– Погибли?! – вытаращил он глаза, вдруг почувствовав себя в безвоздушном пространстве. – Как?! Но это… Это невозможно! Они молодые еще и сильные. Как…
– Подробностей не знаю. Что-то случилось, когда они отдыхали на даче. Но если ты хочешь, я могу узнать подробности. Для тебя лично.
– Нет. Не надо, – он уронил голову на стол и затих.
– Валера? – позвал его старший и качнул за плечо. – Ты как?
– Устал я, – прошептал тот. – Спать хочу. Можно?
– Конечно, можно. Разумеется. Ты покушать не забудь, хорошо? А то жалко, повара старались. Для тебя лично готовили.
Старший ушел. Валера слышал, как отворилась и закрылась за ним дверь. Он медленно поднялся, на непослушных ногах пошел в свою комнатку, упал ничком на койку, и сознание отключилось.
Ему вообще ничего не снилось. Он спал словно умер. Проснулся внезапно от странного звука, словно кто-то кашлял за стенкой. Валера подскочил на койке и громко крикнул:
– Игорек, это ты?
Тут он вспомнил, что Игоря больше нет, свесил ноги с кровати, встал и пошел на звук.
Кошка! Бродячая кошка, их в общине было немало, проникла в дом и распотрошила пакет с едой, который ему принес ночью старший. Наверное, он вчера неплотно закрыл за собой дверь, а Валера не пошел проверять, у него не нашлось сил, так он был измучен тяжелым физическим трудом и страшными новостями. Несколько часов сна сделали свое дело: теперь он мог твердо стоять на ногах и здраво мыслить. Что могло случиться с кошкой, которая наелась тушеной картошки с луком? Почему она лежит на полу, вытянувшись, и странно кашляет, словно подавилась? Может, и правда подавилась? Или все же нет?
Валера взял в руки кастрюльку с нетронутым ужином, посмотрел, понюхал. Подавиться кошка не могла – картошка даже сейчас была жиденькой, без единого комочка. Пахло из кастрюльки как-то странно. Валера убрал в пакет свой несъеденный ужин, подумал и сунул туда кошку, которая уже затихла и не подавала никаких признаков жизни. Он подошел к окну и осторожно выглянул. Было еще темно, но через полчаса рассветет, и тогда за ним придут. Не за ним – за его телом.
Яд…
В еде точно был яд. Их с Игорем решили убрать. Что стало причиной, можно было только догадываться. Может, Игорь проговорился, что они нашли труп молодой женщины. Может, руководство напугало, что Валера разговаривал с адвокатом, который приехал в общину разбираться с имуществом его клиентки, – их же наверняка видели и доложили. Мало ли о чем он мог проболтаться адвокату. Это опасность. И ее надо устранить.
– Ребята зачищают… – прошептал он тихо и бросился в свою комнату, собираться.
Глава 8
Чекалин подъехал к дому, где проживал заявитель Гришин Игнат Федорович, в половине девятого вечера.
– Как думаешь, не поздно? – опасливо покосилась на освещенные окна Маша.
– Нормально, – буркнул Алексей.
У него час назад состоялся еще один серьезный разговор с женой, из которого он мало что понял и поэтому сильно расстроился. Ленка говорила как-то странно, бессвязно, нелогично. Это было совершенно на нее непохоже и будило определенные подозрения.
– Может, она на каких-нибудь препаратах? – спросил он у Женьки.
Он позвонил ему, сидя в машине возле Машиного дома – он заехал за ней и теперь ждал.
– Чего ты так сразу? Не накручивай себя. И меня заодно.
– Тебе ничего не удалось узнать? – спросил его Алексей, закрывая глаза.
Он сидел в машине и ждал, когда Маша выйдет из дома. Позвонил Женьке, а тот ничего толком не сообщил. И по телефону ничего – все как всегда, никаких левых номеров. И по банковским расходам чисто.
– Все как было полгода назад, да и год. Может, она того, и правда влюбилась?
Слышать это было гораздо больнее, он поспешил отделаться от Женьки и теперь был молчалив с Машей. Она даже обиделась, но потом все равно разговорилась – нервничала перед визитом к заявителю.
– Какой у него этаж? – спросил Алексей, выбираясь из машины.
