ISBN :
Возрастное ограничение : 16
Дата обновления : 22.06.2024
Праведник
Валерий Ивашковец
Человек не от мира сего, воспитанный на идеалах православия, в бурных, часто криминогенных реалиях 90-х годов двадцатого века. И как ему здесь?.. Наверное, не выжил бы, если бы… не особенные, мистические способности. Они понадобились автору, чтобы попытаться проследить: как воспринимаются такие идеалисты в современном мире? Что от них больше – добра или зла? И как на их фоне смотрятся идеалы, мораль и этика современности, с её гонкой в бесконечном соревновании за вожделенный приз власти и богатства. В сюжете романа достаточно неожиданных поворотов. Как всегда, присутствуют мотивы любви. Фото на обложке сделано автором. Это церковь у села Филькино Красногвардейского района Белгородской области.
Валерий Ивашковец
Праведник
Часть 1. Подвижник
“Вера без дел мертва”. И.Христос.
“Страшно не упасть, а не подняться!”
Немецкая пословица.
Глава 1. Детство
Верхушки деревьев монотонно раскачивались под порывами ветра. Уходящие ввысь стволы казались мифическими исполинами, ведущими тайную, неторопливую беседу. Ветвями, как руками, они то приветливо обнимались, то сердито отталкивались друг от друга.
Лёжа на лесной поляне и восторженно глядя в небо, Иов, русоволосый мальчик лет девяти, испытывал ощущение полёта. Небесная бездна с плывущими белыми облаками, напоминающих порой живых существ, манила и притягивала. Деревья обрамляли сине-голубую высь и подчёркивали её бесконечную глубину. Густая трава и мягкий мох приятно ласкали открытые руки, босые ноги и усиливали чувство полёта. И только рядом стоящее лукошко, наполненное грибами, напоминало о земном.
– Иов! Ты где? Отзовись, ау! – послышался вдали женский голос, сопровождаемый гулким эхом.
Мальчик не отзывался и продолжал лежать, окунувшись в свои чувства и мысли: “Как велик и неповторим мир, созданный Творцом! Небо, деревья, трава, птицы… – всё устроено разумно и непросто, – думал он восхищёно. – И чтобы так было всегда, нужно не лениться и молиться Создателю Мира нашего. Благодарить за его мудрость и посланную благодать. Пусть не отвернётся лик его от моей мамы и отца, дедов и бабушек, и всех-всех, кого знаю и не знаю, даст им здоровье и… вечную жизнь!”
На мгновение он прервался, прикрыл глаза и, отогнав грусть, продолжил думать. – “Мир дан людям. А сколько здесь непонятного! Поступки и деяния взрослых не всегда объяснимы, как и то, что есть хорошее, а что – плохое?…”
– Иов! Ну, где же ты? – тревожно прозвучало уже близко, прервав, наконец, возвышенные думы.
Мальчик проворно поднялся, подхватил лукошко и звонко крикнул:
– Я здесь, мама!
– Ну, слава Богу, – вышла из ельника средних лет женщина, одетая по-деревенски просто, с повязанным на голове платком и в руках с плетёной корзиной, наполненной грибами и ягодами.
– Что так долго не отзывался?
– Понимаешь, мама, – заворожено заблестели синие глаза, – здесь удивительная поляна! Если на неё лечь и посмотреть ввысь, то появится ощущение полёта и божественных чувств: будто заговорил с самим Создателем!
– Ах, ты ж, мой праведник, – женщина нежно погладила сына, – выдумщик и мечтатель! Пойдём-ка домой – скоро обед, да и отец заждался.
– Ты зря мне не веришь, мама, – обиженно поджались губы.
– Верю, как же не верить… – грустно согласилась женщина и, взяв мальчика за руку, пошла с ним по еле заметной лесной тропе.
Казалось, лес не торопился отпускать своих гостей, а птичья перекличка, скрип стволов и шелест листьев – звучали в их честь, как музыка, вечная и неповторимая.
