И чем больше он сравнивал обезображенное лицо Оивы с прекрасными чертами Окото, тем сильнее становился недоволен своей женой. Так что вскоре он уже и смотреть на нее не мог. Ему не хотелось больше возвращаться домой, и он стал отвлекать себя от неприятных мыслей с помощью саке.
Через лавку, где продавали саке, он проходил каждый вечер, так что очень скоро денег ему стало не хватать, и он начал продавать вещи одну за другой. В конце концов он стал уклоняться и от исполнения всех обязанностей, которые накладывало на него положение.
– Пожалуйста, стань вновь тем серьезным самураем, каким ты был! – воскликнула однажды его жена. – Я сделаю все, что ты попросишь!
Оива умоляла его исправиться, но он и не думал слушать ее.
– Замолчи, старая ведьма! – вскричал он, ударив ее и продолжая бить ногами. – Я и смотреть на тебя не хочу!
И он пошел в дом Садзаэмона, чтобы обсудить ситуацию.
Однако же Садзаэмон по сути своей не был хорошим человеком. Он устал от своей дочери Окото, которую когда-то обожал, и подумывал, как бы сделать так, чтобы Иэмон отдалил от себя Оиву и женился на его дочери, лишь это станет возможным.
– Ты в тяжелом положении, Иэмон, – сказал Садзаэмон доверительно. – Если ты продолжишь в том же духе, с тебя снимут все твои официальные обязанности. Почему бы тебе не отослать Оиву на некоторое время куда-нибудь? Скажи ей, что заберешь ее, как только вновь встанешь на ноги.
Добрая Оива и подумать не могла, что все это – план, чтобы избавиться от нее, и потому согласилась.
– Я буду ждать тебя и не вернусь домой, пока ты не изменишься, – с любовью сказала она и ушла: стала работать горничной в доме другого самурая, очень далеко[15 - Самурай, разумеется, имел право отослать жену из дома, но представить себе замужнюю женщину из приличной семьи, которая работает в другой семье, практически невозможно. Комм. науч. ред.].
– А! – воскликнул Иэмон. – Как все хорошо сложилось: легче, чем я предполагал!
Он был счастлив: теперь он мог жить с Окото, ничего не опасаясь.
– Оива меня бросила, так что теперь мне нужно найти новую жену, – рассказывал он всем вокруг. И за этими разговорами очень быстро он организовал свадебную церемонию с Окото, новой женой, красота которой сияла для него ярче драгоценностей.
«Ах, какой же я счастливый человек! – думал он. – Мне удалось унаследовать дом Тамия и услать Оиву».
Спустя некоторое время Окото родила сына, а Иэмон вернулся к добросовестному исполнению своих служебных обязанностей. А Оива ничего обо всем этом не знала и продолжала прислуживать в чужом доме в ожидании того счастливого дня, когда Иэмон приедет забрать ее. Но день этот все не наступал.
Однажды утром продавец табака по имени Мосукэ проходил мимо дома, где работала Оива. Раньше он часто продавал табак тем, кто жил в доме, где она выросла, и хорошо ее знал. Оива сразу же спросила его, как поживает Иэмон.
– Как?.. Ну… – начал Мосукэ, застигнутый врасплох. – Странно, что ты меня об этом спрашиваешь и что беспокоишься о нем. У нас все говорят, что Иэмон надоел тебе и ты бросила его. Теперь у него новая жена и сын, и живут они довольно-таки счастливо.
– Что ты такое говоришь? – воскликнула Оива. – Не может этого быть!
– Но это правда, – ответил Мосукэ. – Я же их своими глазами видел!
– Ах он проклятый! – вскричала Оива. – Я заставлю его пожалеть, что обманул меня!
Оива белее полотна босиком выбежала за ограду, растерянный Мосукэ последовал было за ней, но вскоре потерял ее из виду. Спустя какое-то время он заметил, как Оива, казавшаяся обезумевшей, бродила вокруг дома Иэмона, однако потом она исчезла; и никто не знал, куда она ушла.
Удивительно, но с того дня в доме Иэмона стали происходить странные вещи.
Оива неожиданно возникала в комнате, где спали Иэмон и Окото. Ее лицо – все в отметинах оспы – стало еще более ужасным, а длинные волосы шевелились, как змеи.
– Старая упрямая ведьма! – кричал Иэмон. – Почему ты не оставишь меня в покое?
Он пытался поразить женщину мечом, но меч проходил сквозь ее тело, будто никого и не было перед Иэмоном. И сколько бы раз ни пытался он прогнать призрак Оивы, она появлялась каждую ночь и смотрела на него страшным взглядом.
