– Ко мне?
– Как гериатр, вы известны по всему миру, – объяснил Локк. – Даже если бы не ходили слухи о вашем участии в омоложении Лероя Уивера, вы все равно считались бы одним из чудотворцев в вопросах старческих болезней. Я подумал, что пришло время осмотра.
– В чем, на ваш взгляд, основная проблема?
– В возрасте, – ответил Локк. – Может быть, для своих лет я неплохо выгляжу, не считая того, что повреждение нерва усадило меня в инвалидное кресло. Я пью гормоны и рыбий жир, употребляю витамины и здоровую пищу. Мои артерии прочищены, к тому же мне пересадили сердце, легкое и две новые почки. Но я чувствую себя старым.
– Апоптоз, – произнес Пирс.
– Что это?
– Сами клетки стареют и умирают после сорока пяти делений. Как будто внутри у них стоит счетная машинка.
– У всех, кроме клеток Картрайта.
– И раковых клеток. Вы хотите помолодеть, как Лерой Уивер, – сказал Пирс. – Но молодость бывает только раз. Вы стареете. Я старею. Это не так уж плохо.
На лице Локка застыла гримаса резкого неприятия.
– Это было нормой, когда альтернативы не существовало. Но теперь есть шанс стать бессмертным, и только беспомощный идиот согласится на меньшее.
– Тогда, наверное, я и есть беспомощный идиот, – хмыкнул Пирс.
– Нет, вы самый могущественный человек в своей сфере, – возразил Локк, – поэтому мы решили возобновить финансирование вашего проекта.
– Мы?
Локк улыбнулся.
– Ладно, я. Я решил возобновить финансирование вашего проекта.
– Но почему все-таки финансирование было прекращено?
Локк разглядывал Пирса, словно прикидывая, насколько он может быть откровенным.
– Я хотел посмотреть на вашу реакцию.
– Вы хотели, чтобы я отправил личный запрос?
– Может быть.
– Чтобы заставить меня прилагать больше усилий?
– Если это возможно. Время летит быстро. Некоторые из нас начинают нервничать.
– А зачем вы устроили возгорания этим утром?
Молчание затопило комнату, прежде чем Локк спросил:
– Вам и это известно?
– Я не верю в совпадения. Два возгорания – это явный перебор.
Локк беспомощно развел руками:
– И мои подчиненные допускают ошибки. Но только один раз.
– Но что вам было нужно?
– Подтверждение. Доказательства. Что-нибудь.
Локк склонил голову, опершись подбородком на скрещенные пальцы.
– Подтверждение чего?
– Ваших связей с Картрайтами. Или успеха с эликсиром жизни.
– С чего вы решили, что мне удалось с ними связаться, если вы в этом не преуспели?
– Они могли сами связаться с вами; а мне они бы не доверились.
– У них нет причин связываться со мной. Напротив, целая куча причин этого не делать. Точно так же, как им не следует связываться друг с другом. Все, что им нужно, – это свобода и возможность плодиться и размножаться, даря нашему виду бессмертие; сентиментальность – их главный враг.
– Меня не интересует бессмертие всего вида и даже отдельных его представителей вроде моего совета директоров. Мир каждого исчезает вместе с ним.
Пирс продолжил, словно пытался избавиться от Локка и его совета директоров, просто игнорируя их существование:
– А о вас они ничего не знают. Я же не знал.
– Мы с вами оба преследуем миф.
– Что касается создания эликсира жизни, – добавил Пирс, – то это намного сложнее, чем я думал. В процессе участвует не только гамма-глобулин, но и стволовые клетки и, возможно, зародышевая хордамезодерма. Но почему вы решили, что я достиг успеха?
– Во-первых, ваша внешность, – начал Локк. – Вы ненамного моложе меня, но выглядите лет на пятьдесят – уж больше шестидесяти вам точно не дашь.
Пирс взглянул на Локка.
– Вы не первый, кто мне говорит подобное. Я скоро сам в это поверю. Но это все благодаря хорошим генам, здоровому образу жизни и позитивному мышлению.
Локк пожал плечами:
– К тому же есть такая вещь, как интуиция: проработай вы в сыскном бизнесе столько же лет, сколько я, – у вас бы тоже развилось чутье на такие вещи.
– Вы тоже страдаете паранойей, – заметил Пирс.
Теперь пришла очередь Локку взглянуть на него.
Пирс повернулся к двери и увидел очертания громоздкой фигуры медбрата, прислонившегося к стене коридора. На секунду она превратилась в огромную тень с дубинкой, выскочившую на него из темноты. Он вспомнил луч лазера, разрезавший темноту, и все понял. Медбрат вовсе не был медбратом. Он был телохранителем, выполняющим и другие рискованные поручения, возможно, даже такие, как поджог.
Пирс снова повернулся к Локку.
– Вы, без сомнения, надеялись, что я кинусь в лабораторию, спасать образцы, – сказал он, – но, боюсь, там просто нечего спасать. Или обшарили мою квартиру в поисках записей. Но я их там не храню, и Том Барнетт вам наверняка об этом говорил.
– Кто? – переспросил Локк.
– Но я согласен лечить вас, если вы настроены серьезно, потому что я врач и это моя работа. И от финансирования моего проекта не откажусь, если вы все еще собираетесь его предоставить, потому что эти исследования очень важны и требуют денег.
Локк поднялся, показав, почему его фигура выглядит бесформенной. В вырезе его халата Пирс увидел металлический каркас, поддерживающий тело от плеч до коленей и наверняка превращающий нервные импульсы в движения. Он двинулся на Пирса. Пирс с трудом удержался на месте, когда Локк схватил его за запястье своими стальными пальцами. Здесь нервы явно не были повреждены, или, возможно, внешний скелет слился с руками Локка, став его костями и сухожилиями. Ирод превратился в чудовище Франкенштейна.
