Прежней жизни больше нет! Долой ее, все равно она была никчемной…
Поворочавшись немного, я сам не заметил, как заснул. Причем спал, как убитый.
Проснулся, когда еще семи не было. Подошел к зеркалу, обратил внимание, что тело у меня худощавое, нетренированное. Не совсем дрыщ, конечно, но все равно стыдно. С такими мышцами сильного удара не нанести, эффективный бросок не сделать. Нужно будет усиленно тренироваться, наращивать массу. Для пацана главное – это умение за себя постоять. Видимо, реципиент не уделял этому достаточного внимания. Ничего, исправим.
Мне как раз неделю назад исполнилось семнадцать лет – в этом я убедился, увидев собственный паспорт, и я должен уже заканчивать школу. Это либо десятый, либо одиннадцатый класс.
Взглянул на календарь. Настоящий Антон Барсуков зачем-то зачеркивал прошедшие дни. Значит, сегодня пятое июня?
– Суббота… – пробормотал я. Школа отпадает. Учеба тоже – не готов я в школу, блин, ходить. Возможно, есть какие-то экзамены – ни черта не помню, когда там и что сдавалось. Сколько лет-то уже прошло.
Первым делом убрал кровать, затем сделал зарядку. Для начала легкую. Мышцы после вчерашних разборок ощутимо болели, но я не обращал на это внимания.
В коридоре обнаружил двенадцатикилограммовую гирю, которая тоже потихоньку пошла в дело.
Нужно тренировать выносливость, силу, ловкость. И хорошо бы найти какую-нибудь секцию самбо или борьбы, наверняка что-то должно быть на районе. Многое из своего спортивного прошлого я уже успел позабыть, а это плохо. Нужно наверстывать, иначе меня никто всерьез не будет воспринимать. Был бы я чуть постарше, может, за двадцать, тогда бы сразу начал крутиться. А пока рано, кто всерьез воспримет семнадцатилетнего пацана?
Когда я закончил, отправился в ванную. Затем на кухню.
Отчего-то прям невыносимо захотелось чего-нибудь мучного.
Отыскал муку, яйца, немного простокваши. По-быстрому сварганил оладьи. Когда заварил чайник, дверь на кухню приоткрылась и заглянула мама.
– Антош?
– О! Доброе утро, мам!
Сложно сказать, какие чувства я к ней испытывал. Физически, как ни крути, она мой родитель. А вот с другой точки зрения… Называть мамой женщину, которая, по факту, младше меня?! Воспринимал это не очень остро, но, пожалуй, к этому нужно будет еще привыкнуть. Впрочем, вероятно, влияние подсознания реципиента как-то сглаживало углы.
– Доброе… – она принюхалась. – Чем это пахнет?
– Оладьи пожарил.
Услышав мой ответ, она стояла и просто хлопала глазами. А потом села на стул и пробормотала:
– Вчера борщ, сегодня оладьи… Антош, ты же не умеешь готовить!
– Пришлось научиться, – усмехнулся я. – Чаю?
– Это должна была делать я…
– Я же вижу, что тебе тяжело. Поэтому все нормально, мам!
Она молча смотрела на меня изумленными глазами, затем спросила:
– Что это у тебя на лбу? И губа разбита. О, боже! Тебя что, хулиганы били?
– Скорее, наоборот! – усмехнулся я.
– Это как? А впрочем, неважно. Нужно было еще вчера обработать. Так, ну-ка давай…
– Да ладно, всего лишь царапина. Чего там обрабатывать?
Тем не менее пришлось подчиниться.
Через несколько минут она закончила, получилось очень аккуратно. Память напомнила, что мама уже больше десяти лет работала в поликлинике. Только вот кем, не помню.
– В тебе что-то изменилось, – заметила она.
– И что же? – сухо улыбнулся я.
– Взгляд другой. Более взрослый, уверенный. Как будто ты разом постарел.
Я рассмеялся.
– Ма, мне уже не двенадцать лет.
– Ты меня так не называл!
– Угу, а давно мы с тобой нормально разговаривали, а?
При этих словах она потупила взгляд и покраснела. Видимо, попал в точку. Я решил разрядить обстановку и переключиться на другую тему.
– Какие у нас сегодня планы?
Мне хотелось вывести ее на разговор, но осторожно, непринужденно. Как оказалось, память реципиента во многих моментах скудна на факты и детали.
И снова мой вопрос поставил ее в тупик. К гадалке не ходи, отношения между матерью и сыном в последнее время были не очень. Определенно, в семье что-то произошло, что-то серьезное. Сын почему-то замкнулся и ушел в себя, а мать не нашла ничего лучше, как пить. Вместо решения проблем, она просто заливала их алкоголем, таким образом заглушая мучившую ее боль. И все-таки, где же отец?
– Не знаю… – очевидно, что ей было неудобно говорить об этом, поэтому и отвечала не сразу. – Даже не знаю. Мы давно уже ничего не планировали.
– А давай-ка погуляем по городу? – предложил я. – Например, по Красной? Возьмем мороженое.
Из своей прошлой жизни я помнил, что в Краснодаре в конце двухтысячных годов была такая улица Красная, что пересекала город с севера на юг. По ней, в выходные дни перекрывалось все движение и пешеходы свободно могли гулять прямо по дороге, не опасаясь быть раздавленными. Везде играла тихая приятная музыка, была чистота. Иногда, тут и там, особенно в вечернее время происходили выступления каких-нибудь местных талантов. Люди просто неторопливо ходили, беседовали. Интересно, в девяносто третьем так же или подобного еще не было?
– А давай… – вдруг согласилась она.
***
Уже через полтора часа мы гуляли по Парку Победы.
В этот день Красная была закрыта для прогулок, поэтому нам пришлось перебраться в тот район. Легендарного моста поцелуев, что соединял Кубанскую Набережную и сам парк, еще не было, его построят примерно лет через десять.
Пришлось делать большой крюк и обходить через затон. Дорога через лес была не самой живописной, но вокруг было много прохожих. А вот в вечернее время здесь лучше не гулять – далеко не самое безопасное место в городе.
В парке была представлена выставка военной техники, что когда-то участвовала в Великой Отечественной войне. Да и не только в ней. А еще был довольно крупный музей. Неподалеку протекала река Кубань, по которой туда-сюда плавали теплоходы, катая жителей и гостей города.
Помнится, в двадцать первом веке реку засрали настолько, что в ней запретили купаться. Хотя сотней километров по течению ниже, хитрые предприниматели на побережье вовсю продавали экскурсии на купание в этой самой реке. Несмешной цирк.
Разговор с матерью не клеился, и на то были причины.
С одной стороны, я видел, что ей неловко и даже в какой-то мере стыдно, хотя она и пыталась этого не показывать. Перейти непосредственно к проблеме я тоже не мог, это вызвало бы ненужные подозрения. С другой стороны, вытягивать из нее все по крупице – тоже не дело. Я должен как можно быстрее понять, что произошло. Тянуть сопли нет смысла.
Возможно, кто-то скажет – мол, зачем мне было нужно копаться во всем этом? Проще бросить все и жить новой жизнью. Сложно ответить на данный вопрос, тут большое влияние оказывала внутренняя мораль и тот факт, что все-таки перерождение не прошло бесследно. Чувства сына к матери отразились на подсознании реципиента, а потому в какой-то мере воздействовали и на меня. Я вынужден это принять. Чужие мысли были тесно связаны с моими собственными. Сам того не желая, я постепенно привыкал к тому, что теперь это моя новая жизнь и ее нужно устраивать.
Уйти и жить самому, по своим правилам? Да, пожалуй, так тоже можно поступить, только мне совесть не позволила бы. Этой семье нужна помощь. А сбежать никогда не поздно. Вот только где мне жить? Что есть, как одеваться? В девяностые годы вряд ли кто-то сдаст простому школьнику комнату, а тем более квартиру. Нет, сначала нужно адаптироваться, а уже потом искать варианты как жить дальше.
Когда мы покинули центральную площадь, откуда-то справа маму окликнули:
– Лена! Лена, привет. А ты чего здесь?
Я увидел приближающегося к нам высокого незнакомого мужика. Выглядел тот неприметно, ничем особым не выделялся. Одет вполне себе опрятно, в руке темный фотоаппарат, а на плече сумка.
– Привет, Миша… – ответила мама, поежившись. Очевидно, что она была не очень рада этой встрече. Ей как будто бы было стыдно. – С сыном гуляем вот. Давно уже никуда не выбирались.
– Понятно, – улыбнулся тот. – Рад вас видеть. Привет, Антон!
– Угу… – кивнул я, пожимая ему руку.
– А ты чего в парке забыл? – поинтересовалась Лена. – Работаешь?
– Да на очередной экскурсии вот, фотографирую туристов, – он показал ей фотокамеру. – Слушай! Я давно уже хотел спросить, как там Димка? Уже и не помню, когда его последний раз видел! Вы что, куда-то переехали?
При этих словах мама опустила голову, на что Михаил сразу среагировал.
– Э-э… Лен, что-то не так?
– Миша… Разве ты не знаешь? – спросила мама и на глазах выступили слезы.
– Так! – тот осмотрелся по сторонам, увидел пустую малоприметную лавочку. – Идемте туда. Сядем, поговорим.
Это был мой шанс без неудобных вопросов узнать, что же произошло в семье Барсуковых и почему все сложилось таким образом.
Лавочка разместилась среди каштанов, в тени. Прохожих тут было немного, поэтому можно было поговорить, не рискуя быть услышанным. Судя по всему, разговор предстоял неприятный.
– Рассказывай! – мягко, но настойчиво произнес фотограф.
– Ой, Миш… Даже не знаю, с чего и начать, – Лена покачала головой. – В общем, началось все еще в январе этого года. Дима со службы возвращался, а дело было поздним вечером. Ну и услышал он, как кто-то на помощь зовет. Кричала молодая девушка – ее какие-то сволочи хотели затащить в машину, а там, может, и изнасиловать. А он за нее вступился. Ну, ты ж помнишь, он десантник, все за справедливость и правду боролся. Так получилось, что немного переборщил и сломал одному из них челюсть. Остальные испугались и сбежали. Сначала все было тихо. А потом…
У нее снова потекли слезы.
– Пострадавший оказался сыном важного человека, вроде как из депутатов. Я даже тогда даже фамилии не знала, все так спонтанно и проходило очень быстро. Милиция домой приходила, обыск устроили. Нашли пистолет, хотя я точно знаю, что у него никакого оружия не было. Зачем ему пистолет, если у него на службе табельный есть?! Уверена, что его ему просто подкинули. В присутствии понятых оружие изъяли, ну а потом пошли суды и прочее…
– Погоди, я правильно понял, что Димка в тюрьме? – уточнил фотограф.
Мама быстро и часто закивала головой, затем всхлипнув, схватилась за носовой платок. – Признали виновным. Всю ситуацию развернули совсем иначе. С позором уволили со службы, никто ему не помог.
– Так… – Михаил выдохнул, потрогал вспотевший лоб рукой. – Ну, а вы адвоката нанимали? Бороться пытались?
– Конечно, пытались. Только без толку. Там все схвачено, серьезные люди сидят. Не своротишь.
– Ясно… – выдохнул он. Видно было, что он хотел помочь, да только не знал чем.
Стараясь не подавать вида, я слушал с живым интересом, впитывая информацию как губка. Так как я стоял с краю, чуть позади и сбоку от Михаила, на меня никто не обращал внимания, поэтому я слышал все.
Вот, значит, откуда ноги растут и почему в семье все пошло наперекосяк?
С одной стороны, все ясно. Грубо говоря, отец пал жертвой несправедливости, при этом сражаясь за правое дело. Но даже такое горе не повод, чтобы становиться алкоголиком и намеренно разрушать то, что осталось от семьи. Или это не единственная проблема?
– Да и не только в этом дело… – она тяжко вздохнула. – Все как-то кучей навалилось. Не прошло и двух недель, как меня тоже с работы уволили, и как я ни пыталась устроиться в другие учреждения, меня только медсестрой в поликлинику и взяли. А я ведь хирург, Миш! Хирург, десять лет стажа.
– Да, я помню. Думаешь, это все связано?
– Конечно, связано. В почтовом ящике через какое-то время я нашла письмо, адресованное мне. С угрозами и оскорблениями. Я в милицию его отнесла, а там меня вежливо попросили забрать его и больше с такими вопросами не приходить.
Вон, Антона постоянно хулиганы били, он сам не свой из школы приходил. А ведь у него порок сердца, ему спорт противопоказан.
При этих словах я невольно сглотнул. Так вот почему я дрыщ. Вот почему отец-десантник не сделал из меня бойца. Так, раз со здоровьем такая проблема, нужно в корне менять позицию…
А мать продолжала:
– А еще спустя какое-то время сразу в трех газетах вышли статьи, мол, оказывается, виноват десантник – якобы это он пытался посягнуть на честь девушки, а те отморозки ему помешали совершить задуманное. Сначала я была такая злая – в меня пальцем тыкали на работе и на улице, мол, это ее муж.
– Но была же свидетельница! – рьяно возразил фотограф.
– Та, кого Дима спас, на суде почему-то свидетельствовала против него.
Миша нервно усмехнулся.
– Ее купили. Очевидно же.
– Наверное, ты прав. В общем, с тех пор все в нашей семье пошло наперекосяк. Я так устала уже от всего этого. Стыдно перед друзьями, перед знакомыми и соседями. Перед сыном… Настоящая черная полоса.
– Ма, после черной полосы обычно начинается белая… – вмешался я.
– Спасибо, Антош… – сквозь слезы улыбнулась она.
Вот теперь пазл сложился в более-менее целую картинку. Простое стечение обстоятельств запустило цепную реакцию – а когда связываешься с мразями, у которых много денег, власти и ни капли сочувствия – так и получается.
– И что, вы до сих пор не знаете, кто это был?
– Знаю. Потом узнала – ко мне приезжали. Его фамилия Вершинин.
– Ох ты ж черт… – тихо пробормотал Михаил. – Тогда все ясно.