Мужчина совершенно помешался: теперь даже когда он смотрел на прекрасное лицо своей второй жены, оно казалось ему уродливым лицом Оивы. К тому же вскоре после того, как начались эти странные появления, их маленький ребенок неожиданно заболел и умер.
– Это все, наверное, проклятие Оивы, – рыдала Окото и, когда наступала ночь, ходила по дому, вымаливая прощения у призрака.
Но и Окото умерла.
Некоторое время спустя лицо Иэмона покрылось пятнами, точь-в-точь как было с лицом Оивы, и в таком облике он перешел в мир иной.
После уничтожения Иэмона и его новой семьи настал черед и дома Ито Садзаэмона. Оива убила всех его родичей одного за другим. Но и после этого проклятие продолжало действовать: любой, кто поселялся в доме Иэмона после этих событий, вскоре умирал из-за неизвестных причин. В конце концов кто-то построил в честь Оивы святилище Инари[16 - Инари ?? (букв. «Несущая рис») – популярное синтоистское божество риса (и других злаков), ремесла, торговли, плодородия, изобилия и вообще жизненного благополучия, почитается и буддистами. Может изображаться как в женском, так и в мужском обличье. Ее святилище на горе Инари было построено в 711 г. (существует и сейчас), но культ, вероятно, появился раньше; особенную популярность он получил в XVI в., в эпоху Эдо (1603–1867), когда Инари стала почитаться как покровитель кузнецов и воинов, рыбаков, актеров, проституток, а также как защитница от пожаров. Ей посвящено около одной трети (не менее 32 тысяч) синтоистских святилищ Японии. Белые лисы-оборотни кицунэ считаются ее посланниками. Комм. науч. ред.] на развалинах дома. Люди стали молиться об освобождении души этой женщины.
Говорят, с тех пор призрак больше не появлялся[17 - Приведена крайне необычная версия сюжета, источников которой найти не удалось. Обычно история про Оиву излагается по пьесе традиционного театра кабуки ??? «Токайдо Ёцуя кайдан ???????» («История о призраке из деревни Ёцуя в Токайдо»), написанной в 1825 г. Цуруя Намбуку IV ???? (1755–1839). Согласно пьесе, ронин Тамия Иэмон ???? в ссоре убивает своего тестя Ёцуя Самона ????, который требует от него развестись с дочерью – красавицей Оивой ??. Влюбленная в Иэмона Оумэ ??, из соседской семьи Ито ??, чтобы заставить его разлюбить жену, посылает Оиве отравленный крем, который немедленно разъедает ее прекрасное лицо. Иэмон пытается избавиться от нее, Оива, увидев свое отражение в зеркале, хватает меч, чтобы отомстить Оумэ, но по неосторожности убивает себя, проклиная Иэмона. На свадьбе Иэмона и Оумэ призрак Оивы заставляет новобрачного убить молодую жену, а затем изводит всю семью Ито. В итоге преследуемый призраком Иэмон бежит в горы – но тщетно. Его настигает безумие, и он также погибает. Пьеса считается одним из самых популярных традиционных японских хорроров; мстительный призрак Оивы, в погребальном кимоно, с распущенными волосами (от яда она наполовину облысела) и изуродованным левым глазом, был (и остается) крайне популярным сюжетом для художников (существуют ее изображения кисти Кацусики Хокусая ???? (1760–1849), Утагавы Куниёси ???? (1798–1861) и многих других). Считается, что историческая Оива похоронена в Сугамо ??, неподалеку от Токио; она скончалась 22 февраля 1636 г. Сложилась традиция, что перед постановкой пьесы или фильма на данный сюжет (их существует около двух десятков: первый был поставлен в 1912 г., а в 2006 г. было выпущено аниме) актеры непременно совершают паломничество на могилу Оивы и просят ее разрешения на постановку. Комм. науч. ред.].