– Я выделю деньги на ваши исследования, – подтвердил Локк, – потому что уверен, если кому-то это и удастся, то только вам. Я считаю, что вы связаны с Картрайтами потому, что я сам бы с ними связался, будь я на вашем месте. И когда вы создадите эликсир, вы отдадите его мне.
– Я опубликую результаты, как сделал бы любой ученый.
– Вы их передадите мне, – заявил Локк. – Никаких публикаций.
– Вы слишком самоуверенны.
– Я просто реалист. И трезво оцениваю ситуацию. А также знаю, что случится с этим миром, если создание эликсира станет достоянием гласности. Его захлестнет волна убийств, мятежей, войн – а затем придет черед неразрешимых проблем, таких как перенаселение, падение уровня рождаемости и в итоге стагнация. Но вы завершите свои исследования, потому что вы – это вы, и отдадите их результаты мне, потому что я – это я.
Пирс палец за пальцем отцепил руку Локка от своего запястья.
– Я вам не принадлежу, – сказал он. – Но мы понимаем друг друга. Я создам эликсир в надежде, что мне удастся уберечь его от вас и передать тем, кто сможет распорядиться им лучше, чем вы или я. Но если мне это не удастся и он попадет в ваши руки, я не стану сожалеть. Ведь это снизит давление на Картрайтов, и со временем, что бы вы ни делали, ваш секрет выйдет наружу, а эликсир станет достоянием всего человечества.
После этих слов Пирс развернулся и вышел, миновав грозного охранника. Прошел знакомыми коридорами, спустился на лифте и, наконец, оказался в своей чистой, прохладной лаборатории, в своем убежище от грубости и нечистоплотности окружающего мира. Теперь он знал, что подозрения касательно посторонних, посещающих лабораторию в его отсутствие, – не более чем паранойя. Если бы Локк узнал об имеющихся у него образцах крови Картрайтов, то изъял бы их все.
За дверью кто-то нажал на кнопку вызова, прося разрешения войти, и Пирс подошел к переговорному устройству.
– Это я, Джулия, – прозвучало из него. – Вы в порядке?
Пирс зашел в шлюзовой отсек, чтобы впустить ее, надеясь, что она пришла одна, и в то же время понимая, что это не важно: от всего мира не спрячешься. Она пришла одна и, едва войдя, сразу утешающе сжала его руку.
– Конечно, – успокоил ее Пирс.
– Столько всего случилось.
– Мой грант возобновили, – сообщил он. – Похоже, исполнительный директор Национального исследовательского института будет проходить у нас курс лечения.
Неужели он заметил промелькнувшее в ее глазах беспокойство?
– Но я думаю, что Тому Барнетту пора двигаться дальше. Его знаний и умений вполне достаточно для самостоятельной работы. Как вы полагаете, возможно ли подобрать ему подходящую должность?
Они прошли в лабораторию и остановились перед прибором, в котором продолжался эксперимент по апоптозу.
– Я придумала кое-что получше, – сказала Хадсон. – Я рекомендую его кандидатуру приятелю из Чикаго, ищущему старшего гериатра.
– Мне нужен будет новый ассистент, – продолжил Пирс. – Не хотите попробовать?
Она посмотрела на него так, словно он только что признался ей в любви.
– У меня наверняка не останется свободного времени на чтение и кое-какие общественные обязанности, но я и представить не могу, чего во всем мире я хотела бы больше.
– Я надеялся, вы оставите управление, – посетовал он.
– Не сейчас, – последовал ответ. – Может, через пару лет.
– Я хочу вам кое-что показать, – сказал Пирс, поднимая крышку прибора.
Было заметно, что все культуры погибли, кроме двух.
– Неужели успех? – удивилась она.
– Только начало, – ответил он, положив руку на ее плечо.
На самом деле это было больше, чем начало. Это была финишная прямая. Длительный поиск был почти завершен, и Пирс понимал – в его руках то, что алхимики искали многие века: секрет бессмертия. Но он не откроет его миру, пока не умрет Локк; без сомнения, его заменит кто-то столь же непреклонный и безжалостный, но у него не будет такого сочетания личных качеств и опыта, как у этого старого сыщика.
Джулия обняла его за талию, и они замерли, глядя на бессмертные клетки. Сейчас Пирс чувствовал себя героем научно-фантастического романа.
Но это не мешало ему понимать: потребуется много времени, чтобы он убедился в том, что Джулия – не агент Локка, как Том Барнетт. Он может любить ее и должен будет ей доверять, но, вероятно, никогда не будет уверен в ней полностью.
Наверное, это типично для человека.
Часть четвертая
Студент
Его разбудила боль. Острая, колющая боль в желудке. Она заставила его подтянуть колени к груди и непроизвольно скривить тощее, желтоватое лицо в гримасе, превратившей его в подобие измятого пергамента.
Боль вспыхнула снова. Тело скрутило судорогой, а изо рта вырвалось мычание. Потом она медленно отступила, словно волна в отлив. Однако отголоски в измученных нервных окончаниях намекали на ее скорое возвращение.
– Коук! – закричал страдалец с двадцать пятого этажа.
Крик заметался по комнате, эхом отскакивая от высокого потолка и обшитых деревянными панелями стен. Ответа не было.
– Коук! – Крик повторился. – КОУК!
В отдалении раздался звук семенящих шагов, гулких на мраморных полах, а затем приглушенных ковром. Шаги затихли рядом с широкой, застеленной шелком кроватью.
– Да, босс?
Даже голос выдавал привычку раболепствовать. Из-за этой привычки говоривший словно становился ниже. Маленькие бегающие глазки на его обезьяньем лице ни на секунду не останавливались.
Больной скорчился на кровати.