– Третий. Во-он его окна. – Маша показала на два освещенных прямоугольника. – Трехкомнатная квартира. Большая!
– Откуда такие сведения? Ты уже была у них?
– Нет. У меня в подобной квартире, в соседнем микрорайоне, подруга живет. Планировка классная.
– Дома новые? – поинтересовался Алексей.
– Ну да. Конкретно этот микрорайон был заселен в позапрошлом году.
– У Гришиных квартира в ипотеке или как?
Он осмотрел двор с просторной парковкой и остался доволен детской площадкой, тренажерами. В его детстве из тренажеров во дворе был турник, погнутый в середине, и низкие скамейки, где они с пацанами качали пресс.
– А я не знаю, – растерянно отозвалась Маша, семеня рядом с ним к подъезду. – Не спросила. А нужно?
– А как же! Мало ли что… Может, женушка слиняла от платежей, а потом явится: здрас- те, я приехала. Ладно, сейчас посмотрим. Письма у него?
– Да. Сказал, что подготовил.
– Хорошо. Ты иди к нему, а я этажом ниже в дверь постучусь.
– Зачем? – Маша растерянно покусывала губы.
– Так, поболтаю…
Женщина, открывшая ему дверь на втором этаже, выглядела как палач инквизиции: серый балахон с длинными рукавами и воротником, полностью укрывающим шею, на голове странный чепец. Суровое лицо, напоминающее мужское, губы крепко сжаты.
– Что надо?! – уставила она на Чекалина страшной силы взгляд. – На часы смотришь?!
– О как, – тихо молвил Алексей. – Вы бы для начала спросили: кто я. А потом грубили.
– А я знаю, кто ты. Полицейский, – удивила его женщина. – В окно видела, как ты с девкой в подъезд заходил, а девка из полиции. Уже была там.
Ее взгляд был воздет к потолку, как при молитве.
– Во-первых, не девка, а лейтенант полиции Мария Дмитриевна Проворова, – разозлился Алексей. – А во-вторых, давайте без хамства. Или я вас привлеку.
– Это за что? – Ее взгляд засверкал жгучим любопытством. – За то, что не хочу тебя пускать в квартиру без ордера? Да притом ночью!
– А я и не прошусь к вам, – подмигнул Алексей. – Так, зашел на огонек. Думал, что ценного сообщить можете, а вы – нет. А на нет и суда нет.
Он повернулся, чтобы уйти, но неожиданно был остановлен сильной рукой.
– Все я могу. Заходи, умник, – проворчала она и втянула Чекалина в квартиру.
Маша читала и перечитывала письма, которые ей вручил Игнат Федорович, и силилась понять, что могло заставить Ларису броситься на поиски незнакомого ей отца. В этих текстах, написанных ровной твердой рукой, не было и намека на чувства к Ларисиной матери, – лишь восторженное перечисление собственных достижений, скупой интерес к ее жизни, к жизни дочери, которую он никогда не видел. Зачем он вообще ей написал?
– Может быть, она сама разыскала его? – предположил Игнат, осторожно поставив чашку с чаем на подставку. – Тут же не все письма наверняка. Я когда почитал, понял это. Первое письмо в соответствии с датой уже как продолжение некоего диалога. Не находите, Мария Дмитриевна?
– Да, да, это понятно. Он пишет, что получил ее письмо и так далее. Просто не могу понять, зачем ей вообще надо было переписываться с ним? Он же такой…
– Какой? – он смотрел на нее с неподдельным интересом.
– Сухой, хладнокровный. – Маша поморщилась, как от кислого. – Зачем она писала ему? Продолжала это ненужное общение?
– Наверное, ради дочери.
Игнат посмотрел на красивое блюдо для десерта все от того же сервиза, наполненное воздушными пирожными. Маша не притронулась к угощению. От чая не отказалась, а вот пирожные есть не стала. Жаль. Он потратился, а она пренебрегла.
– Что ради дочери? Унижаться перед этим сухарем? – Маша выпятила нижнюю губу, помотала головой. – Никогда бы не стала так делать.
– Мария, вы такая… – он ласково улыбнулся ей. – Такая юная. Кто-то сказал: никогда не говори «никогда». Кто знает, что с нами может случиться через несколько месяцев, лет? Как мы можем поменяться? Что станем проповедовать?