Длинные черные волосы
ного лет назад в старой провинции Иваки[18 - Иваки ?? – учрежденная в 1868 г. (и вскоре ликвидированная) провинция в восточной части современной префектуры Фукусима ??, на востоке острова Хонсю; короткое время существовала под этим названием также в VIII в. Комм. науч. ред.], в поселке Кори, жил продавец тофу[19 - Тофу ?? (от кит. доу-фу ?? – букв. «бобовая гниль») – соевый творог или сыр. Изобретен в Китае ок. 2000 лет назад (согласно легендам – в II в. до н. э.), получается при ферментации соевого молока (растертых соевых бобов, разведенных водой). Попал в Японию в VIII в. (благодаря буддийским монахам, в начале он именовался «китайской гнилью», что по-японски звучит так же, но первый слог записывается знаком ?, по-китайски произносящимся «тан» и передающим название одноименной империи, существовавшей с 618 по 907 г.; в течение многих веков после ее падения соседи именовали Китай Тан, а самоназванием китайцев было «тан жэнь ??», «человек [империи] Тан» – так до сих пор именуют себя многие китайцы диаспоры, живущие в странах Юго-Восточной Азии). Во Вьетнаме доу-фу появился в X–XI в., после чего распространился по Юго-Восточной Азии. Доу-фу не слишком калориен, но богат белком, что было очень важно не только для стремящихся к вегетарианству буддийских монахов, но и для большинства жителей Китая и Японии, в чьем рационе белковая пища – мясо, молоко, рыба – была представлена порой крайне скудно (часто почти полностью отсутствовала). На Западе доу-фу известен с конца XVIII в. (им очень интересовался Бенджамин Франклин), первые фабрики по производству соевого сыра появились в США в конце XIX в., в Европе – в начале XX в., но настоящую популярность он получил ближе к концу XX в., с увеличением числа вегетарианцев и интересующихся дальневосточной кухней. Комм. науч. ред.]. И была у него единственная дочь, очень красивая девушка по имени Офуку. Когда Офуку исполнилось семнадцать лет, в канун Нового года, она перевязала свои длинные черные волосы, надела праздничное кимоно и отправилась в дом своей подруги, чтобы отпраздновать.
Когда она пришла, там уже было много других девушек, которые весело играли в карты по случаю Нового года. Офуку присоединилась к ним: они ели изысканные новогодние угощения, пили саке и веселились до такой степени, что забыли о времени.
Офуку редко пила саке и к вечеру совсем опьянела, не заметив этого. В конце концов, покачиваясь, она залезла под котацу[20 - Котацу ?? (букв. «грелка») – традиционный деревянный столик, на который клался футон или одеяло, свешивавшиеся по бокам; под столик помещалась жаровня с углем. Человек мог сидеть (или даже прилечь), поместив ноги под котацу, обернув нижнюю часть тела свешивавшимся одеялом – этого хватало, чтобы не замерзнуть. С XIV в. – нередко основной источник тепла в традиционном японском доме, зимой – центр притяжения для всей семьи. Используются и сейчас – только с электрическим нагревателем. Комм. науч. ред.] и, не снимая кимоно, уснула.
Но из-за очага, размещенного под котацу, рукав кимоно Офуку скоро загорелся, и начался пожар. Офуку спала, не чувствуя ничего, и не знала, какая опасность ее подстерегает.
Вдруг она вскочила, неистово крича: не только кимоно ее было охвачено пламенем, но уже загорелись и ее прекрасные черные волосы.
– Кто-нибудь!.. Кто-нибудь! Помогите! – звала она.
Офуку в отчаянии бегала по комнате, будто голову потеряла, но делать было нечего; охваченная паникой, она выбежала из дома в сад и прыгнула в пруд.
Слуги из дома поспешили ей на помощь, но теперь все ее тело было ужасно обожжено, а кожа на некогда прекрасном лице свисала кровавыми лентами, открывая плоть под ней.
Вызвали врача, который приложил все усилия, чтобы залечить раны девушки, однако многого он сделать не смог.
На следующее утро весть о постигшем Офуку несчастье дошла до ее подруг, и все они одна за другой отправились в ее дом навестить больную.
Когда же они выяснили, что тело ее было совершенно обезображено и все замотано в бинты, то уже не знали, что сказать и как утешить ее.
Офуку смотрела на длинные гладкие волосы подруги, сидевшей у ее подушки, и слезы текли по ее щекам.
– Да что ты убиваешься, – сказала другая ее подруга. – Вот залечишь свои ожоги, и будут у тебя прекрасные волосы, как раньше!
– Нет, – ответила Офуку слабым голосом, закрывая глаза. – Долго я не проживу.
– Не говори так! – тут же отозвалась подруга, сидевшая рядом с ней. – Думай о хорошем, и скоро поправишься!
– Что такое, в конце концов, небольшой ожог? – сказала третья, пытаясь приободрить Офуку.
Но Офуку, будто в бреду, продолжала повторять, что скоро умрет.
Так что через некоторое время подругам стало не по себе, одна за другой они покинули дом Офуку. И позже уже больше никто не спрашивал о ней.