Подходил к концу двадцатый век…
Норышкины, потомки древнего дворянского рода, появились в затерянной в брянских лесах деревеньке после революции 17-го года.
Многие из их родственников и друзей уехали за границу – кто в Европу, кто в Америку – не приняв большевистскую власть и не увидев перспектив борьбы. Норышкины решили остаться…
– Негоже нам бросать свою землю в лихолетье! – говорил Иван Фёдорович – коренастый сорокалетний мужчина, с тонкими чертами лица, украшенными усами и короткой бородкой. Пенсне, открытый, широкий лоб и начинающая лысеть голова – подчёркивали в нём потомственного аристократа.
Семейный совет проходил в зале столичной квартиры, расположенной на втором этаже старинного дома. За круглым столом, накрытым тёмной скатертью, сидела вся семья: жена, Наталья Ильинична – строгая, красивая женщина, и трое аккуратно одетых, с грустными лицами детей: старший Александр, и младшие, Пётр и Аня.
Слушали главу семейства с напряжённым вниманием.
– Бог, похоже, наказал землю нашу: веру стали коверкать, заповеди Господни забывать, – строго говорил Иван Фёдорович. – Силой в битве с антихристом мы не в состоянии помочь, а вот молитвами, духовными устремлениями – наш долг и путь, как патриотов.
Переведя дыхание, продолжил:
– Есть на Брянщине деревенька, Петровка, бывшее имение моего деда. Имение когда-то процветало, но, проданное за долги, давно пришло в упадок, от былого ничего не осталось. Туда и поедем. Будем работать тяжко, и молиться за землю нашу. Это будет наш крест, наш вклад в будущее людей русских!
Наступила длительная пауза: каждый обдумывал сказанное. В семье не привыкли прекословить отцу, поэтому восприняли его предложение как должное. Первой, не скрывая озабоченности, отозвалась Наталья Ильинична:
– Я думаю, возьмём не только необходимое, но и наше семейное, ценное – то, что можно унести на руках.
– Конечно. Обязательно взять нашу семейную икону и библию.
– А книги можно? – робко спросил Пётр, ученик последнего класса гимназии.
– Сколько унесёшь.
– А учебники? Мне ведь ещё надо учиться! – старательно скрывала отчаяние Аня.
– Да, да – обязательно. Мы ещё вернёмся, когда всё уляжется, – суетливо кивал головой Иван Фёдорович. Только Александр сидел с потухшими глазами и не проявлял активности. По его лицу было видно, что паренёк в глубоком раздумье и нерешительности.
Среднего роста, с отцовским тонким лицом, Александр был любимцем в семье. Закончив гимназию с отличием, он успешно учился в кадетском корпусе. Революция ломала все планы, а отъезд из столичного Петрограда в забытую богом деревню воспринимался как катастрофа. Ведь здесь оставалась Машенька, весёлая кареглазая воспитанница женской гимназии, его тайное увлечение; здесь были друзья, которые не теряли надежды на лучшее.
– А ты, Саша, что молчишь? – тревожно спросила мать.
– Простите меня – я всех вас очень люблю – но я… остаюсь, – подбирая слова, вымолвил Александр. – Кто-то должен остаться и здесь. Я не могу бросить своих друзей…
– Ты хорошо всё обдумал? – глянул пристально отец. – Тебя могут посадить в крепость, расстрелять – они же ненавидят дворян!
– Я всё обдумал – мы будем бороться здесь.
Воцарилось молчание…
Наталья Ильинична смотрела на сына затуманенными глазами, в которых спряталась и боль, и укор. Пётр и Аня поглядывали на брата с удивлением, восхищением и страхом одновременно. Прервав паузу, Иван Фёдорович решительно поднялся и, смахнув со щеки мокроту, твёрдо выговорил:
– Я уважаю твой выбор. Удачи тебе и храни тебя Господь…
Они обнялись. Наталья Ильинична простилась с сыном последней…
На следующий день, после недолгих сборов, семья отправилась в путь.
