В той или иной форме ЦИТ просуществовал много десятилетий, в какой же период времени биологические изыскания носили основополагающий характер?
В ЦИТ достаточно трепетно относились к своей истории, тщательно ведя своеобразную летопись развития и достижений. В первом обобщении деятельности учреждения (формально за 1923 г.) приводится история его основания и самого раннего развития[41 - Гольцблят Л. В. Обзор деятельности ЦИТ'а за 1923 год. Москва: Центр. ин-т труда, 1924. 77 с.]. В 1924 г. А. К. Гастев впервые систематизировал эволюцию учреждения, описав основные достижения и процессы за каждый год[42 - Гастев А. На перевале // Организация труда. 1924. №6—7. С. 3—9.]. В следующем году Алексей Капитонович лаконично указывал лишь основные вехи[43 - Гастев А. Установка производства методом ЦИТ (органическое внедрение) // Организация труда. 1925. №3. С.3—60.]:
– 1920 – основание ЦИТ;
– 1921 – лабораторно-производственная выработка установочной методики ЦИТ;
– 1922 – пробная практическая работа по обучению трудовым приемам по методике ЦИТ;
– 1923 – создание курсов инструкторов ЦИТ; установка операций в предприятиях;
– 1924 – массовая подготовка инструкторов, «разброска» их по СССР; общественное признание методики ЦИТ; выпуск инструкторов-операторов; установка операций в предприятиях посредством инструктажа;
– 1925 – общая методическая консолидация ЦИТ; формулировка организационной методики ЦИТ; внедрение в предприятия методом органического обновления.
В 1932 г., когда ЦИТ уже перешёл в ведение народного комиссариата тяжелой промышленности, были описаны следующие исторические периоды его развития с точки зрения методической направленности деятельности[44 - Михайлов А. В. Система ЦИТ. Москва: изд-во Наркомата тяж. пром., 1932. 120 с. (С.17).]:
– до 1924 г. – «узкая база», создание методики обучения;
– 1927 г. – аналитическо-методическое толкование организационно-производственного содержания тенденций социалистической реконструкции и связанного вопроса о типах рабочей силы и формах их подготовки;
– 1928 г. – нормирование труда;
– 1928—1929 гг. – функциональная организация труда и функциональной системы обучения.
Наконец, в монографии, приуроченной к 20-летию Института в 1940 г., появилась следующая периодизация[45 - Сметанин А. В. Двадцать лет работы ЦИТ в социалистической промышленности // Организация труда. 1940. №4. С. 4—12.]:
– 1920—1924 гг. – возникновение и начало работы;
– 1925—1929 гг. – широкая практическая работа по подготовке кадров;
– 1930—1934 гг. – развёртывание работ по организации труда и производства;
– 1935—1936 гг. – комплексное проектирование производственных участков и развёртывание работ по агрегатному станкостроению;
– 1937—1940 гг. – переход на работу в авиационной промышленности.
В более современных исторических исследованиях альтернативных предложений по периодизации не выявлено.
Исходя из приведенных данных очевидно, что в 1920-е гг. ЦИТ фокусировался на научном развитии методологий и обучении (фактически это уровень отдельно взятого работника), а в 1930-е гг. перешёл на проектирование и организацию производства (уровень целого предприятия), а потом и вовсе на узкую специализацию в виде самолётостроения (фактически с конца 1930-х и до настоящего времени).
Таким образом, периодом институционализации и развития научных исследований в области психофизиологии в ЦИТ можно полагать 1920-е – первую половину 1930 гг. Вместе с тем, для раскрытия событий и процессов, обусловивших появление биологической линии научных изысканий Института, следует обратиться к истокам появления этого учреждения, а значит рассмотреть и отдельные аспекты становления личности А. К. Гастева как учёного. Исходя из сказанного отмечаем, что хронологические рамки нашего исследования охватывают периоды 1900—1935 гг.
Территориальные рамки преимущественно ограничены деятельностью основной базы Центрального института труда в г. Москве.
Целью данной работы стала реконструкция истории зарождения, развития и институционализации биологического (психофизиологического) направления научных исследований Центрального института труда в период 1920-х – первой половины 1930-х гг., выявление влияния соответствующих исследований на отрасли биомедицинских наук, определение вклада и приоритета отечественных учёных.
Источниковая база исследования представлена совокупностью опубликованных и неопубликованных документов. В основу положены письменные источники (научные труды – статьи, монографии, брошюры; законодательные акты; делопроизводственная документация; периодическая печать; публицистические издания); изобразительные источники (фотоизображения из научных трудов и периодической печати); материалы личного происхождения (в том числе, эго-материалы сотрудника Национального института авиационных технологий Николая Ивановича Серёгина).
В ходе работы над монографией использованы письменные источники из фондов ФГБУ «Российская государственная библиотека», документы из Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), архива Российской академии наук (АРАН), Российского государственного архива литературы и искусства (РГАЛИ), Российского государственного архива экономики (РГАЭ), Российского государственного архива в г. Самара (РГАС), Российского государственного архива кинофотодокументов (РГАКФД). Детальная информация об использованных фондах приведена в конце монографии.
Целый ряд материалов и документов впервые вводится в научный оборот.