За два-три дня история об Офуку облетела весь город, и услышала ее также и жена священнослужителя в местном буддийском храме Кори-дэра[21 - Кори-дэра ??? (яп. храм [поселка] Кори), иногда также читается как Кори-дзи. Буддийский монастырь в Кори, основан в 1548 г. Комм. науч. ред.].
«Как печально, – думала женщина, работая на кухне. – Она была такая красивая! И в храм часто приходила…»
И в этот самый миг она услышала звук шагов: кто-то шел к храму от входных ворот. Звук шагов затих перед главным залом: будто бы кто-то молился Будде.
«Ну, мой муж, должно быть, вернулся», – подумала женщина.
С этими мыслями женщина начала промывать рис, чтобы подготовить его к варке, и в этот момент дверь кухни открылась, и перед ней оказалась Офуку.
– Великие небеса, это же Офуку, – пробормотала ошеломленно женщина, оглядывая девушку с головы до ног.
Длинные черные волосы Офуку были красиво причесаны и перевязаны, кимоно ее было очень опрятным, а на коже совсем не было следов от ожогов.
– Я слышала о несчастье, которое произошло с тобой… Говорили, что ты получила ожог, – промолвила женщина, пытаясь прийти в себя.
– Да, так и было, – ответила девушка, вежливо рассмеявшись. – Но я совершенно поправилась.
«Это очень странно, – подумала жена священнослужителя, качая головой. – Я всего несколько дней назад слышала, что она умирает».
Однако же Офуку стояла перед ней, и у нее был вполне здоровый вид.
– Это чудесно! – сказала тогда женщина. – Я пойду приготовлю чай, а ты подожди меня в гостиной.
– Спасибо, так и сделаю! – ответила Офуку своим обычным веселым голосом.
– Все это сплетни, – прошептала жена священнослужителя. – Никому доверять нельзя.
Она приготовила чай, вышла в гостиную, но Офуку там не было.
«Как странно, – подумала женщина. – Куда же она ушла?»
Поставив чай, она обыскала весь храм, но не смогла найти девушку. Она продолжала ждать ее, и в то же время ей стало овладевать какое-то странное чувство.
«Мог ли это быть призрак Офуку?» – подумала она, и в тот же момент холод пробежал по ее спине.
Тут в храме появился человек из города.
– Дочь продавца тофу только что умерла, – закричал он. – Собираются устроить ночное бдение над ее телом, так что я ищу священника.
– Ах! Что? – невольно вырвалось у совершенно побледневшей жены священнослужителя.
– Пожалуйста, передайте священнику эту новость, – ответил мужчина, несколько шокированный выражением лица женщины, и быстро вышел из храма.
На следующий день была проведена похоронная церемония, и тело Офуку было захоронено в могиле за храмом Кори-дэра.
В тот же вечер одна из подруг несчастной беседовала со своей матерью, рассказывая ей грустную историю Офуку, когда почувствовала, как по комнате пронесся легкий ветерок. В тот же миг лента, перевязывающая ее длинные черные волосы, была разрезана, а волосы упали ей на лицо, придавая девушке сходство с призраком.
– Какой ужас! – вскричала мать, нервно убрала волосы с лица дочери и вновь собрала их в хвост.
– Мама, я боюсь, – отозвалась девушка, обнимая мать, и обе они задрожали от страха.
Позже той же ночью служитель храма и его жена услышали ужасающий крик и вскочили с ложа, сбрасывая простыни. Казалось, кто-то бегает по главному залу храма, издавая душераздирающие звуки. Оба они устремились к тому залу и заглянули в волнении внутрь.
Там они обнаружили Офуку, которая должна бы быть в могиле, но нет, они видели собственными глазами, как она бегала по залу и кричала, и казалось, что она совершенно потеряла разум.
Священнослужитель и его жена были так напуганы, что смогли только осесть на корточки и звать на помощь. Однако немного погодя служитель чуть пришел в себя и начал петь сутру, чтобы попытаться освободить душу девушки.
Так Офуку вскоре успокоилась, а после ее призрак исчез совсем.
– О, как же страшно! – прошептала жена ламы, и голос ее еще дрожал.
– Это точно был призрак Офуку.
Еще семь дней Офуку заставляла рассыпаться прекрасные черные волосы у своих подруг и продолжала бегать и кричать в главном зале храма. И каждый раз, как это случалось, священник принимался петь сутру с любовью. Благодаря этому начиная с вечера восьмого дня никто не трогал волосы девушек и призрак Офуку не появлялся.
Но и сейчас в том храме можно заметить, как сломана часть решетки буддистского алтаря: на него налетел призрак Офуку, охваченный страхом и паникой.
