– Вопрос у меня только один, – усмехнулся Кельт, – за-чем тебе империя? Если ты провозгласишь себя императором в Галлии, то получишь полную поддержку племён. Ты мог бы установить справедливое правление, укрепить границу, в общем, создать людям условия для нормаль-ного существования. Почему, с какой целью, ты так упор-но пытаешься защитить империю в целом?
– Потому что надеюсь! Надеюсь, что ещё можно предотвратить её полный развал и скатывание в пропасть, откуда нет возврата, – ответил последний римлянин.
– Надежды нет, Аэций. Если бы ты был императором, тогда возможность могла иметь шанс на претворение в реальность. Но при положении дел существующих на данное время, следует предоставить Италии, развиваться, как она желает и может, а самим держаться в Галлии. Укрепить центральную область не составит труда, и местные племена безоговорочно признают твою власть.
– Ты предлагаешь противостоять всемогущему фатуму и сотворить историю в противоречии с его волей? – улыб-нулся Аэций.
– В настоящее время этот якобы всемогущий фатум христиан в твоих собственных руках, Аэций Флавий. Именно ты имеешь возможность направить его в нужное тебе русло. Ты, а не ваш бог, который ничего не решал и не решает, – не согласился Кельт. – Не упускай свой шанс.
– Так кто ты такой, что отрицает фатальность и ставит под сомнение даже существование собственных богов, во что верят и безбожные гунны? Зачем, с какой целью судьба свела нас? – смотря в пространство, задумчиво произнёс римлянин.
Никто не знает тайных троп собственной судьбы. В определённое вечностью время тому, кто ныне носил имя Аэций Флавий, будет вновь предоставлена возможность спасти от полного краха уже другую империю, возникновение которой в данную историческую эпоху никто не мог и предвидеть. И в той ещё несуществующей в мире материи реальности, он с вечно присущим ему пылом и усердием, вновь возьмётся, кажется за совсем безнадёжное дело. Вот только там у него будет больше шансов на успех, чем в этой последней попытке спасти идущий к верной гибели, некогда гордый, заставлявший трепетать полмира и казавшийся вечным Рим.
А тот, кто в этом настоящем имел тело, носившее простое варварское имя-кличку Кельт, покидая покои своего высокопоставленного будущего родственника, раздумывал над преданностью последнего идее, которая, как он небезосновательно считал, давно себя изжила. Империя должна уйти, уступив место под солнцем новым государственным образованиям. Эта нехитрая истина была давным-давно понята Кельтом. Знания и чёткое понимание структуры мира, коими он владел в относительно недавних воплощениях, хотя и не были ныне доступны, тем не менее, преобразовавшись в то, что принято называть интуицией и логическим мышлением, предоставляли ему возможность давать абсолютно недвусмысленную и точную оценку состоянию дел в современной Европе. И Кельт искренне не понимал, почему столь умный и чрезвычайно логичный человек, каким являлся Аэций Флавий, человек которого он искренне уважал, не желает признать очевидного и упорно цепляется за то, чего не вернёшь.
Несмотря ни на что, он постарается выполнить задание возможно более полно и без срывов. Этим чистым, искренним желанием оказать помощь Кельт, как и в битве на Каталаунском поле, незримыми нитями ещё раз при-тянет себя к Аэцию, дабы в одной из жизней вновь помочь ему в трудный момент решить некую неведомую пока проблему. Проблему, которая, равно как и эпоха что её породит, ещё не была проявлена в материальном мире.
Этот призрачный прототип-фантом, заложенный в основу развития исторических событий, что должны будут произойти на планете Земля, ещё прибывал в иных сферах. Следовательно, в своё время должен был появиться и человек, который эту проблему решит. Поскольку на другой стороне баррикад проблемы будут находиться некоторые из старых врагов современного Кельта, он со своей обычной целеустремлённостью и вечным, круто за-мешанном на желании мести упорством, что было свойственно всем без исключения его воплощениям, самостоятельно примется за решение задачи.
Но, ни Кельт, ни Аэций ничего этого ещё не знали и даже не подозревали о подобном будущем. Настоящее звало их решать задачи современного мира, в котором самой большой проблемой являлся великий, что Аэций и Кельт безоговорочно признавали, завоеватель Аттила. Поэтому, не откладывая дела в долгий ящик, Кельт направился в помещение, где жили варвары, с коими он сошёлся ближе всего. Кельт собирался рекрутировать среди них в опасную поездку самых отпетых молчунов, от которых за месяц можно было не услышать ни единого слова.
Кельт быстро набрал отряд, и когда через три недели Аэций вызвал его чтобы узнать как успехи и назначить день отбытия, всё было готово. Отправлявшиеся в экспедицию воины были хорошо вооружены и экипированы с запасными откормленными лошадями, чем представляли реальную силу, с которой на опасном пути возможному противнику придётся считаться.
Аэций, в свою очередь, зная дотошность Кельта в по-добных вопросах, не стал ничего уточнять, а лишь рассказал о человеке, который должен вывести на Илдикду и дал два письма, одно для него, другое для королевы.– Королева варваров умеет читать? – повертел письма в руках, недоверчиво поинтересовался Кельт.
– Умеет, поверь, – уверил Аэций. – Илдикда необычная женщина, недаром в своём племени она слыла за могущественную колдунью. Аттила совершил большую ошибку, когда убил её отца и учинил насилие над ней самой, – усмехнулся он. – Но письма в случае непредвиденных обстоятельств уничтожь.
– Каких именно? – уточнил Кельт.
– Решишь это на месте, думаю, ты разберёшься при необходимости. Теперь главное дорога, а она непроста. Переправишься через Рейн, где его переходил Аттила. Затем спустишься к предгорьям Альп и пойдёшь вдоль Дуная до границ Паннонии, там тебя встретят. Выезжаешь завтра.
Кельт не стал задавать вопросов и, оставив Аэция, поспешил к Летиции. Прошло совсем немного времени, как девушка добровольно отдалась ему, и следовало не толь-ко уведомить её о скором отъезде, но и провести рядом оставшееся им время. Как знать, возможно, они видятся в последний раз.
– Завтра уезжаю, – прямо с порога сообщил он.
– Отец посылает тебя надолго? – кажется, ничуть не удивившись, поинтересовалась Летиция.
Кельт неопределённо повёл плечами.
– Как получится. Надеюсь, что нет.
Летиция подошла к окну.
– Сегодня ночь полнолуния. Говорят, в такое время лучше не начинать серьёзных дел.
– Христианское суеверие, – спокойно возразил Кельт, – у варваров это наилучшее время. Луна помогает путнику тем, что освещает путь и даёт дополнительные силы, дабы он мог достойно выдержать возможные испытания.
– Хорошо, не будем спорить, – согласилась девушка. Давай посидим у окна, – предложила она.
Кельт пододвинул кресло, сел в него сам и усадил подругу на колени. Так они и провели всю ночь.
Утром, когда Кельт был в седле, Летиция подошла к нему и просто сказала:
– Возвращайся скорее, я буду скучать.
Кельт поцеловал девушку прямо с седла, прошептал ей на ухо несколько успокаивающих слов и, махнув рукой Аэцию, тронул коня.
Путь до границ Паннонии занял почти всю зиму. Толь-ко в начале января отряд Кельта достиг предгорий Альп и двинулся вдоль них на восток.
Через пять дней к вечеру, когда Кельт решил что пора останавливаться на ночёвку, за поворотом дороги неожиданно открылась живописная долина одним краем упиравшаяся в почти отвесную каменную стену. При виде этой картины сердце Кельта странно ёкнуло, ему показалось, что он здесь когда-то бывал. Однако физическая память категорически отказывалась вспоминать подобное событие, утверждая, что он ошибается.
Привыкший давать оценку собственным чувствам, Кельт остановил отряд и, приказав всем оставаться на месте, поскакал к стене.
Место было явно необычное, здесь было искажено зрительное восприятие расстояний, из-за которого стена казалась дальше, чем была на самом деле, а посреди не-большой группы произраставших идеально правильным ромбом буков, находился камень в форме идеального овала.
Проведя ладонью по его поверхности, Кельт подумал, что на ощупь это вовсе не камень, а нечто совершенно непонятное при этом излучавшее приятное тепло. Насколько ему было известно, природа ничего подобного не создавала.
Кельт на миг задумался, затем, вспомнив, что в отряде есть уроженец здешних ме0ст, поднял рог и длинно про-трубил, призывая людей.
