София Ильинична Парипская "Полет из Ленинграда в Питер"

Назавтра весь персонал госпиталя обсуждал рассказанные мной байки, потому что в женских коллективах секретов нет.

Вечером следующего после работы я поставил свой чемодан в комнату в двухкомнатной квартире, где во вторую заехал неделю назад тоже новый назначенец, заместитель Старцева. Звали его Валера Хомич. Он оказался выгодным соседом. Во первых он умел готовить, во вторых он был рыбак. И хотя в магазине продавались только утиные тушки деревянной кондиции очевидно из госрезерва тридцатилетней давности, он прекрасно тушил эту дичь с капустой. А после рыбалки на выходных он баловал меня ещё и ухой и жареной рыбой.

В Северодвинске вроде я пришёлся ко двору. Коллегам- офицерам , начальникам отделений и руководству госпиталя я накрыл поляну, мы хорошо посидели. Все ребята были доброжелательные, кроме главврача, который и здесь продолжал бубнить : « Гуляете, а завтра я проверю, какие вы придёте на службу. А ты, новоиспечённый начальничек, запомни я требую писать слово «катарральный» с двумя «р», на что я ему ответил, что если «хер» написать с двумя «р», то длиннее он не станет, чем вызвал смех коллег и нажил себе непримиримого врага.

В КРАСНОМ ПЛАТЬЕ Я УШЛА ИЗ СТАРОЙ ЖИЗНИ

Я сижу в училище у себя в кабинете, тихонько всхлипываю от неизвестности, от непонимания, что мне делать дальше со своей личной жизнью. Заходит наша выпускница Надя, высокая статная черноволосая казачка. Она закончила наше училище, распределилась в Управление садово-паркого хозяйства Дзержинского района Ленинграда, и пришла поделиться своими новостями. Увидев моё размазанное в слезах лицо, она деликатно отвернулась, стала рассматривать журналы.

Я встала, «стёрла» свои всхлипывания, надела на себя маску «что у меня всё зашибись» и подошла к зеркалу. Одеваюсь я на работу строго, в костюмчики с юбкой или брюками. Сегодня он у меня брючный, серый с розовой блузкой. Сочетание серого с розовым очень изысканно смотрится. Если бы не кислое выражение лица, то я выгляжу очень даже мило.

– Инга Станиславовна, мы сегодня хотим к вам сюда подойти с тортиком, посидеть, почаёвничать.

Я своё плаксивое настроение окончательно спрятала и настроилась на Надину волну. Ровно три года прошло, как я вступила в должность освобождённого секретаря комсомольской организации в нашем училище, а Надя поступила к нам.

Полномочиями я была наделена неограниченными, выше меня был только наш директор, да и тот никогда не возражал, чтобы я не предпринимала. Мастера вначале, конечно, пытались мне указать моё место, но потом и они смирились с моим влиянием на жизнь всего коллектива училища, и педагогического и ученического. А Надя стала моим главным помощником в организации всех мероприятий, как серьёзных комсомольских, так и досуговых. Мы с ней работали дружно и весело.

– Надюша, поработаешь ты года три, и вернёшься к нам мастером. А, может быть, и на моё место придёшь. Ты станешь самым лучшим комсомольским вожаком.

– Инга Станиславовна, а помните наши соревнования между группами за лучшие показатели в учёбе и по практике, как мастера дрались между собой за первые места, за грамоты. Фи, какие были склоки. Нет, не хочу быть мастером. Вот как вы хочу.

– Хорошо, схожу с тобой в наш райком, познакомлю тебя там с кем надо. Может быть, и пойдёшь по моей проторенной дорожке. У тебя получится. Только надо бы в институт тебе поступить на заочное, это обязательно.

– Когда нам с девчонками зайти можно?

– Давай завтра, сегодня вечером иду в театр. О! У меня идея, давай всех выпускников собирай, организую вам культпоход в театр, постараюсь достать контрамарки. Выберу такой спектакль, чтобы вы театр полюбили и почаще бегали туда, раз уж теперь в Ленинграде живёте.

– Можно мне предложить вам? Идите домой. Перед театром отдохнёте, или причёску сделаете. А я с ребятами, вновь прибывшими, побуду, всё им расскажу и покажу.

Предложение было принято. Надя видела, что я поникшая, и в таком состоянии мне будет трудно знакомится с новенькими. Голова моя забита предстоящим разговором с мужем, а после ещё надо собраться и пойти в Пушкинский театр на вечер, посвящённый Николаю Симонову.

Этот вечер, где будут чтить память великого трагика Александринки, я пропустить никак не могу. Бабушка мне рассказала, что будут показывать кадры из спектакля «Перед заходом солнца», который к счастью успели заснять на плёнку. Я очень хорошо помню этот спектакль. В третьем действии Симонов сидел в кресле, завёрнутый в клетчатый плед и слушал, что говорят ему его взрослые дети. А весь зал смотрел на его руки, и никаких слов не надо было, все чувства были высказаны через его руки. С тех пор прошло восемь лет, в последний раз Симонов вышел на сцену с этим спектаклем в 1972 году.

Как-то так сложилось, что и разговор с Игорем я наметила на сегодня. И вечер в театре сегодня. А почему я себе навертела такие планы? Наверное, специально. С разговором я тянуть не хочу, а после, в театре отвлекусь, забудусь. Будем сидеть с бабушкой в партере, я буду держать её за руку и всё неприятное улетучится.

Вошла в квартиру, и взглядом сразу наткнулась на Игоря. Сидит угрюмый, в нелепой растянутой майке и пижамных штанах. Волосы длинные, тонкие и жирные висят сосульками. Вот если бы он был женщиной, то точно бы встречал мужа в бигуди, и в засаленном халате. Конечно, если подумать, что может быть, и я виновата, что у него такой непривлекательный вид. А я и не хочу ничего менять, пусть одевается как умеет. Весь его вид не допускает мысли о сексе с ним

А ведь случилось. Через несколько дней после моего возвращения из Ялты я с Игорем переспала. Захотелось сравнить, а вдруг мне с Игорем станет также хорошо, как тогда в Ялте с Ильёй. Я ведь вернулась другая, чувственная, открытая. Но нет, не было той щедрости чувств, безумия, изнеможения от безмерного зноя. Какой зной? Ни жары, ни даже тепла. Я почувствовала, как обесчестила сама себя. И меня тогда в первый раз замутило, сразу после нашей близости.

Потом нежные взгляды Игоря встречали мою неизменную холодность, а на его ласковые слова я отвечала злыми колкостями. Моя бездушная придирчивость была некрасивой. Я металась, как зверёк, попавший в ловушку. И ещё каждое утро меня начала изматывать тошнота.

И вот сейчас я пришла домой и буду Игорю говорить, что не нужно продлевать наше общее плохое. Мы слишком уважаем, ценим друг друга, чтобы так небрежно относится к нашим отношениям.

Я села на стул напротив мужа и вместо того, чтобы произнести мешанину из осторожных фраз, я абсолютно бескомпромиссно выпалила: «Я беременна. И хочу, чтобы ты сразу узнал, что не от тебя».

Я видела, что он бы с удовольствием меня ударил, в глазах вспыхнул мимолётный гнев, потом погас. Он сидит напротив и вид у него жалкий, такого болезненного неудачника, которому не удаётся справится с жизненной ситуацией, когда жена стерва.

А я упивалась своим презрением к нему, такому мелкому. И это было совсем неинтеллигентно, не по доброму. Я была переполнена тщеславием. И, если разбираться, победитель я или побеждённый?

Я надела своё облегающее красное платье. Красный цвет символизирует полноту жизни. И вот такая полная желаний, я ушла из старой жизни.

Я БЕРЕМЕННА ОТ ИЛЬИ

В Александринке мы встретились с Мариной. Она у нас известный театрал, не пропускает ни одной премьеры, ни одного значимого события. Любит собирать басни про артистов, и потом часами висит на телефоне обсуждая с подругами подробности жизни знаменитостей, смакуя детали.

После Ялты мы с ней только перезванивались, так ни о чём серьёзном не говорили, только «Как ты?» и «Что делаешь?».

И вот в фойе вижу, Марина с царственной грацией идёт в сногсшибательном платье из зелёной тафты, воротник лодочкой красиво окаймляет её нежную шею. Я подошла сзади и обхватила её тонкую талию. Она обернулась, и мы обнялись. Марина на таких высоченных шпильках, что я оказалась ниже её плеч. Я почувствовала себя неуютно и отодвинулась подальше, не хотелось на её фоне выглядеть коротышкой.

Марина увидела мою бабушку рядом со мной, и сразу припала к ней. Вот подхалимка, понятно же, что Марине нужны контрамарки и пропуски на все нашумевшие спектакли. Многие вьются вокруг моей бабушки, она уже много лет работает секретарём в ВТО, то есть во Всероссийском Театральном Обществе. Начинала она ещё при Николае Черкасове, но в основном более десяти лет проработала, когда председателем ВТО был Юрий Толубеев. Про Черкасова постоянно вспоминает, как он входил в приёмную, заполнял пространство своим низким глубоким голосом и всех приветствовал, элегантно целуя руки дамам.

Я оттащила Марину от бабушки и отправилась с ней в буфет выпить шампанского. К бабушке сразу подбежали любопытствующие, чтобы она рассказала о новом председателе ВТО, в должность тогда вступил Кирилл Лавров.

– Ну, что, голуба рассказывай про себя, – Марина немного снисходительно обратилась ко мне.

–У меня шквал новостей. Не хочу здесь вскользь говорить,– смотрю Марина мгновенно переменилась в лице. Она сбросила свою царственность, нависла надо мной, даже сделалась меньше ростом и приготовилась проглотить меня со всеми моими событиями.

Но я держала паузу, как Вия Артмане в роли Джулии Ламберт. Эта пауза из фильма «Театр» гениальна. И кто значительнее в этой паузе? Сама героиня Джулия, которую придумал Сомерсет Моэм, или Артмане, с блеском сыгравшая эту роль? Такая модель великой интриги меня очень вдохновляет.

Марина была готова забрать меня со второго действия, чтобы поехать к ней, а там винцо, коньячок и пирожные и она выпотрошит меня наизнанку со всеми моими тайнами.

В театре мы всё же остались. Я никуда не торопилась, у меня теперь нет дома, куда надо спешить. На дворе бабье лето, впереди тёплая сентябрьская ночь. И Маринкин балкон. Будем сидеть закутавшись в одеяла. Мерцающие огни, раскиданные по ночному городу нас загипнотизируют, и я отдамся в лапы Маринкиного кровожадного интереса.

Поздно вечером мы приехали к Марине, посуетились, собирая на стол. Подруга сегодня меня угощает чёрной икрой. Вопрос, откуда, я не задаю. Или всё тот же дядя, или появился новый могущественный кавалер. Наконец, уселись, устроились удобно в креслах на балконе.

– Сегодня я окончательно ушла от Игоря, – так сказала я для затравки разговора

– Брось ты, это несерьёзно. В какой раз ты ушла? А потом снова пришла? У тебя Игорь как проходной двор, заходишь, выходишь, – Вижу, что Марина не этого признания от меня ждала.

– Да, туда – сюда, и всё мимо, – это я пробурчала больше для себя.

– И этими ерундовскими соплями ты меня хотела сразить? – Марине стало скучно .

– Я беременна от Ильи, – здесь я завершила свою паузу, которая началась в театре, когда я не выпалила сразу тогда в буфете новость о своём интересном положении.

По Марининой реакции я увидела, что эта новость не произвела на подругу эффект разорвавшейся бомбы. Она слегка застыла, зрачки сузились. Но охать и всплёскивать руками не стала. Она резко схватила рюмку и налила себе коньяк.

– Неожиданно, но прогнозируемо. Я уехала, ты осталась такая одинокая, беззащитная и он тебя окружил своей заботой так, как Илья умеет, то есть стал с тобой спать. Так просто, – Марина залпом выпила целую рюмку коньяка.

– Нет, не просто. Мы стали с ним близки не только физически. Мы провели с ним целую неделю вместе и нам было хорошо, – проблеяла я.

Нет, не умею я вести ведущую партию в разговоре. Я чувствовала, что сдаю свои позиции, и говорю как- то неубедительно.

– Между прочим, где Илья сейчас? И что ты о нём знаешь вообще? Кроме того, что с ним здорово трахаться. Признаться, я

тоже это знаю, переспала с ним и получила немалое удовольствие.

– Он уехал в Северодвинск, в Архангельскую область и там заступил на службу.

– И?

– И я от него ушла сама, он хотел быть со мной, он звал меня с собой. Я сначала думала, что буду с ним, потом …

– Потом передумала! Почему?

– Вмешались родители, они запретили мне уходить от Игоря. И я подумала, что да, так будет правильнее ничего не разрушать.

– Думала, передумала. Ты ведёшь себя как маленькая девочка. Вот сейчас что ты надумала в конце концов?

– Ты же знаешь, что у меня было три беременности и все они заканчивались выкидышами. И если этот ребёнок Ильи удержится, то я, наверное, ему об этом сообщу, а там как сложится, не знаю.

– Вот! Ключевое слово « не знаю». Игорь знает, что ты беременна?

– Да, я ему сегодня сообщила. И сказала, что ребёнок не от него.

– Так, то что ты переспала с Ильёй, это нормально. То, что ты мечешься, то уходишь от Игоря, то возвращаешься, это нормально. А вот то, что ты сказала ему, что ребёнок не от него, вот это уже глупость. Ты спала с Игорем, когда приехала из Ялты?

– Да, всего один раз.

– Этого вполне достаточно, чтобы объявить, что ребёнок его.

– Зачем? Я не хочу так.

– Скажи, ты меня считаешь дурой?

– Ты что?! Нет, конечно. Я часто аплодирую твоему интеллекту.

– Тогда меня слушай. Тебе не нужен Илья вообще. Ты, что поедешь на Север, в гарнизон?! Уедешь такая изнеженная, заласканная своей обожаемой бабушкой и родителями и будешь жить среди офицерских жён, неизвестно откуда взятых. Покинешь Ленинград?

– Что ты так сразу обнажаешь действительность. Илья не просто офицер, он врач, хирург. Он умный, содержательный.

– О, пошла «красить лошадей». Он гуляка и пьяница. Если он будет иногда приезжать сюда, то можешь с ним переспать для удовольствия. Да и я тоже пересплю.

– Марина, ты…

– Слушай дальше. Ты забыла, что у твоего мужа по матери дедушка-еврей и у вас с Игорем есть разрешение на выезд в Израиль, и ещё у Игоря на руках приглашение на работу в Американский университет?

– Да, я об этом не думаю. Я вообще против отъезда. Я же не могу оставить родителей и бабушку.

– Они к тебе в гости будут приезжать.

– Нет, это не вариант. Ты же прекрасно знаешь, что люди уезжают навсегда и встреч больше не предвидится.

– Инга, перед тобой весы. На одной чаше Игорь с ясными перспективами и его любовью к тебе. Если честно, то ему давно надо тебя разлюбить. На другой чаше весов сплошные неизвестные, любит ли тебя Илья, какое у тебя будет с ним будущее. С этим бабадёром, моряком-хирургом сплошная непонятка.

Я мотала головой, я не соглашалась с Мариниными доводами, но в глубине души я понимала, что Марина права насчёт Ильи. Он такой блестящий Мистер Х, а есть ли в его сердце местечко для меня.

«НЕТ, С КРИКОИНОМ!»

Жизнь холостых офицеров в Северодвинске протекала достаточно бурно. Архангелогородские блондинки добры и отзывчивы, они прекрасно скрашивают досуг холостого офицера. Встретить женщину, с которой приятно провести время, всегда можно в центральном ресторане города « Белые Ночи», коротко РБН. А так как утка Валеры Хомича стояла у меня уже поперёк горла, я любил ужинать в РБН.

Каждый вечер в ресторане играла живая музыка. Ребята в музыкальной группе были заметные, значительные личности, звёзды городского масштаба. Один из них, умник, наслушавшись рассказов какого-то посетителя, зэка в анамнезе, решил ввести себе в крайнюю плоть вазелин, и к несчастью занес инфекцию. Его любимый «прибор» отёк, опух, воспалился. Его привели ко мне. Он трясся от боли и страха.

– Доктор, делать будешь с новокаином?

– Нет, с крикоином!

С большим трудом мне удалось удалить его «тюнинг». После этого я стал лучшим другом музыкантов. А анестезия под названием «крикоин» вошла в обиход моих пациентов.

Гусарские замашки мне были не чужды. Однажды я танцевал с очередной красавицей, которая сказала, что она грустит, потому что потеряла серьгу на танцполе. Я принялся её искать, а когда серьгу её найти не удалось, я встал на колено перед девушкой, вынул звезду из погона, сделал из неё серьгу, положил в её руку и пригласил на танец. В танце я аккуратно вдел ей серьгу в ухо. Все, кто наблюдал эту сцену, охренели и зааплодировали моей красавице. Она была счастлива, и у нас намечались отношения.

Иной раз после закрытия ресторана музыканты меня приглашали посидеть с ними вместе за «досторханом», то есть за столом, который накрывал дежурный повар. К полуночи мясо в бульоне для первых завтрашних блюд уже было готово, и разваренные мослы изымались из общего бака и большой горкой были разложены на тарелках. Водка под такую закусочку лилась рекой. Как много за этими посиделками я узнал о роке и джазе. С ребятами- музыкантами я отменно отдыхал от дневного напряженного графика.

Мне командованием было разрешено госпитализировать гражданских пациентов. Ещё на кафедре в Академии я начал писать диссертацию по применению органо-сберегающих операций при желудочных кровотечениях, то есть я не проводил резекцию желудка, а делал ваготомию с пиролопластикой, при которой смертность пациентов уменьшалась в разы, от 86 % до 19 %.

У меня здесь в госпитале появилась хорошая возможность продолжить, то что было моей специализацией на кафедре.

Северодвинск относительно небольшой, поэтому молва обо мне быстро разнеслась среди горожан, отбоя от больных не было. В бухгалтерии имелась статья затрат на консультации посторонних специалистов, а под боком был Архангельск с его мединститутом. Я перезнакомился со всеми заведующими кафедрами хирургического профиля и три раза в неделю в семь утра госпитальная машина уходила в Архангельск за кем- нибудь из них, и к десяти утра тот или иной заведующий кафедры был у меня в операционной.

Больных я готовил заранее. Так я улучшал свои практические навыки в узких хирургических специальностях нейрохирургии, в пульмонологии, урологии, гинекологии, травматологии, в сосудистой хирургии. Я постоянно учился, набирался опыта, стал оперировать гражданских больных, не только по теме своей диссертации, но и с другими хирургическими заболеваниями.

Скучать мне не приходилось, никогда не знал, что приключится в любое время суток.

Вернулся я из ресторана с милой пассией, с которой хотел провести приятную ночь, но позвонил дежурный по госпиталю и доложил, что надо срочно брать операционную бригаду и лететь на Соловки. Там мичман выстрелил себе в грудь из пистолета и до сих пор, «зараза», жив.

Мы загрузили укладки в автомобиль и добрались до пристани. Я, Фердинанд анестезиолог и Лариса операционная сестра на катере командира базы двинули по Белому морю к Соловкам, а точнее к острову Жижгин, входящий в Соловецкий архипелаг.

Я немного подремал. Ранним утром мы подошли к острову, и я обомлел, увидев картину, достойную кисти художника. Остров в сочной зелени, на нём возвышается снежно белый маяк, прорезающий синее небо и вокруг ходит волнами серо-лазурное море. Завершает пейзаж стоящий на рейде четырёхмачтовый барк «Седов». Это громадный парусник, флагман нашего парусного флота. Они шли в Норвегию, и находясь в районе Соловков получили радио сообщение, что необходимо помочь раненому. Врач парусника оказался на острове раньше нас, где он оказывал помощь недостреленному мичману.

Мы высадились на берег острова, и прошли в ленинскую комнату казармы, там на столе, накрытом белой простынёй лежал раненый, кожа его была ещё белее простыни. Давление 60 на 40, пульс за 120, все признаки внутреннего кровотечения.

Врач с барка гордый стоял рядом.

– Не спешите, коллега, все в порядке, помощь оказана.

– А что вы сделали?