в наручники прибыл в тюрьму для особо опасных преступников в ожидании исполнения своего приговора.

Блок смертников. В клетках мечутся загнанные крысы, ещё вчера считавшие себя волками. Во мне гремела ярость, я бился головой о решётки и стены своей одиночной камеры. Мне хотелось разломать всё вокруг. Этот мир был несправедлив ко мне с самого рождения. У меня не было выбора, у меня не было иного пути. Почему же всё теперь должно кончиться именно так? Эта система нас травит. Мы не имеем возможности выбиться в люди, стать достойными членами общества или просто познать на себе божью милость. Священник на исповеди что-то втирал мне просто это, но я послал его на хуй. Мне не хотелось слушать этот лицемерный бред.

– Иисус умер за наши грехи, сын мой.

– Но не за мои! – кричал я в ярости. – Когда в него забивали гвозди, я ещё не родился.

Он ничего не ответил, а я продолжал:

– Какого хрена вся библия про евреев? Я что еврей, чтобы жить по их законам?! Я белый англосаксонец, мать вашу!

Здесь он тоже не нашёл ответ. Ни у кого нет ответа на мои вопросы к мирозданию. Например, почему именно я?

5

Алрой

Пыльные солнечные лучи, проникающие сквозь маленькое разбитое окошко, разбудили меня. Я приподнялся и огляделся. Зака не было, вероятно, он уже спустился вниз. Разминая затекшую руку, я нехотя пошел за ним.

С кухни доносился шум, играла какая-то совершенно ужасная музыка непонятных годов из хрипящего радио. Я заглянул туда, пританцовывая на месте с зажженной сигаретой в зубах, Зак что-то готовил на плите, совершенно не обращая внимания на источавшие отвратительный запах тела безликих, и недоеденный ими труп, который он просто скинул на пол.

– Что ты делаешь?

Зак подпрыгнул на месте.

– Твою ж мать! Нельзя вот так подкрадываться к людям, я бы мог тебя застрелить случайно, ей-Богу!

– Извини, я не хотел напугать тебя, – я всегда стараюсь лишний раз не злить его, потому что его поведение непредсказуемо.

Он жестом показал мне, чтобы я сел за стол. Но мне не очень хотелось есть на этой кухне среди трупов и смрада.

– У чуваков холодильник просто завален едой, они неплохо жили, пока их самих не съели, – он отпустил язвительный смешок, – Надо же, какая ирония!

Зак поставил сковороду посреди стола и глотнул из фляги.

– Что это?

– Жирная свинина – лучшая еда для мужиков, или ты что, салатик хочешь?

– Было бы неплохо.

– Ешь, что дают и заткнись, у нас не так много времени, вокруг ни души, надо уже двигаться дальше.

Я посмотрел на обгоревшие куски мяса, повар из Зака был так себе. Но, видимо, его это не сильно волновало, он уплетал всё с аппетитом, главное, чтобы было пойло, которым можно хоть бензин запивать.

Я нехотя еле затолкал в себя один не самый обуглившийся кусок, стараясь не смотреть на обстановку вокруг. Зак хмыкнул, его веселил тот факт, что меня мутит ото всего.

– Возьмем с собой часть их еды, всё мы всё равно не унесем, нам надо выживать, а этим ребятам как-то уже по боку.

– Это была целая семья…

– Ага, и безликие весьма забавно скопировали их поведение. Сдается мне, не такие уж они и безмозглые твари, они учатся, находят новые способы обманывать нас. Люди же просто наотрез отказываются понимать, что забаррикадировавшись в своих домах с провизией, они лишь оттягивают неизбежное, безликие всё равно проникнут в любой город, любой дом и сожрут каждого. Пока мы не поймем, откуда они взялись, мы не будем знать, как уничтожить их полностью!

– Док говорит, их создали сами люди!

– Этот старикан много чего рассказывал, я бы на твоем месте не сильно-то ему верил, – он подкурил новую сигарету, дожевав очередной кусок.