– Посмотри, – подозвав нужного воина, указал Кельт на камень. – Ко всему прочему он ещё и тёплый. Тебе это ни о чём не говорит?
Воин, как и всё другие в отряде, отнюдь не был трусом, однако вид монолита его сильно взволновал.
– Это камень древних колдунов, они жили здесь задолго до того как пришли мои предки, – держась на корпус лошади позади и не желая приближаться к монументу, сообщил он. – Лучше нам переночевать в другом месте.
– Что за колдуны?
– Точно не знаю, но они могли сдвигать горы и переноситься на огромные расстояния. Перед тем как уйти, колдуны наложили на камни заклятия, дабы никто из людей не смог воспользоваться их силой. Теперь любой, кто захочет проникнуть в их тайну или просто отдохнуть рядом, может умереть страшной смертью. Нам следует немед-ленно отсюда уехать, – настойчиво повторил он.
Но Кельт с интересом озиравший странный камень только усмехнулся.
– С каких пор ты стал так суеверен и пуглив словно христианин, который всю жизнь грешит, а сам при этом страшно боится, что его за грехи не пустят в их рай? Успокойся, все мы когда-то уйдём к предкам. Если это мону-мент язычников, нам он точно не сделает зла. Скорее наоборот, если его попросить он, возможно, окажет по-мощь и предостережёт от опасностей.
И не собираясь менять мнение из-за тревожного сообщения воина, что наверняка сделал бы другой на его месте, Кельт спокойно спрыгнул на землю.
– Забери коня, а меня до утра не беспокоить, – прика-зал он.
Но воины отряда, среди которых оказалось ещё несколько человек знающих о связанных с камнем легендах и успевших поделиться этими сведениями с остальными, не разделяли подобной беспечности. На взгляд варваров такая смелость граничила с безумием, ведь Кельт бросал вызов неведомой силе, а не человеку. Поэтому воины дружно отъехали и принялись раскладывать костры на приличном расстоянии от колдовского монумента.
А Кельт, движимый несвойственным ему нетерпением забрался на камень, где на гладкой поверхности обнаружил непонятный знак, светившийся слабым желтоватым светом. Недолго думая, он бросил попону на притягивающую его словно магнит поверхность и улёгся сверху. В тот же миг камень, что вначале был просто тёплым, неожиданно повысил температуру и словно закутал Кельта в некий тепловой кокон. Теперь, когда он делал выдох, пар у него изо рта не выходил, хотя стояла середина зимы, и было довольно прохладно.
Внутренне удивившись, Кельт не стал глубоко вникать в происходящее, ведь ему было так хорошо и удобно на жёсткой поверхности монолита как никогда ранее в жизни. И уже ночью, когда он, как обычно понаблюдав за звёздами, заснул, камень вдруг начал с ним говорить.
Находясь в полной власти сна и при этом с предельной ясностью осознавая, что спит, Кельт одновременно вёл беседу с камнем, на котором собственно находилось его тело. И это обстоятельство совсем не казалось ему удивительным, словно было вполне обыденным делом. Как не казались удивительными изменившаяся форма и золотистый свет, что при их разговоре начал испускать этот вроде бы неживой кусок твёрдой материи.
Диалог начался сам собой с обычного в среде людей приветствия, с которым камень обратился к Кельту.
– Рад вновь встретить тебя, – сказал он. – И хотя при нашей последней встрече покидая мир материи, я надеялся обрести другой облик, всё вышло, как сказал ты.
– Разве мы встречались? – удивился Кельт.
– Ты не помнишь об этом?
– Это место и твой голос кажутся мне знакомыми, но тебя я не помню.
– Мы встречались не здесь, а далеко на востоке и в другой реальности.
– На Борисфене?
– Намного дальше.
– Я не бывал восточнее Борисфена, – возразил Кельт.
– Ты прошёл длинный путь и бывал во многих местах, но за минувшие столетия всё позабыл. Теперь твоя вечная память не может пробить барьер материальных оков, и я, к сожалению, также этому поспособствовал. Когда-то давно, желая отблагодарить за искренне оказанную помощь, я сообщил интересующие тебя в тот момент сведения, попросив быть осторожнее. Но это был неправильный шаг, ещё более осложнивший и мою собственную судьбу.