Итак, «среднестатистический» физиолог 1920-х годов исследовал рефлексы собаки, жёстко зафиксированной в специальном приспособлении, или расчленял лягушку, формируя нервно-мышечный препарат. В ходе десятков и сотен экспериментов по крупинкам накапливались знания о функционировании живого организма. Но Гастев поставил вопрос по-другому: вот завод, на заводе рабочий, у рабочего в руках молоток и зубило; как результаты препаровки лягушки можно применить для улучшения конкретной трудовой операции? Чистая теория ЦИТу была неинтересна, как и крупинки фундаментальных знаний. Научные изыскания должны сразу давать практический результат. Для большинства учёных-психофизиологов того времени такой подход был неприемлем или вовсе непонятен. Однако находились и те, кто принимал вызов…
Технический комментарий автора
Оригинальный стиль письменного изложения А. К. Гастева включал обязательное акцентирование отдельных слов и словосочетаний. В монографии приводится довольно много цитат, так отмечены в них оригинальные акценты. Вместе с тем, автор также взял на себя смелость акцентировать определённые термины и мысли, которые отмечены в тексте таким образом. В цитатах сохранены оригинальные пунктуация и орфография.
ГЛАВА 1. СОЗДАНИЕ ЦЕНТРАЛЬНОГО ИНСТИТУТА ТРУДА
1.1. Гастев
Нам надо стоять на базе разбуженных к
новой невиданной жизни рабочих масс и
купать их в остром огне научных проблем века.
А. К. Гастев
Алексей Капитонович Гастев родился 26 сентября (8 октября) 1882 года в городе Суздале в семье служащих. Его отец Капитон Васильевич был учителем в церковно-приходской школе при Вознесенской церкви, а мать Екатерина Николаевна – портнихой. Едва окончив трёхклассное училище, 19-летний Алексей погружается в политическую и революционную борьбу. В 1901 г. он вступает в Российскую социал-демократическую рабочую партию (РСДРП). С этого момента начинается полулегальный, насыщенный отчаянными событиями период его жизни. Создание подпольных организаций, руководство рабочими дружинами, аресты, розыск, ссылки и побеги… В активный революционный период – вплоть до 1917 г. – товарищ Лаврентий (такова подпольная кличка Гастева) известен как идейный руководитель, агитатор, боевик, председатель совета рабочих депутатов, чрезвычайный комиссар, делегат партийных съездов. Он знаком с В. И. Лениным, М. И. Калининым, А. В. Луначарским[46 - ГАРФ Ф. Р7927. Оп. 1. Д. 1. Л.1—5, 9, 27—28, 32—34; ГАРФ Ф.7927. Оп.1. Д.56. Л.1—2; ГАРФ Ф. 5451. Оп. 63. Д. 211; Ткаченко-Гастев А. В. «Овидий горняков» и его метаморфозы. Эволюция взглядов Алексея Гастева в контексте русской революции / Гастевские чтения, 2017: материалы научно-практической конференции, посвященной 135-летию со дня рождения А. К. Гастева (1882—1939). Москва: Изд-во МПСУ, 2019. С.7—30.]. А ещё А. К. Гастев – поэт и писатель, под семью разными псевдонимами он печатается с 1904 г. Из-под его пера выходит полу-ритмическая проза, стихотворения, рассказы о ссылках и стачках, о фантастическом будущем… О творчестве Алексея Капитоновича положительно отзывались А. М. Горький, В. Я. Брюсов[47 - ГАРФ Ф. Р7927. Оп. 1. Д. 1. Л. 8.], а по свидетельству В. О. Перцова «Маяковский видел в Гастеве идейного союзника и хотел работать в литературе вместе с ним»[48 - ГАРФ Ф. Р7927. Оп. 1. Д. 1. Л. 28—30.].
В контексте данного исследования важно выделить следующие биографические факты. Окончив в Суздале технические курсы, А. К. Гастев переехал в Москву, поступил в Учительский институт, изучал слесарное и столярное дело. В 1907 г. он вступил в профессиональный союз работников металлообрабатывающей промышленности (металлистов)[49 - ГАРФ Ф. Р7927. Оп.1. Д.65. Л.1,3; Борисов Р. Первая лаборатория // Ленинградские магистрали. 1972. №74 (2234). С.2.] – событие, предопределившее его судьбу. В периоды как относительно легального, так и нелегального существования А. К. Гастев трудился на различных заводах; он – рабочий, слесарь, досконально знающий реалии промышленных предприятий. В 1908 г. в Санкт-Петербурге Гастев работал на постройке мостов, в 1906—1910 гг. – в Василеостровском трамвайном парке, в 1910—1912 гг. – на заводах во Франции[50 - ГАРФ Ф. Р7927. Оп. 1. Д. 1. Л. 9.]. В 1913 г. он работал на Петроградских заводах акционерного общества «Я. М. Айваз», в то время одном из наиболее прогрессивных, с точки зрения организации и управления, промышленных предприятий. На «заводах Айваза» реализовывались подходы и методики американского инженера Ф. У. Тейлора (1856—1915) – первые в своем роде разработки по научной организации труда (НОТ)[51 - Кравченко А. И. История менеджмента: Учебное пособие для вузов. 5-е изд. М.: Академический Проект: Трикста, 2005. 560 с.].
