Был бы он таким умелым и ловким, как многие, о которых кино снимают, Лариса бы не исчезла. Никуда бы не делась из его жизни.
– Игнат Федорович, тут вас спрашивают.
Любочка сидела, поигрывая ножкой, и смотрела на него с любопытством. Трубка городского телефона была плотно прижата к ее груди.
Эту трубку ему теперь надо было поднести к своему уху и вдыхать запах помощницы, который ему не всегда нравился. Нет, когда от нее пахло морозной свежестью и травой, приятно. А когда в нос ударял густой цветочный аромат, даже слегка подташнивало.
Он встал, подошел к ее столу, забрал телефонную трубку, брезгливо поморщился и незаметно от нее вытер ее о рукав новой сорочки. Запаха ее сисек ему сейчас только не хватало!
– Алло! – произнес он требовательно и грозно.
На том конце провода зазвучал тихий торопливый голос молодого дознавателя Марии Дмитриевны Проворовой. Она была старшим лейтенантом, это он помнил очень отчетливо. А еще запомнилось, что она очень скромна и ненапориста – не то что его помощница. Маша была невысокой, аккуратного телосложения, ненавязчивой привлекательности. На такое лицо можно было смотреть часами – не надоест.
– Что, что вы сказали?! – Игнат почувствовал, как на лбу высыпали капли пота.
– Ваша жена недалеко отъехала от Москвы, Игнат Федорович. Она сошла с поезда на маленькой станции, – терпеливо повторила молодой дознаватель Мария Дмитриевна Проворова. – После вашего последнего разговора, который, со слов проводницы, проходил на повышенных тонах, она сошла с поезда.
– Что значит – на повышенных тонах! – поспешил он тут же возмутиться. – Мы никогда не говорили так с Ларисой. Тем более по телефону!
– А вот проводница утверждает, что Лариса с вами ругалась, – настырничала Маша Проворова.
– С чего вы взяли, что моя жена в тот момент беседовала именно со мной? Она могла с кем угодно говорить на повышенных тонах.
– Ан нет, Игнат Федорович, – как будто развеселилась старший лейтенант. – На основании распечаток с телефона вашей супруги, в тот момент она говорила только с вами, и ни с кем больше. За несколько минут до того, как сойти с поезда.
– Так она могла с кем-то еще говорить по другому телефону, – возразил он и тут же понял, насколько нелепо это звучит.
– Она не могла говорить по двум телефонам одновременно, Игнат Федорович, – вздохнула Маша. – Проводница утверждает, что телефон в ее руке был один. И по времени с распечаток: говорила она в тот момент с вами. О чем?
– Что? – он вздрогнул.
– О чем вы говорили в тот момент, когда она готовилась сойти с поезда, Игнат Федорович? Чем вы ее так рассердили?
– Я… Я не очень хорошо помню, – он пожал плечами и тут же почувствовал, как новая сорочка прилипает к спине, мокрой от пота. – Но уверяю вас, это не было скандалом. Обычная беседа. Может быть, Лариса и злилась. Скорее всего, так и было, раз она собралась сойти с поезда, о чем мне не было известно. Она наметила бегство, а тут я со своими звонками. Так… вы не сказали, на какой станции она сошла?
Дознаватель Маша Проворова назвала станцию и принялась рассказывать, что это почти заброшенный полустанок. Вокзальное здание чудом сохранилось из прошлого столетия. Никаких камер видеонаблюдения там, разумеется, нет, и поэтому установить, кто именно встречал его жену, не удалось.
– А ее кто-то встречал? – упавшим голосом спросил Игнат.
– Разумеется! Там в округе ничего нет. Ближайший населенный пункт почти в ста километрах.
– Почему же там останавливается поезд? – задал он резонный, на его взгляд, вопрос.
– Полустанок каждый год собираются закрыть, но пока этого не сделали. Поезд, именно тот, которым ехала ваша жена, как раз там останавливается. Остальные проезжают мимо. Почему она выбрала этот поезд, Игнат Федорович? Это был ее осознанный выбор? Кто покупал билет?
– Я покупал, – признался он. – Она сказала, на какой поезд, я и купил. Хотя, признаться, удивился.
– Почему?
– Он едет на три часа дольше, чем остальные.