– Ты имеешь тело камня из-за меня, – догадался Кельт. – Скажи, что нужно сделать, я помогу.
– Нет-нет, каждый лично отвечает за содеянное, за последствия собственных действий или бездействий и ты здесь не причём. Теперь моя судьба состоит в том, чтобы достойно выдержать испытание, но я хочу тебя предупредить. Сейчас ты направляешься на восток, и это не несёт для тебя осложнений, но остерегайся поездки на юг, где ныне живёт твой старый и заклятый враг, который не преминёт воспользоваться своим положением, дабы получить удовлетворение за прежние обиды. В данной ипостаси твоей судьбой предусмотрена возможность избегнуть этой встречи и надолго направить свою стезю прочь от стези врага. Отсрочка неизбежного благоприятна для вас обоих, дабы предначертанная встреча состоялась, когда вы навечно усвоите всю бессмысленность вражды и мес-ти. Иначе страшная вражда будет переходить вслед за вами из века в век, в каждом воплощении даря то одному, то другому, большие возможности для расправы над недругом.
Но Кельт из всего сказанного ясно уловил только одно, где-то на юге у него имеется тайный недоброжелатель.
Италия – разноцветная молния осветила его сонный разум. Наверняка этот враг жил в Италии! Но откуда у него там враг, ведь он не был в Италии?
– Ты не ошибаешься? – спросил Кельт у камня. – Я никогда не бывал в тех местах, так откуда там взялись мои враги?
– Необязательно быть где-то в этой жизни, чтобы сполна получить взращенные некогда собой плоды, – ответствовал камень. – Твоё собственное творение само найдёт тебя в нужный момент.
Они говорили всю ночь, и вечная память со своей над человеческой пунктуальностью, сохранит все подробности этого необычного общения. Через несколько воплощений, на заре новой поворотной жизни тот, кто был ныне Кельтом, будет наяву пытаться разговаривать с камнями.
Именно подобным образом каждый человек повторяет однажды виденное, либо некогда испытанное, но оставшееся за стеной времени.
«Старый враг! Да кто он такой? – думал Кельт всю оставшуюся часть пути. – Какой враг может ждать меня в Италии, где я никогда не был?»
Он многократно перебрал всех, кто мог, так или иначе, являться ему личным, прямым, либо скрытым врагом. Однако таковых у него не было, если конечно не брать в расчёт всё племя гуннов во главе с Аттилой.
Нет, что-то здесь не сходилось или возможно он чего-то не понял. Но почему именно Италия? Почему это слово всегда вызывало в нём необъяснимое, кажется возникающее на пустом месте чувство тревоги? И это происходит с того самого дня, как он впервые услышал об этой стране. Даже во сне он сразу и безошибочно определил местонахождение своего противника. Непонятно! И, тем не менее, эта опасность, скорее всего, истинна. Кельт был язычником, привыкшим доверять в первую очередь самому себе и своим собственным чувствам, а не поклонником слепой веры во всемогущее божество. Да и жизнь почти в полном одиночестве с раннего детства обострила в нём всё, что изначально заложено в каждом человеке в ка-честве потенциальных, но скрытых возможностей.
Февраль перевалил за вторую половину, когда отряд Кельта достиг границ королевства Аттилы. Словно в подтверждение этого, из заросшего густым кустарником под-леска выехал всадник, и медленно направился навстречу, недвусмысленно показывая этим, что желает говорить с предводителем.
Кельт в свою очередь также тронул коня и встретил шпиона на равном удалении от своих. Что перед ним именно тот, кто необходим, он понял сразу. Аэций не толь-ко подробно описал внешность этого человека, но даже сообщил, во что тот будет одет.
– Аэций шлёт тебе привет и передаёт это послание, – без лишних церемоний перешёл к делу Кельт, протягивая шпиону предназначенное для него письмо.
Шпион быстро пробежал текст глазами, из чего Кельт сделал заключение, что ему было известно именно о его прибытии. Аэций как всегда играл на опережение надвигавшихся событий и заранее побеспокоился сделать не-обходимые распоряжения.