Отметим, что 14 лет (с 1903 по 1917 гг.) А. К. Гастев жил на нелегальном положении. Он не мог выступать официально, «не считая мелких статей в легальных журналах». По его собственному утверждению свои идеи в этот период «трактовал» в художественной форме, благодаря чему сложилась книга «Поэзия рабочего удара». Гастев – поэт, писатель, фантаст; в среде футуристов и конструктивистов он создаёт собственный стиль. Строки его стихов рисуют в сознании грохочущие заводы, гудки и клубы пара. Его проза – это художественное изложение зарождающихся научных идей, предчувствие победы индустриализации и нового мира. В 1921 г. он издал своё последнее литературное произведение – книгу «Пачка ордеров», после чего предложил и осуществил «самый радикальный подход – выход из искусства». Гастев-поэт «замолк, полностью отдавшись ЦИТу, организацию которого он творил, как истинно поэтическое произведение». Центральный институт труда заполнил всю его жизнь и стал «последним художественным произведением» Алексея Капитоновича[52 - Перцов В. О. От свидетеля…].
Осмысление опыта организации производства и сама идея научного подхода – ключевые процессы биографии Алексея Капитоновича. Впрочем лучше всего о них рассказал сам герой…
Путь к науке А. К. Гастева, по его собственному свидетельству, начался в 1908 г. и к 1927 году включал 13 лабораторий[53 - Гастев А. К. Установка производства…, 1927 (С.4—8); Гастев А. На перевале…].
Алексей Капитонович утверждал, что мысль о новой науке – «социальной постройке предприятий» – впервые пришла к нему в 1908 г. в период работы на стройке мостов на Петербургском Гагаринском буяне. Здесь «блеснули первые, потом отодвинутые жизнью проблески методологии, известной потом как методика ЦИТа»[54 - ГАРФ Ф. Р7927. Оп.1. Д.65. Л.1,3; Борисов Р. Первая лаборатория // Ленинградские магистрали. 1972. №74 (2234). С.2.]. Впрочем первые «проблески» не исчезли вовсе, а нашли некоторое отражение в публикациях Гастева под псевдонимами «Васильев» и «Назаров» в журнале «Металлист» (1908—1909 гг.) с критикой «американской системы» заработной платы, вводимой на казённых предприятиях, обсуждением вопросов организационно-цехового производства[55 - ГАРФ Ф. Р5451. Оп. 63. Д. 211. Л.24; Гастев А. К. Профессиональные союзы и организация труда. Ленинград: Ленингр. губ. сов. проф. союзов, 1924. 87 с.].
После «проблеска» последовали тринадцать «лабораторий», выковавших из юного слесаря выдающегося лидера научной школы[56 - Гастев А. К. Установка производства…, 1927 (С.4—8).].
Лаборатория №1. Василеостровской трамвайный парк в Санкт-Петербурге, 1908—1910 гг., где А. К. Гастев работал слесарем и регистратором производственных операций в мастерских. Здесь он столкнулся с интересной попыткой организовать научную лабораторию, задача которой – внести элементы научной организации труда в ремонтные работы. В парке «причудливо сочетался крайний примитивизм рабочего состава и состава мастеров с несколько необычным просвещенным руководством со стороны начальника парка, инж. Павлицкого». Этот руководитель организовал «особый музей, в которой были обозначены и расположены по определенной системе все изученные части при ремонте вагонов». Музей стал для Гастева «недурной организационной школой», позволил соединить «свои небогатые теоретико-статистические знания с эмпирикой ремонта, уложенного <…> в определенные градации, в определенную систему»[57 - Там же.]. Фактически здесь впервые А. К. Гастев получил опыт научной систематизации и попытался применить «свои мысли и выкладки об организации труда на практике»[58 - Бедрий Д. А. и др. А. К. Гастев и наука о труде // ЭКО. 1983. №6 (108). С. 100.].
Лаборатория №2. Французские заводы, 1910—1912 гг. Будучи «в изгнании» за границей А. К. Гастев работал на производстве по изготовлению паровых машины и наладке котельного оборудования, а также на автомобильных заводах. В качестве обычного рабочего ему удалось изучить систему заводских инструментальных приспособлений, систему текущих браковок, а главное, познакомиться «с интереснейшим заводским учреждением – „бюро изысканий“». Такие бюро представляли собой лаборатории «нового типа», в целом похожие на университетские, но занятые исключительно разрешением текущих проблем по монтажу и эксплуатации автомобиля. Здесь А. К. Гастев впервые вникает в вопрос организации научной работы при предприятиях, непосредственно сталкивается с «тейлоризмом». Он отмечал, что университетские лаборатории обычно поражали «внешней неряшливостью», а вот заводские отличались «строгой оперативностью и чистотой работы»[59 - Гастев А. К. Установка производства…, 1927 (С.4—8).]. Во время пребывания в Париже, параллельно с работай на заводах, Гастев учится в Высшей школе социальных наук.
Период двух первых лабораторий был для Алексея Капитоновича временем «скитаний из страны в страну, с завода в завод <…> Живя в этом мире заводов, расположенных в разных частях света и государствах» он всё больше проникался «мыслью нормализации и тренировки трудового приёма»[60 - Гастев А. К. Трудовые установки. Структура. Анализ. Обоснование. Курсы. Ч. 1. Москва: Центр. ин-т труда, 1924. 302 с. (С.87).].