Дорога выдалась нелёгкой. Страна, разрушенная войной и революцией, была неуправляема. Власть на местах отсутствовала. По дорогам ездить было опасно из-за угроз нападений отрядов крестьянской вольницы и многочисленных банд голодных, озлобленных солдат, возвращающихся с войны.
После долгих мытарств, Норышкины всё же добрались до своей Петровки. Их встретили несколько десятков невзрачных, вросших в землю, дворов, окружённых плотной стеной леса. К концу осени 1918-го года, срубив дом на окраине, стали осваиваться на новом месте.
Деревня, удалённая от городов, затерянная среди лесов и болот, жила своей установившейся патриархальной жизнью. К Норышкиным, как к бывшим барам, отнеслись поначалу настороженно. Но потом, видя их глубокую набожность и удивительное трудолюбие, приняли, как равных.
Церкви в селе не было, и Иван Фёдорович организовал молельный дом в пристройке. Сюда по воскресеньям и церковным праздникам со временем стала собираться вся деревня: помолиться и послушать проповеди бывшего барина.
Ветры революционных войн, казалось, обходили деревеньку стороной. Приход советской власти, последующая коллективизация существенно не затронули деревенский быт. Из-за удалённости, новые власти наезжали редко.
Дети Норышкиных выросли и породнились с местными. Так ветвь дворянского рода неумолимо становилась крестьянской. Но неизменной оставалась в новых поколениях Вера, а заложенные в генах аристократичные черты нет-нет да проявлялись в их детях и внуках.
Вот в такой семье потоков дворян и родился Иов, названный именем страдающего праведника. Дедом его был Пётр. Он единственный (Аня умерла незамужней) сумел преодолеть все тяготы и обжиться. Довольно рано женился на дочери старосты села, Матрёне. Она и родила ему первенца Ивана, ставшего отцом Иова.
Мальчик рос необычным. Особенно это проявлялось в его повышенной, даже болезненной, религиозности. Он часто молился, а, научившись грамоте, перечитал, и не раз, все домашние книги.
Среди сверстников казался старше своих лет, удивляя начитанностью и серьёзностью, убеждённой честностью и правдивостью. Из-за этих качеств, мальчишки боялись с ним играть, так как Иов, глядя открыто в глаза взрослым, честно признавался в своих и чужих шалостях. Не боялся защищать слабых…
– Хлопцы, давайте устроим потеху! – предложил как-то вечером главный заводила сельской ребятни, не по годам рослый Прошка, сын заведующего сельмагом. Перед этим ребята – с ними был и Иов – долго играли в прятки. Наигравшись, они собрались в кружок возле высокого старого тополя, что рос на краю улицы, и обсуждали: чем бы заняться дальше.
Предложение Прошки вызвало живой интерес:
– Подкинем мышей тётке Фроське?
– Нет, давайте пугнём Аньку дохлой крысой! – посыпались предложения.
– Это уже было, – важно надулся Прошка и добавил шёпотом: – Тут недалече дом бабки Тоськи…
– Это та, которой за девяносто и живёт одна?
– Она самая. Бабка вечером выходит за двор посидеть на лавочке, семечками побаловать. Давайте подопрём дверь бревном и будем смотреть, как она выберется!
– Давайте! – возбуждённо поддержала ватага.
А Иов возмутился:
– Не пристало издеваться над немощным старым человеком, не по-божески это.
– А хворостиной меня вчерась била – это по-божески?! – напыжился Прошка и подошёл вплотную к Иову: – Вечно ты не как все.
– Хворостиной за дело получил: зачем в полисадник залез?
– Там же вишня рясная.
– Чужое брать – грех.
– Гуляй-ка ты без нас, – разозлился Прохор и оттолкнул мальчика.
Отстранившись от обидчика, Иов развернулся и пошёл прочь.
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом