– Живой! – мама хватает меня и сжимает так сильно, что я снова начинаю кашлять. А потом реву. И мама ревёт. А папа трясёт какого-то паренька и обещает никогда не забыть, что он сделал.
Это был Ян. Это он болтался на том крокодильем матрасе. Чтобы спасти утопающего, есть буквально минута, а потом в мозге начнутся изменения.
Но Романовский успел.
А потом оказалось, что в городе Ян живёт на соседней улице. Романовский был классный. Такой парень, с которым все хотят дружить. Всегда в центре внимания. Но он тусовался со мной. Почти прописался у нас дома. Может, чувствовал ответственность. Нельзя же спасти щенка и выбросить его на обочину. Если ты не последняя скотина, конечно.
В какой-то момент я даже решил, что Романовский что-то вроде моего ангела-хранителя. Он никого не боялся. Всегда знал, что делать. Если нужно, дёрнет за волосы и вытащит на свет.
* * *
– Ты плывёшь куда-то конкретно или просто ищешь самое глубокое место?
Папа грёб и ответил не сразу. Взмах, свист, плеск. Взмах, свист, плеск.
– Мне тут один мужик рассказал, что у нашего берега хорошо идёт щука… – взмах, свист, плеск, – только надо ивняк обогнуть. А там, за излучиной… – взмах, свист, плеск, – есть такое течение…
– В общем, ты не знаешь.
– Нет.
Я закатил глаза. Натурально так. Картинно. Но папа не смутился. Он только делал вид, что рыбалка его волнует. На самом деле рыбалка – это его убежище, чтобы спокойно подумать. Сидишь себе в лодке, пялишься на воду и думаешь. Никто не мешает. Никому даже в голову не придёт спросить, чего ты тут сидишь. Видно же, человек рыбачит! Делом занят.
Наверное, каждому нужно такое убежище, чтобы немного побыть собой. Моё убежище – рисование, а папино – рыбалка. Всё просто.
Папа закинул удочку, а я достал блокнот. Мне не обязательно делать вид, что я люблю рыбалку. С папой комфортно молчать. Он думает о своём, я рисую. Но мы рядом.
Всё вокруг замерло. Озеро не двигалось. Папа не двигался. Небо не двигалось. Только комары чёрными пикселями перемещались по экрану реальности. И скрипел мой маркер по бумаге.
– Можно посмотреть? – папа кивнул на блокнот.
– Да. Но это так… набросок, – я протянул ему рисунок.
Папа взял скетчбук осторожно и уважительно. Мне это понравилось.
– А другие можно?
Я медленно кивнул. Ладони вспотели, а сердце ухнуло вниз и теперь болталось где-то под ногами.
Папа листал блокнот. Смотрел внимательно, с интересом. Я редко показываю рисунки, пока они не отлежатся. Есть у меня такая заморочка.
– Слушай, сын, у тебя ведь классно получается. Может, стоит серьёзней этим заняться?
– Ты думаешь? А Романовский говорит, что на скетчах далеко не уедешь. Надо рисовать комиксы.
– А ты хочешь рисовать комиксы?
– Не особо, – я пожал плечами. – Это же надо выдумывать. А мне нравится рисовать то, что есть. Но, наверное, Романовский прав. И на этом далеко не уедешь, – я ткнул пальцем в рисунок со спящим папой.
– Не слишком ли ты полагаешься на мнение Яна?
– Он обычно знает, как лучше.
– Я что-то не заметил, чтобы он сильно интересовался искусством. В твоих работах есть характер. Вот, смотри, – папа наклонился и провёл пальцем по своей нарисованной спине. – В изгибе одной линии схвачено настроение. Фигура выглядит усталой и вместе с тем расслабленной.
– Как-то я упустил момент, когда ты начал интересоваться искусством, – я вытаращился на папу, а он рассмеялся.
– Я же инженер. В линиях разбираюсь. Уж поверь. У тебя есть ви?дение. Осталось только технику подтянуть… Подумай об этом, – поспешил он добавить, когда на моём лице мелькнуло сомнение. – Только ты один можешь знать, чего хочешь на самом деле.
Я обещал подумать.
Папа уехал. А я остался. Красить курятник. Гонять кошачьего террориста, который начал изрядно портить жизнь моим курам. Временно моим курам. Вглядываться в дождь и надеяться, что призрак утонувшего мальчика даст мне ответы. На вопросы, которые я даже и не догадывался себе задавать.
Чего же я хочу на самом деле?
Глава 6
Медовая ягода
Я как раз красил курятник, когда увидел его. А он увидел меня. Прижал уши, выгнулся дугой и метнулся к забору. Тот самый рыжий котяра с порванным ухом! Который разодрал мусорный пакет и растаскал мусор по всему участку. Который повадился гонять Валю и Галю по саду. Бедные куры, между прочим, от стресса перестали нестись. И, самое главное, поганец нагадил в мои кроссовки, которые я по глупости оставил на улице. Такое не прощают!
Я схватил веник и бросился за котом. Тот ловко вскочил на забор. Ха! Попытался вскочить. Но не рассчитал силы и плюхнулся на спину. Кто вообще сказал, что коты грациозные и ловкие? Этот больше напоминал мохнатую подушку в ошейнике. Точно! Ошейник! Значит, у поганца есть хозяева. Ха-ха, пусть теперь оплачивают мне химчистку кроссовок. Плевать, что они старые, дачные и вообще папины. Дело принципа!
Осталось только схватить кота с поличным, но тот был опытный рецидивист и на месте не стоял. Он кинулся вдоль забора. Я за ним, размахивая веником. Правда, за?росли крапивы изрядно замедлили погоню. Но и тут веник пришёл на выручку. Мне пришлось буквально прометать себе путь. А вот у кота веника не было.
Но радовался я недолго. Поганец заметил спасительную дыру в заборе и со всей дури ломанулся в щель. Не тут-то было! Толстый зад застрял. Котяру настигла карма. И мой веник. Я собирался основательно выхлопать из мохнатой подушки всю дурь, как по ту сторону забора кто-то крикнул:
– Мандари-и-и-ин!
Поганец дёрнулся и заорал в ответ. Истошно так. Будто его тут режут.
– Мандари-и-и-ин! Ты где?! – снова тот же голос уже с нотками паники.
Девчонка.
Котяра начал пятиться, но ничего не вышло. Поганец заголосил ещё хлеще. От этого ора даже у меня сдали нервы.
– Да здесь он, – ответил я. – В заборе застрял.
Раздался металлический лязг, тренькнул звонок. Бросила велик на дорожку, догадался я.
– Что ты сделал с моим котом?! Если ты его обидел, я… я… я… – гневное пыхтение по ту сторону досок.
– Да чтоб ты знала, твой кот чуть не угробил моих кур! Забирай его отсюда!
Нет, ну нормально вообще!? Я ещё и виноват.
Девчонка что-то буркнула, но я не разобрал. Кот начал перебирать задними лапами. Наверное, она его тащила.
– Он застрял, – сказала девчонка через минуту.
Тоже мне, Капитан Очевидность.
– А я про что, гений.
– Так помоги! – гнев пополам с паникой.
Я закатил глаза, но она, конечно же, этого не видела. Делать нечего, пришлось помогать. Я схватил поганца за пухлый зад и начал толкать. А ещё говорят, что нелёгкая работа из болота тащить бегемота. Попробовали бы жирного кота протолкнуть в подзаборную щель.
Кот при этом верещал как резаный. Соседи точно решили, что я из него чучело делаю живьём. Похоже, я слишком увлёкся, представляя эту картину. Потому что не заметил, как задняя лапа саданула мне по запястью. Тут взвыл уже я и двинул веником в пухлый кошачий зад. Не сильно, конечно. Но достаточно, чтобы поганец выскочил из щели, как пробка из бутылки.
– Мандарин! – столько радости в голосе я слышал разве что… Да, наверное, никогда.
Больше всего на свете мне хотелось послать куда подальше всю эту кошачью историю. И пойти домой зализывать раны. Я бы, наверное, так и поступил, но девчонка по ту сторону забора сказала:
– Спасибо! Я Ника.
И невидимый внутренний таймер побежал чуть быстрее.