Лаборатория №3. Завод акционерного общества «Я. М. Айваз» в Санкт-Петербурге, 1913—1914 гг. – один из крупнейших заводов того времени, который отличался передовым подходом к управлению и смело проводил «новую организационную систему индустрии». Вся работа его выстраивалась «чисто экспериментально», внедрялся «тейлоризм», была создана оригинальная система этапных браковок. Именно здесь Алексей Капитонович сфокусировался на проблематике нормирования. Он вёл наблюдения над нормами выработки отдельных рабочих, по его собственным словам вскрыл «производственный анархизм в поведении русского пролетариата». Зато с тех пор идея норм стала занимать его «как определённый социальный фактор, как определённое социальное явление». Он критично осмыслил систему Тейлора. В отличие от неё Гастев стал рассматривать вопрос нормирования не как исключительно проблему повышения выработки, а как «определённую социальную силу» и «показатель социально-производственного развития пролетариата»[61 - Гастев А. К. Установка производства…, 1927 (С.4—8).].
Лаборатория №4. Тюрьма, 1914 г. Живший на нелегальном положении А. К. Гастев раскрыт и арестован. Вынужденная резкая остановка, как ни парадоксально, сыграла важную роль в его развитии как учёного. В «тиши» каземата он перебирал, анализировал и упорядочивал накопленные знания: «многократные тюремные сидки не только для меня сыграли роль идейного конденсатора. Вот почему тюремная камера, несмотря на свои решетки, так обаятельна, особенно… в прошлом». Алексей Капитонович изучал тюремную библиотеку, пересмотрев все издания о социальных нормах пролетариата и социально-производственных нормах (занятно, что в ней нашлись и такие труды). Именно здесь он сформулировал для себя обобщение в виде «руководящего начала» по подходу к заводу и к отдельной работе сугубо с точки зрения определенных норм. По собственному утверждению Алексея Капитоновича это обобщение имело позднее фундаментальное значение для создания «методики ЦИТ»[62 - Там же.]. А ещё именно в тюрьмах Гастев писал свои стихи[63 - Перцов В. О. От свидетеля…].
Лаборатория №5. Нарымская ссылка, 1914 г. Здесь А. К. Гастев продолжил систематизацию, проведя «общефилософскую формулировку всего того эмпирического материала», который был накоплен им ранее и в России, и за рубежом.
По утверждению Алексея Капитоновича именно в ссылке в Нарыме ему впервые пришла идея «социально-инженерной машины», когда он читал реферат о новой индустрии, развитии и организации завода, о заводе-машине перед «сравнительно избранной по современному пониманию публикой». По-видимому, одним из участников аудитории в сибирской глуши, слушавшей этот реферат, был член Президиума Центрального комитета (ЦК) Союза металлистов Б. Г. Козелев (1891—1937). Позже, в своих воспоминаниях он указывал, что идеи НОТ полностью захватили Гастева именно в период ссылки в Нарым: «Мы невольно вспоминаем Алексея Капитоновича Гастева в далекой тайге, в Сибири – он ещё там мечтал о научной организации труда и производства»[64 - Пятилетие ЦИТ’а // Организация труда. 1925. №6. С. 57—81 (С.69).].
Суть идеи Гастева состояла в достижении «невиданной производительности» труда за счёт «органического скрепления человеческого фактора с остальной трудовой обстановкой, которое целиком разрешило бы проблему человеческого труда и всех возникающих в связи с этим взаимоотношений в окружающей среде в самом широком смысле. Это идея социально-инженерной машины, где человек выступает уже не как индивидуум, как субъект работы, а как единица комплекса, как составная часть целого организма, трудовой организации»[65 - ЦИТ 5 лет. 1920—1925. Москва: Изд. ЦИТ-ВЦСПС, 1925. 107 с. (С. 60).].
Итак, идея объединения организационно-технического и социального (биологического) подхода в организации труда довольно точно датирована самим Гастевым, она «впервые вскрыта в подполье и потом вынашивалась с определенной силой»[66 - ГАРФ Ф.7927. Оп.1. Д.21. Л.7—8.].
Лаборатория №6. Центральный комитет профессионального союза металлистов, 1917 г. Тут, во время «интереснейшей работы на заводах во время революции», Гастев находит сторонников своих идей об организации труда – таких же лидеров профсоюзного движения, как и он сам – А. З. Гольцмана и В. Ф. Оборина. В профсоюзе идет работа по тарификации оплаты труда и соответствующей классификации видов и характера работы. Инициативная группа «вскрывает классы, подклассы, группы и серии пролетариата», то есть систематизирует и классифицирует трудящийся состав. Со слов Алексея Капитоновича это позволило «скрестить предыдущую эмпирику» с «обобщающими концепциями», сформированными в тюрьме и ссылке[67 - Гастев А. К. Установка производства…, 1927 (С.4—8).].
Лаборатория №7. Завод Всеобщей компании электричества в Харькове, 1918 г. На заводе Гастев вёл «поистине лабораторную» работу, осуществлял массовое наблюдение, сводил и анализировал его результаты, формировал практические предложения, которые «вводились на заводе, несмотря на их организационный радикализм». Этот период стал ключевым в персональной научной эволюции А. К. Гастева. Во-первых, в этот момент формировалась концепция «узкой базы», которая в дальнейшем стала фундаментом для всей научно-изыскательной, образовательной и консультативной деятельности Центрального института труда, а также его своеобразной визитной карточкой. Вот как это описал сам А. К. Гастев: в Харькове «углубился в молекулярное изучение отдельных операций и приёмов и впервые развил в печати теоретическую попытку построить классификацию в зависимости от самого метода приёма, который рабочий употребляет на заводе». Это и есть будущая «узкая база». Во-вторых, это момент институционализации – первая попытка создать структуры, в том числе самостоятельные, для научного изучения вопросов организации труда и взаимосвязанного с этим обучения. В то время по линии основной деятельности профсоюза металлистов на предприятиях создавались нормировочные бюро – организационно-методические структуры для тарификационной работы. Развивая эту концепцию Алексей Капитонович, опираясь на весь свой предыдущий опыт и идеи, выступил с проектом социально-инженерной школы в Харькове. Далее, и «узкая база», и социально-инженерная школа будут изучены детально.
Лаборатория №8. Завод «Наваль» в Николаеве, 1919 г. Здесь А. К. Гастев обобщал и сводил в единую систему результаты всех предыдущих «жизненных лабораторий». Параллельно он продолжал развивать методы классификации специальностей, вводя систему рабочих характеристик на заводе, а также – вероятно впервые – выступил как педагог, прочитав цикл лекций по системе технических и организационных норм в местном политехническом училище.
Лаборатория №9. Завод «Электросила №5» (позднее – тормозной завод), 1920 г. А. К. Гастев – технический руководитель предприятия; он анализировал работу автомата как «самой совершенной машины», развивал методику обучения работе как на станках, так и с ручным инструментом. Но главное, здесь произошёл чрезвычайно важный для контекста данного исследования момент. Именно здесь Алексей Капитонович определенно решил, что «подход в методике должен обязательно идти через систему определённых инструментально-мускульных операций», крайне важных и перспективных с точки зрения упражнения и тренировки современного рабочего состава. Итак, организационно-технические идеи А. К. Гастева впервые объединились с биологическими, психофизиологическими подходами. При заводе Алексей Капитонович создал технико-нормировочное бюро, но расширил его задачи – именно здесь были предприняты первые попытки проведения психофизиологических изысканий[68 - Там ж.].
В этот же период А. К. Гастев создаёт ЦИТ, который он сам назвал своим «последним художественным произведением»[69 - ГАРФ Ф. Р7927. Оп. 1. Д. 1. Л.9.]! Последующие четыре «лаборатории» – это труд Алексея Капитоновича уже исключительно как учёного и организатора научной работы, лидера научной школы.
Лаборатория №10. Педагогическая лаборатория ЦИТ, 1921—1922 гг. Период становления Института, его структуры и базовых методик; период, «когда при ужасающей бедности небольшая кучка товарищей-сотрудников обладала одним интереснейшим качеством – молодым огнём искания».
Далее чёткая датировка исчезает, так как оставшиеся 3 лаборатории – это поле деятельности А. К. Гастева непосредственно в момент написания им цитируемой нами книги.
Лаборатория №11. Для Алексея Капитоновича – это сам могучий ЦИТ с развернувшимся рядом лабораторий, где ему, не имея прецедентов, удалось «создать фабрику исследования по образцу той индустрии, которая перед глазами автора промчалась в прошлое десятилетие», то есть организовать научную работу на принципах организации работы промышленного предприятия, ввести систему её стандартизации.
Лаборатория №12. Социально-инженерная лаборатория ЦИТ, где А. К. Гастев пытался «практически и теоретически сблизить проблему инженерной работы с проблемой социальной», решая, как технико-конструктивные, так и социально-биологические задачи.
Лаборатория №13. ЦИТ и промышленные предприятия. Теперь Алексей Капитонович утверждал, что «современная индустрия идет к системе лабораторной работы»[70 - Гастев А. К. Установка производства…, 1927 (С.4—8).]. Это значит, что методы постоянного научного анализа («лабораторного метода») должны быть внедрены в сами производственные и управленческие процессы заводов и фабрик.
Вернёмся на несколько шагов назад и попытаемся разобраться, как же случилось так, что из череды весьма условных жизненных «лабораторий» вдруг получился целый институт.
1.2. Профсоюзы, металлисты и научная организация труда
Из глубин трудового народа несем жажду
обновления проклятой работы и превращения её в подлинный мир производственного мятежа и силы.
«ЦИТ 5 лет. 1920 – 1925»
Этапное развитие А. К. Гастева как учёного сочеталось с профсоюзной работой, которая занимала совершенно особенную часть его жизни. В 1907—1910 гг. Алексей Капитонович избирается членом правления «Петербургского союза металлистов», а после Октябрьской революции, в 1917—1918 гг. становится членом исполнительной комиссии, казначеем, а затем входит в состав Центрального комитета Всероссийского союза рабочих-металлистов[71 - ГАРФ Ф. Р7927. Оп. 1. Д. 1. Л. 7.]. В 1917—1918 гг. А. К. Гастев – один из редакторов журнала «Металлист»[72 - Примечательно, что одним из тематических направлений этого, казалось бы, специализированного издания, была охрана здоровья: работа органов здравоохранения по оказанию медицинской помощи металлистам, состояние пунктов первой медицинской помощи, амбулаторий, больниц, домов отдыха и санаториев, разъяснения действующего законодательства о социальном страховании.], издаваемого профессиональным союзом[73 - Металлист: Орган Центрального комитета Всесоюзного союза рабочих металлистов… 1906—1928: [Альбом, посвященный истории и характеристике журнала] / [Составители Р. Э. Коган, И. С. Волошин]; Художественное оформление: Е. Некрасов. Москва: Центр. ком-т Союза рабочих металлистов, 1928. 30 с.].
Именно в профсоюзах зародилась русская, советская наука организации труда. Алексей Капитонович писал: «Ещё на заре открытого рабочего движения в нашей профессиональной среде обнаружился интерес к организации производства. Он, правда не выносился на обсуждение в собраниях, но литературное отражение его можно видеть хотя бы в статьях „Металлиста“ в 1908—1909 годах в Петрограде»[74 - Гастев А. Наши задачи… (С.8).].
В первой четверти ХХ в. базировавшийся в Санкт-Петербурге союз рабочих металлообрабатывающих предприятий (или попросту металлистов) играл ведущую роль в российском профессиональном движении, причём не только в своей отрасли, но и в целом[75 - Булкин Ф.А, Союз металлистов. 1906—1918 гг.: Краткий историч. очерк. Москва: ЦК ВСРМ, 1926. 198 с.]. Лидерство обеспечивали масштабность и инновационность деятельности, готовность и амбициозность оказывать всероссийское влияние, вовсе не замыкаясь в кругу только местных интересов. Удивительно, как в сугубо прикладных, житейских задачах профсоюзной работы родились фундаментальные аспекты научной организации труда.
В профсоюзах вопросы НОТ появились как «производное их борьбы за высокую заработную плату»[76 - Гастев А. К. Профессиональные союзы… (С.18).]. Первым этапом в этом процессе стал сформировавшийся ещё до революции компромисс между собственниками-управленцами и работниками: был принят принцип гарантированного количества работы взамен на гарантию заработка. Принцип требовал наличия чётко сформированных и принятых всеми участниками процесса тарифов. Очевидно, что для разных групп рабочих (по специальностям, опыту, стажу и проч.) тарифы должны были различаться. Так возник вопрос квалификации, то есть разделения трудящихся по различным профессиональным группам, как впрочем и определение видов и характеристик таких групп. Параллельно, потребовалось нормирование труда, как с точки зрения его гарантированного объёма для разных рабочих групп, так и с позиции определения конкретных сумм гарантированной оплаты[77 - Там же.].
Таким образом, одним из ключевых направлений деятельности профессиональных союзов в тот момент времени было нормирование труда и создание тарифов[78 - Перцов В. Эволюция ЦИТ’а и Акц. О-во «Установка» // Организация труда. 1924. №8—9. С.11—18.]. Тарифные вопросы неизбежно переходили в производственно-организационные; здесь нельзя не согласиться с самим Алексеем Капитоновичем, который и усматривал в этих процессах зарождение НОТ[79 - Гастев А. К. Профессиональные союзы…].
Разберём указанные выше процессы более детально.
В 1910-е г. на некоторых петербургских заводах активно внедрялись методы Ф. Тейлора (строгая операционная специализация, точный учёт работы и отдельных операций и т.д.); система управления отличалась гибкостью, открытостью к экспериментам и новациям; рабочие получали более высокую заработную плату. В таких условиях и собственники-управленцы, и работники стремились к улучшениям, не всегда, но довольно часто конструктивно действуя совместно, находя компромиссы. Ещё до войны «рабочая масса», постепенно сливающаяся в профессиональные союзы, выдвинула понятие «нормы выработки», критичное с позиции, прежде всего, справедливой оплаты труда. Начиная же с 1914 г. нормирование стало «бесспорной частью организации труда» в связи с тотальным введением массового производства.
После февральской революции 1917 г. («ещё при Керенском») профсоюзы подходят к необходимости решения организационных вопросов предприятий, формированию системы сдельной оплаты, норм выработки, профессионального подбора рабочих, к проблемам административно-технических функций, инструкторства и учёта работы[80 - Гастев А. 2-я Конференция по НОТ и ЦИТ // Организация труда. 1924. №2—3. С. 32—73.]. Определенным развитием идей нормирования стал коллективный тарифный договор, в том числе включавший не только гарантированную оплату гарантированного объёма работы, но и оплачиваемые отпуска; тарифы предусматривалось определять в специальной расценочной комиссии[81 - Гастев А. К. Профессиональные союзы…; К вопросу о тарифе // Московский металлист. 1917. №3. С.2—3.].
«В начале в тарифах работников интересовала исключительно только номенклатура профессий. С течением времени голая номенклатура оказалась недостаточной, её пришлось дополнять и развивать так называемой квалификацией. Квалификация профессий постепенно усложнялась, вводились все новые и новые формы для характеристики профессий, и в конце концов, оказалось необходимым создание особого типа работников, совершенно новых технических специалистов, которые могли бы давать как технические, так и социальные характеристики различных профессий»[82 - Гольцблят Л. В. Обзор… (С.3).]. Для каждой профессии количество указанных характеристик колебалось от 10 до 30.
Сам А. К. Гастев говорил об этом так: «Когда начали строить тариф, начали заключать коллективные договоры, то сейчас же, автоматически за вопросом чисто экономическим (тариф, ставка, оплата) автоматически стали вопросы технической характеристики рабочих, характеристики работы, характеристики инструмента, а затем фатально встала необходимость биологической характеристики работника, напряжения, которое он испытывает во время работы, и, наконец, фатально встал вопрос об организации предприятия в целом»[83 - Гастев А. 2-я Конференция… (С.36).]. В контексте этого исследования, в этой фразе надо особо подчеркнуть пассаж про биологические характеристики рабочего, свидетельствующий о том, что биологическое направление научно-изыскательной работы ЦИТ было задумано и запланировано изначально, ещё на этапе формирования идеи института.
Ещё одно подтверждение содержится в обзоре первых трёх лет работы ЦИТ: «невозможно было классифицировать профессии только от случая к случаю, а необходимо разработать особый аналитический метод, дающий возможность установить точное неопровергаемое качество для профессиональной характеристики. Вот тогда-то и оказалось, что необходима организация особого учреждения, которое могло бы построить такой классификационный метода. Он тогда намечался по трем линиям: технической – всё, что касается инструмента и самой работы, биологической – всё, что касается состояний и действий работника, и наконец, социально-экономической – всё, что касается вопросов рынка труда и общей экономической политики»[84 - Гольцблят Л. В. Обзор… (С.3).].
Но вернёмся к профсоюзу металлистов, который фактически занимался «тейлоризацией производства». Примечательно, что впервые инициативы по НОТ появились не со стороны владельцев и организаторов производства, но по инициативе металлистов[85 - Гастев А. 2-я Конференция…]. Вместе с тем, в этот период со стороны иных рабочих организаций наблюдается или сдержанное, или даже резко отрицательное отношение к научной системе организации производства. «Только у металлистов с первого же момента тарифной работы, ещё в 1917 году, обнаружилась тенденция к реформированию производственной организации в предприятиях <…> серьёзная агитация за нормы выработки в 1917 году с особенной резкостью выдвинула проблему организации производства и научной постановки живого труда»[86 - Гастев А. Наши задачи… (С.9).].
20—28 июня 1917 г. состоялась Третья Всероссийская конференция профсоюзов, а в её рамках – вторая Всероссийская конференция металлистов. Здесь был сформирован временный всероссийский Центральный комитет ЦК, в который вошли: А. Г. Шляпников (будущий первый народный комиссар труда), А. К. Гастев, И. Волков, В. Г. Чиркин, В. Рубцов, М. П. Владимиров, А. З. Гольцман, А. С. Лабутин, Н. Д. Филиппов. Бюро ЦК возглавил А. Г. Шляпников, его заместителями стали В. Чиркин и А. З. Гольцман, секретарём – А. К. Гастев, казначеем – М. П. Владимиров. Примечательно, что в состав Центрального комитета вошли четыре меньшевика, в том числе Александр Сергеевич Лабутин (будущий сотрудник ЦИТ), избранный как опытный и заслуженный профессиональный работник[87 - Булкин Ф. А. Союз металлистов…; Профессиональное движение // Правда. 1917. №57. С.8—9; Яковлев О. Е. 100-летие Профсоюза энергетиков и электромашиностроителей России: очерки истории. Москва: Спецкнига, 2006. 511 с.].
Деятельность ЦК развивалась по двум направлениям: регулирования и контроля производства; тарифно-нормировочной работе[88 - Гастев А. К. Профессиональные союзы…].
Лето 1917 г. Центральный комитет металлистов преимущественно посвятил переговорам с петербургским обществом фабрикантов о заключении общего тарифного соглашения. В конце концов, к вящей радости профсоюзов, оно было подписано. Для создания единого тарифа при союзе металлистов были созданы центральная расценочная комиссия и тарифный отдел[89 - Булкин Ф. А. Союз металлистов…] – структуры, фактически ведавшие, в том числе, созданием методологий квалификации, нормирования и тарификации.
Разработка тарифов нашла колоссальный отклик в рабочей среде: «На местах всюду проделывается грандиозная организационная работа: из самой глубины рабочей массы являются в союзы представители цехов, в общей лестнице профессий находят свое место, вносят в тариф определенные особенности; самый затхлый, самый отсталый цех, самый отсталый рабочий в тарифной работе осознал свое технико-производственное и социальное значение. На отдельных предприятиях работа по выработке тарифа создавала целые социальные лаборатории»[90 - Гастев А. Тариф металлистов // Московский металлист. 1917. №6. С. 6—10 (С.8).]. В качестве примера такой «социальной лаборатории» А. К. Гастев приводит рабочую группу при заводском комитета Путиловского завода.
Начался 1918 год. Грохот революции, голод, болезни, закипающая Гражданская война.
«Промышленность, брошенная старыми хозяевами и распылённая по тысячам отдельных изолированных рабочих коллективов, доживала свои последние дни». На заводах и фабриках «разруха самого аппарата управления <…>, разложение работающего коллектива, гниение заводского организма», падение – или правильнее сказать отсутствие – производительности труда. Хозяйственные задачи правительства сводились, преимущественно, к поддержке военной промышленности и использованию оставшихся скудных ресурсов для «войны и спасения от гибели городского населения»[91 - Троцкий Л. Д. Преданная революция. М.: Изд-во АСТ, 2024. 352 с. (С. 29).].
В январе в Петрограде (в рамках Всероссийского съезда[92 - ГАРФ Ф. Р7927. Оп. 1. Д. 1. Л. 8.]) собирается Учредительный съезд Всероссийского союза металлистов, где избирается уже постоянный ЦК, в состав которого входят только большевики. Вместе с тем, А. К. Гастев избран во временное Рабочее Бюро, которое также составляют председатель Н. И. Иванов, его заместители М. П. Владимиров и В. В. Косиор, казначей И. Морозов[93 - Яковлев О. Е. 100-летие Профсоюза энергетиков и электромашиностроителей России: очерки истории. Москва: Спецкнига, 2006. 511 с.].
В повестке в основном организационные вопросы, но также есть и тарифная политика[94 - Булкин Ф. А. Союз металлистов…]. Вместе с тем, рабочее движение оказывается в определённом кризисе. Профсоюзные организации, немаловажную роль сыгравшие в революционных событиях, вдруг остались не у дел: от борьбы надо было переходить к системному строительству, восстановлению хозяйства. В новых условиях профсоюзы часто не могли определить своё место в деятельности организаций и учреждений, ведавших народным хозяйством. Оказалось совершенно неясным, как провести границу между госучреждениями, организующими производство, и профсоюзами. Впрочем иногда сама мысль об этой границе была кощунством.
Свое место «в историческом процессе завоевания пролетариатом власти над народным хозяйством» профессиональные союзы нашли целенаправленно и систематически занявшись нормированием труда, в котором они увидели основное средство борьбы с разрухой в промышленной жизни[95 - Гольцман А. Нормирование труда в 1918—1919 гг. // Металлист. 07.11.1919. №12 (20). С.8—9.].
На съезде А. К. Гастев делает доклад о демобилизации промышленности, акцентируя аспекты научной организации труда: «Начиная громадное переустройство нашей промышленности с её технической административной стороны, мы должны проводить систему Тейлора, в полном её объёме. В настоящее время мы можем с социалистической стороны справиться с вредом системы Тейлора; что же касается её чисто технической стороны, – тщательная регистрация работы и регламентация, – мы должны взять её бесповоротно <…> Мы сторонники научной, технической и административной организации предприятий». Гастев критикует методы Тейлора «за систему выжимания пота, за социальные его стороны, за то, что он делает отбор лучших рабочих сил, делает их модельными типами, образцовыми типами». Однако это не пустое политизированное критиканство. Алексей Капитонович предлагает очень конструктивный подход: в противовес «тейлоризму» устанавливать нормы производительности. Он называет американского учёного «гееной капитала <…> в которой были скрыты и ангел и демон» и призывает «беспощадно убить в Тейлоре всё отрицательное, но всё, что в нем есть положительного, мы должны взять безоговорочно»[96 - Полный стенографический отчет с предисловием М. Томскаго / Первый всероссийский съезд профсоюзов 7—14 января 1918 г. Москва: Изд. Всероссийскаго Центральнаго Совета Профессиональных Союзов, 1918. 383 с. (С.169, 184); Гастев А. К. Восстание культуры. Харьков: Молодой рабочий, 1923. 43 с.].
Это первое свидетельство публичного представления А. К. Гастевым своего концептуального отношения к развитию методологий НОТ.
В развитие идей, прозвучавших на съезде, А. К. Гастев, А. З. Гольцман, В. Ф. Оборин, Н. Д. Филиппов формируют концептуальный документ, названный «Платформой рабочего индустриализма» и содержащий «производственные задачи рабочих союзов». В нём излагались взгляды этого методического и идейного «ядра» союза металлистов на пути индустриального развития и организации рабочего класса, звучала идея широкого участия рабочих масс в технической и административной организации предприятий, но главное – заявлялось создание научных структур для изучения вопросов организации труда, причём непосредственно на заводах и фабриках: «в организацию предприятий мы будем вносить производственную гласность, достигаемую созданием диаграммных контор, особых заводско-технических школ, бюро изысканий и показательных мастерских». Соответствующие структуры должны были заниматься вопросами тарифов, норм выработки, обеспечения взаимосвязанных одинаково высоких заработной платы и производительности труда.
Примечательно, что «квалифицированная производительность» и нормы идейно возводились в ранг некого эталона, отклонение от которых – причём как в меньшую, так и в большую (!) стороны – рассматривалось как «общественно-моральное разложение». Вводились понятия «производственного поведения пролетариата» (также подлежащего строгому нормированию наряду с рабочим отдыхом и трудовым темпом) и «социального нормирования» быта, рабочего интеллекта и «новой могущественной этики». Отмечалось, что основу социальному нормированию положила именно тарифная работа. Именно здесь впервые официально обозначены психофизиологические аспекты будущей науки организации труда.