– Понятно… – многозначительно выдохнула Маша и помолчала, а потом изрекла: – Теперь понятно, почему она выбрала именно его. Ей надо было выйти на этой станции. Именно на этой. Хорошо. Спасибо, Игнат Федорович. Я все поняла.
– Не за что. Вам спасибо, – вяло поблагодарил он, хотя результата особого не было.
– Да, чуть не забыла, – воскликнула Маша с фальшивым сожалением. – Вы не будете против, если я сегодня вечером к вам заеду?
– Куда, на работу? Во сколько? Мы до восемнадцати-ноль-ноль.
Он переполошился. Не хватало еще тут баб в форме по его душу!
– Нет, нет. Домой к вам можно заехать, чтобы лишний раз вас не дергать в отдел? Мне как раз по дороге.
Почему-то ему снова почудилось, что она врет, но домой ей заехать позволил.
Остаток дня прошел в суетливой подготовке отчетов, бестолковых ответах Любочки, которой почему-то все никак не удавалось сосредоточиться. Она без конца задумывалась и смотрела на него странно, словно изучала или приценивалась.
– Вы меня не подвезете? – спросила, когда они вместе выходили на улицу.
– Сегодня никак, простите. Очень тороплюсь.
Игнат отыскал взглядом свою красавицу на автостоянке и подумал: почему-то именно сегодня ему не хочется, чтобы Любочкин зад опускался на пассажирское кресло. Может, оттого, что сегодня вечером у него будет в гостях Маша Проворова? А она ему более симпатична. И насколько он помнил, кольца на ее безымянном пальчике не было.
Любочке его ответ не понравился. Она вспыхнула, пробормотала невнятно прощание и ушла, виртуозно играя задом. А Игнат, усаживаясь в машину, неожиданно подумал, что надо бы заехать в магазин и купить что-нибудь к чаю – не сильно калорийное, красивое и воздушное. Ему стало казаться, что именно такой десерт может понравиться Маше, о которой, как он думал, он почти все уже понимает.
Глава 7
Валера перебирал вещи, сваленные кучей на кровати в маленькой комнатке. Не очень-то он разбогател, живя в общине. Валера криво ухмыльнулся, взяв в руки старый свитер, светившийся на локтях. В этом свитере он сюда приехал, в нем и ходит в холода. Чистый, конечно, не вонючий, как под мостом. Но все тот же, другого не выдали. Пара белья, футболок, резиновые сапоги, берцы из грубого кожзама, телогрейка и спецовка, в которой они с Игорьком обычно выезжали на работу – вот и все заработанное им имущество. Да, еще несколько пар носков – тонких для лета и махровых на холода. А они, между прочим, вкалывают. И еще как, да на стройке, и в поле, и в лесу, когда очередной нарик крякнется. А заработать сумели лишь на кучку одежды, которую по карманам рассовать можно. Где деньги, спрашивается? Куда они идут? На что? Он точно знал, что овощи и фрукты вывозят на продажу машинами. Колбасный заводик, построенный их же руками на окраине поселка, производит элитные колбасы, и продают их в городе за дорого. Они сами колбасы не видят, мясо редко – все на продажу. И молоко, и яйца. Деньги-то, спрашивается, где?
Почему он раньше никогда об этом не задумывался? Почему считал всех старших благодетелями? Только потому, что поселили в этой старой избе, не требуя оплаты? Позволяют жрать баланду в столовке? Так он на все это заработал! И еще как! Вкалывают без выходных от зари до зари. И хорошо еще, что просто вкалывают, а не отписали все своим благодетелям, сами о том не догадываясь.
Тот разговор с незнакомцем у соседней избы не давал Валере покоя. Он много думал потом, – дня три или четыре – и решил осторожно расспросить Игорька. Тот никого не видел и ни о чем таком не знал.
– Мало ли что он тебе наболтал, Валера! – возмутился Игорек и покрутил пальцем у виска. – Какой-нибудь гадкий проверяющий решил смуту внести.
– Проверяющий? – не понял Валера. – Какой-такой проверяющий?
– А ты что думал, мы вне государства живем? Сюда и налоговая ездит, и энергетики. Мы же без света не сидим. Завод опять же работает колбасный. Санэпиднадор туда дорогу протоптал. Уезжают с полными сумками. И думаю, конверты не тонкие в кармане у них лежат. Думаешь, создать все это так просто?