– Королева сейчас в ставке, – ознакомившись с письмом, также без лишних предисловий заговорил шпион. – Аттила находится на охоте и прибудет через три дня. Завтра я устрою тебе с ней встречу. Постарайся обговорить все вопросы в один приём дополнительная встреча может вызвать подозрения. Когда вернётся хан, ты ему представишься, и открытая встреча с Илдикдой станет невозможна. Более ничего сделать для тебя не могу, да и Аэций указывает, чтобы я глубоко не впутывался в это дело.
Далее шпион объяснил, что в целях сокрытия до времени их прибытия воины Кельта должны остаться здесь, а его он отвезёт к святилищу богов, которым поклонялась Илдикда и предупредит её. После переговоров Кельт вер-нётся обратно и на полных основаниях поедет в ставку.
ГЛАВА 6
Положив руки под голову, Кельт непочтительно лежал на каком-то грубом, но явно «священном» столе рядом с алтарём неведомого ему божества и равнодушно смотря в пустые глаза идола, думал о своём.
Илдикда появилась бесшумно словно приведение, возникшее из ничего и, остановившись рядом с развалившимся Кельтом, проговорила:
– Это святилище и все предметы в нём являются священными. Или ты варвар настолько смел, что не боишься гнева божеств?
– Приветствую тебя, королева, – произнес Кельт, покидая свое священное, но неудобное ложе. – Извини, если я невольно нанёс оскорбление твоим богам, но думаю, они на меня не в обиде.
Женщина окинула Кельта внимательным взглядом.
– Оставим этот вопрос богам. Сейчас я готова выслушать тебя, посланник Аэция. Надо полагать, то дело, ради которого он тебя прислал, не входит в компетенцию выс-ших сил, ведь задачи сего мира, равно как и их решения создаются людьми и, увы, чаще всего ради своих собственных низменных целей.
– Не буду спорить с тобой королева, но дело, по которому меня прислал Аэций, должно тебя заинтересовать. Если ты конечно ещё не забыла, кто убил короля бургундов и надругался над тобой.
– Ах, вот в чём причина? – вздёрнула подбородок Илдикда. – Как я сразу не догадалась! Аэций, разбив Аттилу в Галлии, не до конца удовлетворён своей победой, и чтобы обезопасить разваливающуюся империю, желает окончательно убрать его из подлунного мира.
– Ты очень умна королева, я рад, что боги пересекли наши пути и подарили возможность пообщаться с тобой, – с уважением произнёс Кельт. – Гибель империи действительно не за горами и Аэций пытается насколько возможно оттянуть неизбежное.
– Почему Аэций решил, что я стану помогать в осуществлении его замыслов?
– Ваши интересы сейчас совпадают. Месть святое дело, а отправить хана к предкам тебе намного проще, чем кому-то другому. После завершения операции мы сможем скрыться.
– Из ставки хана? Ты обладаешь даром делаться неви-димым или может быть, думаешь, что способен, победить целую армию?
– Не беспокойся об этом. Увезти тебя отсюда только моя забота.
– И что я должна сделать?
– Дать хану вот это, – Кельт осторожно вытащил из-за пазухи заветный мешочек и протянул Илдикде.
– Яд? Великий завоеватель Аттила должен умереть от яда! – подняв на ладони мешочек, словно взвешивая его, презрительно воскликнула женщина.
– Для тебя имеет значение, от чего именно он покинет этот мир?
– Я просто думаю, сколь немощен, стал гордый Рим, если, желая уничтожить сильного врага, прибегает ни к помощи своих прославленных легионов, а яда и слабой женщины. К которой, вдобавок, посылает курьером варвара считающего, что гибель империи не за горами, – Илдикда взяла Кельта руками за плечи и впилась взглядом в его лицо. – Когда Аттила убил отца, я горела одним желанием, вырезать в него живого сердце и скормить собакам на его глазах. Так неужели ты, не жаждешь убить хана в честном поединке при помощи освящённого жрецами оружия?
– Я делаю это по просьбе Аэция Флавия, – ответил Кельт, которого несколько задели последние слова женщины. – И, разумеется, предпочёл бы умертвить хана лично и при помощи меча, но раз это невозможно следует действовать исходя из обстоятельств.
– Что пообещал тебе Аэций?
– Ничего, – просто ответил Кельт.
– За ничего ни один разумный человек не согласится пойти на такое дело, а дураков Последний Римлянин возле себя не держит.