– Это вы к чему? – не поняла Маша, откладывая в сторону последнее письмо.
– К тому, что мать Ларисы, пока была молодой, тоже наверняка рассуждала, как вы. Шли годы. Росла дочь, задавала вопросы. В какой-то момент ей наверняка стало казаться, что она была не права, и она возобновила общение с тем, кого предала забвению. Может, ради себя, может, ради дочери. Ей, как видите, это пригодилось.
Он загрустил, повесил голову. Маше сделалось его невыносимо жалко.
– Вы не убивайтесь так, Игнат Федорович. Найдется ваша Лариса. Нагуляется и вернется.
– Вы всерьез полагаете, что она просто… – он тяжело вздохнул. – Что она просто загуляла?!
– Все свидетельствует именно об этом.
– А как же письма? – округлил он глаза. – Они же есть! Она собиралась к отцу, вроде даже созванивалась с ним.
– По звонкам мы не нашли подтверждения. Пробили всех абонентов, зафиксированных за последнее время – не было и намека на звонки за Урал. Она не звонила ни туда, ни оттуда. – Маша дотянулась до его руки, осторожно тронула. – Все звонки по месту жительства. Она не собиралась ехать туда, Игнат Федорович.
– Но как же так! – Его глаза наполнились обидой и слезами. – Она обо всем этом рассказывала так увлеченно! Я не мог ей не поверить. Это было так… Так искренне!
Маша не знала, что ответить. Слава богу, Чекалин позвонил в дверь.
– Кто это? – насторожился хозяин.
– Мой коллега. Устал, видимо, ждать меня в машине, – неумело соврала она. – Откроете?
Игнат Федорович тяжелой поступью двинулся в прихожую. Взгляд, которым он прокладывал себе дорогу, Маше не понравился.
– Почему? – спросил Алексей на обратном пути.
– Он показался мне таким свирепым.
– Взгляд или Игнат?
– Игнат со взглядом, – хихикнула Маша, прижимая ладошку к губам. – Он рассвирепел, когда узнал, что я не одна. Это совершенно точно.
– И совершенно точно догадался, что я не ждал тебя в машине, а прошелся по соседям.
– Ну да. Как он сказал, когда дверь тебе открыл? – Маша пощелкала пальчиками, пытаясь вспомнить: – «Всех опросили?»
– Нет, не так. Он спросил: «У всех все узнали?»
– Да. Точно. Он догадался, что, пока я письма читала, ты вел поквартирный опрос. Кстати, есть что-нибудь интересное?
Алексей поморщился, вспомнив, как летели слюни изо рта Нины Ивановны, когда она рассказывала о соседях сверху. Толковой информации ноль, одни сплетни.
– Кто на кого голос повысил. Кто когда громко стулом двинул. Как белье с веревки не снимают, и оно гремит. Ну что это, Маш, что?
– Да, ерунда полная, – она вжалась спиной в пассажирское сиденье. – И с письмами какая- то фигня.
– Что не так?
– Писанины много, а рассказать нечего. Пустота какая-то.
– А они реальные, письма-то? Не Ларисой написанные?
– Не, бумага пожелтевшая. Чернила старые.
– А конверты?
– Конвертов нет. Стопка писем, перевязанная атласной ленточкой. Наверняка в какой-нибудь шкатулочке хранились на антресолях, пока Лариса их не нашла.
– А как же она тогда адрес узнала, если конвертов нет?
– В письмах то там то сям упоминается город, улица, номер дома.
– Надеюсь, записала?
Маша посопела. Он прямо ее за новичка держит, считает, что совсем неопытная дурочка!
– Записала, – проворчала она и ткнула пальцем в сторону своего подъезда. – Близко не подъезжай.
Алексей догадливо хмыкнул. Женька рассказывал, что мама Маши всегда стоит у окна, дожидаясь ее возвращения, а потом мучает вопросами: кто ее подвозил, а женат ли он, где работает, есть ли у него свое жилье…
– Пока, – произнесла Маша, вылезая из машины. – До завтра. Спасибо, что сопроводил. Я же понимаю, это не твое дело.