Я подтянулся и выглянул из-за забора. Он у нас почти двухметровый. Неудивительно, что мохнатая подушка не допрыгнула.
– Привет, – сказала Ника, и я сорвался прямо в крапиву. Прямо в пропасть.
– Ты в порядке?
– Стой! Я сейчас!
Я кинулся к калитке. Только бы не ушла! Только бы не ушла! Только бы не ушла!
Крапива хлестала по ногам. Я клятвенно пообещал, что, если Ника не уйдёт, скошу всю траву на фиг!
Ника не ушла. А сердце моё ушло. Улетело, упорхнуло, унеслось куда-то в сосновую высоту.
Солнечные пятна, словно золотые рыбки, кружили по её лицу. Ныряли в волосы. Расцвечивали глаза особым, медовым светом. И вся она была какая-то медовая. Рыже-карамельные волосы, ореховые глаза, бледные веснушки на носу. Коричневые шорты, короткая персиковая майка и полоска загорелого живота между ними. Ника. ЧерНИКА. КлубНИКА. ЗемляНИКА. Девчонка с ягодным именем. Ника – медовая ягода.
Зато я с ног до головы в краске. Драные джинсы немножечко, ну совсем чуть-чуть, в курином помёте. Папина клетчатая рубаха на несколько размеров больше. И – вишенка на торте – резиновые тапки из «Ашана». Тоже мне, король гранжа.
– Привет, – самое оригинальное, что я смог придумать.
– Привет, – она улыбнулась, поглаживая кошачью подушку.
– Как кот?
– Вроде нормально. А у тебя правда есть куры?
– Да. Бабушкины. Я за ними присматриваю. А твой бандит их пугает.
Про мусор, грядки и кроссовки я промолчал.
– Прости! Мы недавно тут дачу купили. Мандарин ещё не привык к новому месту. Часто сбегает и шастает по чужим участкам. Он любопытный. Только чересчур… э-м-м-м… боевой, – она осторожно погладила порванное ухо.
– Кто его так?
Ника пожала плечами.
– Ясно. Любит искать приключения на свой пухлый зад.
Ника рассмеялась. И мне безумно захотелось её сфотографировать. Вот прямо сейчас. С леопардовыми пятнами светотени. Щербинкой между зубами. Медовыми волосами чуть ниже плеч. Схватить этот свет, этот смех, этот день. Чувство полёта! Сохранить на плёнке, чтобы сделать частью своего мира. Иначе я сам себе не поверю, что это всё взаправду.
– Подожди, я сейчас! Сейчас вернусь! – я замахал руками и бросился в дом за «Никоном».
Сфоткать Нику на «Никон». От этой мысли я глупо захихикал. Идиот.
– У тебя кровь! – она поймала меня за руку. Лёгкая, прохладная, волшебная ладонь.
– А, это кот поцарапал. Ерунда. Я сейчас! – я вырвал руку и побежал. Идиот два раза.
– Эй, а как тебя хоть зовут? – крикнула она вдогонку.
На секунду я замешкался. Впервые за долгое время мне захотелось назваться другим именем. Всего лишь секунду. Привычка взяла своё.
– Рома.
Камера куда-то пропала. Я точно помнил, что оставил фотик в рюкзаке. Но там лежали плёнки, скетчбук, маркеры, половинка сникерса, салфетки, бутылка воды, чистые трусы (что они там делают, кстати?) и задачник по математике (вот это вообще загадка века). Но «Никона» не было! Я взвыл и вытряхнул рюкзак на диван. Пусто. Ничего. Фиг с ним! Я побежал обратно.
Но Ника исчезла. И её велик тоже. Только медово-ягодный аромат ещё кружил в воздухе. Идиот. Полный. Круглый. Космический идиот.
Я ещё постоял минут пятнадцать в надежде, что она вернётся. Бесполезно. Ника ушла. Я выругался, пнул со всей дури забор и тут же пожалел об этом. Ашановские тапки – так себе броня. Я вернулся в дом. Фотик преспокойно лежал на столе. Прямо у меня под носом. Мне захотелось долбануть его в стену, но вместо этого я взял скетчбук и акварельные карандаши.