Игорек широко повел вокруг себя руками, и Валера не удержался, спросил:
– Что это?
– Рай на земле, дурень.
Игорек ушел, оставив Валеру в растрепанных чувствах. А он долго еще размышлял, ворочаясь без сна.
Про рай на земле что-то говорил и незнакомец в дорогой кожаной куртке на меху, только интонация у него была другая. Не чувствовалось в его голосе восторга и обожания, как у Игорька. Тот, видишь, как рассуждать стал, не иначе на повышение готовится. Вечерами в главном корпусе сидит частенько, приходит довольный, с горящими глазами. Однажды неосторожно проболтался, что скоро поедет в город с начальниками. Пока не ездил, но собирается активно.
Именно по этой причине Валера ничего не рассказал ему о перстне, который он снял с мертвой женщины и припрятал. Долго мучился: рассказать кому, нет. Потом решил, что не стоит. Игорек сказал: надо молчать о страшной находке. Валера послушался, но думать об этом не перестал. И чем больше думал, тем меньше ему эта находка нравилась.
Во-первых, женщины этой они в поселке никогда прежде не видели. Кто она, откуда? Как попала в общую могилу, спрашивается? Карта была только у старшего. Получается, он ее убил и спрятал? Но за что? Или она сама умерла?
Валера отлично помнил, что на теле не было ни ножевых ран, ни следов от пуль. Вены были чистыми. Не похоже, что ее убили или замучили. Может, ее пытались изнасиловать, а она сопротивлялась? И в пылу этой возни неосторожно сломали ей позвоночник?
И чего он, идиот, не глянул тогда на ее шею? Почему не пощупал?
Валера передернулся, вспомнив ужас, который испытал. Да, это хорошо рассуждать, сидя в теплой избе на мягкой панцирной койке. А там, когда они на нее наткнулись, было не до обследований. Надо было быстрее очередного «жмурика» зарыть да смыться.
Он бросил вороватый взгляд в угол кровати. Там в передней левой ножке он спрятал перстень этой женщины. Зачем он его взял? Он и сам не знал.
Дверь в дом с шумом распахнулась. По полу понесло холодом.
– Валерка, ты где? – заголосил Игорек звонким веселым голосом. – Э-э-эй! Где ты, брат?
– Тут я, – высунулся из своей каморки Валера. – Чего такой счастливый?
– В город еду. Прямо сейчас. Ну? Говори, что сделать для тебя могу?
– Позвони моим родителям, – выпалил Валера.
Он уже давно обдумывал, о чем попросит друга. Решил, что это самое важное. И бесплатное. Почти.
– А ты сам не можешь из главного корпуса позвонить? – вытаращился Игорек. – Они же никому не отказывают.
– Не могу, – мотнул головой Валера. – Не хочу, чтобы все слушали. Ты позвони.
– А-а-а, я понял. – Игорек нацелил на него оба указательных пальца. – Ты просто не хочешь сам звонить. Не знаешь, как они отнесутся к твоему звонку. Боишься их реакции.
– Типа того. – Валера опустил голову. – Может, они и говорить со мной не захотят. Это… Это неприятно.
– Ладно, позвоню. У тебя родичи нормальные. Не то что мои. Что сказать им? Привет передать?
– Ну, передай. Скажи, что у меня все нормально. Не пью, совсем. Если это возможно, скажи, где я.
– Идет. Скажу.
Игорек суетливо носился по избе с расческой. Зеркала не было, и он пытался рассмотреть свое отражение в оконном стекле. Кое-как расчесался, надел чистую футболку, толстую черную куртку, которую выдавали тем, кто ехал в город.
– Как я? – встал он у порога с горящими от счастья глазами.
– Нормально. Откуда, кстати, звонить будешь? Деньги-то есть на таксофон?
– Денег нет, но мы едем в центр какой-то. Там есть стационарные телефоны, мне рассказывали. Найду место. Номер диктуй.
Номер Игорек записал на запястье авторучкой и ушел, махнув ему на прощание рукой. А Валера, потеплее одевшись, пошел на скотный двор убирать навоз. Сегодня была как раз его очередь.
Он вкалывал, как раб на галерах, до самой ночи. Снискал похвалу смотрящего, тот смилостивился и даже сказал, который час.
– Полдвенадцатого ночи почти, Валера. Завтра отгул у тебя. Сегодня переработка вышла, – смотрящий пожевал губами и нехотя добавил: – Молодец. Бравый парень!
Ни молодцом, ни бравым парнем он себя не чувствовал, скорее измученным загнанным скотом. У него даже в глазах двоилось, пока он брел до домика. И, заходя в сенцы, Валера решил, что назавтра с кровати не поднимется. Проспит весь день.
– Игорек, ты здесь? – громко позвал он, входя в освещенную избу. – Как съездил?
Ответа он не услышал. Зато взгляд наткнулся на коренастого человека, сидевшего за столом. Тот то ли дремал, то ли задумался, то ли молился. Локти его были поставлены на стол, пальцы в замке, он упирался в них лбом. Поморгав и привыкнув к свету, Валера узнал в нем одного из старших. С ним должен был ехать в город Игорек.
– Здрассте, – произнес он, сбрасывая у порога рабочую куртку, провонявшую навозом.
– Здравствуй, Валера. Долго ты сегодня работал. Молодец. Бравый парень, – повторил он похвалу смотрящего. – Присядь. Отдохни. Я вот тут тебе поужинать принес.
Старший нагнулся, вытащил из-под стола пакет, поставил его на стол. Из пакета вкусно запахло тушеной картошкой с луком и лавровым листом. Валера шумно сглотнул.
– Поешь, поешь, не стесняйся, – предложил с мягкой улыбкой старший. Взгляд его был добрым, мудрым. – А потом поговорим.
Он бы набросился на еду тот час же, не будь таким уставшим. Руки, лежавшие на коленях, словно свинцом налились. Он и ложки не удержит.
– Можно я потом поем? Устал. Да и помыться хочется, – произнес он странно жалобным голосом.
– Хорошо. Потом так потом, – мягкая улыбка исчезла, старший сделался серьезным и печальным. – Новость у меня для тебя нехорошая, Валера. Печальная. И не одна. Сразу две.
Валера насторожился. Отяжелевшие от работы руки неожиданно сжались в кулаки.
– Что случилось? – просипел он. – Что-то же случилось?
– Да… – старший нагнул голову. – Погиб сегодня твой друг – Игорь. Глупо погиб. Бездарно.
– Как?! – выскочило у Валеры, хотя перебивать старшего было нельзя, таковы правила. – Простите! Как это случилось?!
– Он пошел звонить твоим родителям. Ты ведь попросил его об этом, Валера? – Старший бросил на него укоризненный взгляд исподлобья. – Зачем в городе? Ты всегда мог позвонить им из моего кабинета. Не понимаю!
– Простите, – промямлил Валера, чувствуя, как болезненно забилось сердце. – Простите, я не подумал. Что с Игорем?
– Он пошел звонить с таксофона, переходил дорогу в неположенном месте, и его сбила машина. Все так… глупо, нелепо, неожиданно, – со странным стоном выпалил старший. – Теперь его тело в городском морге, нам его точно не выдадут. Мы ему никто, а его родителям без разницы. Мы даже не смогли их отыскать. Друга твоего похоронят городские службы, мы даже проститься с ним не сможем. Вот так-то, Валера…
Его лицу сделалось очень горячо. Он еще подумал – с мороза зашел в теплый дом, оттого и лицо жжет. Но тронув щеки, обнаружил их сырыми. Он плакал! Да, да, плакал. По Игорю бедному, погибшему под колесами машины из-за него, его нелепой просьбы. Мог бы, в самом деле, позвонить из кабинета старшего и не дрейфить, что услышит упреки в свой адрес или плач матери. А Игоря теперь похоронят в безымянной могиле, с номером на казенном кресте. Немногим лучше, чем тех, которых они с ним закапывали.
– Простите, – прошептал он, вытер ладонями лицо и глянул на старшего. – Вы сказали, что печальных новостей две.
– Да, – кивком подтвердил тот.
– Какая вторая?
– Твои родители… Они… Они погибли пару месяцев назад, Валера.
