Надежда Бабенко "Выпускается 10 «А»"

В автоклассе, светлой просторной комнате, стояло несколько длинных парт, каждая на пять-шесть человек. Доска, стол для преподавателя. Рядом – на стеллаже – неразобранный двигатель и колесо грузовика. Стены увешаны таблицами с дорожными знаками, схемами механизмов.

После звонка в класс вошла молодая женщина в сером костюме. В руках у нее была маленькая модная сумка-портфель.

– Здравствуйте! – громко сказала она, чтобы казаться спокойной. Ученики поднялись недружно, не зная, как расценить такую подмену: они ждали физика, а пришла…

– Меня зовут Нонной Леонидовной.

Это им было известно. Даже больше: Нонна Леонидовна Ларионова – инженер с тракторного завода, где в прошлом году они были на практике. Окончила Московский автотранспортный институт. Диплом с отличием. Работает в конструкторском бюро, одевается по последней моде. Одно слово – москвичка! Все мужчины завода от нее без ума. Во всяком случае, так их информировали девятиклассники, у которых Нонна Леонидовна вела теоретические занятия.

– Пока болеет Георгий Антонович, я буду преподавать у вас автодело, – тем же неестественно высоким и слегка срывающимся голосом продолжала она.

Как раз по этому тону, казавшемуся Ларионовой спасительным, ребята тотчас уловили ее растерянность. Все ясно урок пройдет весело, интересно. Разве можно пропустить такую возможность! Толчок плечом, красноречивый кивок, хитрый прищур глаз – и все поняли намерения друг друга.

А чего им терять? Все и так потеряно. Вот настало время: директор на десятый «А» почти не смотрит. Классный руководитель только грозится новыми расправами. Преподаватели посмеиваются: «Отличились!» Даже всякая мелюзга, семи-восьмиклассники, и те их не слушаются больше во время дежурств по школе.

По крайней мере, пусть все видят, что десятый «А» не унывает и с высокой колокольни плюет на эти житейские неурядицы! Нонна Леонидовна, смущенная тем, как весело и вызывающе встретили ее ученики, села на краешек стула и раскрыла классный журнал. Перед глазами стоял туман. Буквы, как, впрочем, и лица учеников, перекашивались, расплывались.

– Але… Алексеев!

– Александров, – весело поправил класс.

– Ах, в самом деле, – согласилась Нонна Леонидовна, еще больше теряясь к величайшему удовольствию учеников, и приложила к глазам белый, как комочек снега, носовой платок.

– Вино-градова, – почти по слогам прочла инженер, сделав ударение на втором слоге. Она тотчас поняла, передумала. что опять исковеркала фамилию, хотела исправиться, но, заметив, что ученица уже поднялась,

– А мы и не знали, что Люся – «вино», – донеслось из глубины класса.

– Вьюнов!

Игорь встал, приложил руку к сердцу, потом вскинул ее над головой: вот что значит хорошая фамилия, никаких недоразумений.

– Начнем с повторения, – сказала Нонна Леонидовна, дойдя до конца списка и с явным облегчением захлопнув журнал.

– Повторение?! Какое повторение? А нам не задавали! – ответил класс.

– Ну, одно ведь занятие по автоделу у вас состоялось?.. Меня так информировали. Староста? Вы – староста? – спросила она Данчука, который, выставив острые локти, уперся ладонями о крышку парты и начал медленно подниматься, делая винтообразные движения головой и туловищем.

На этот раз Саша решил быть «достойным» одноклассников, которые упрекали его в якобы умышленном предательстве в тот злосчастный день. А что изменилось оттого, что они с Галей не последовали тогда за товарищами? Наказаны все одинаково. Впрочем, староста и комсорг, как и следовало ожидать, даже больше других…

– Данчук!

– Неучтиво говорить с педагогом сидя!– заступился за приятеля Вьюнов, как бы не поняв, что имеет в виду Нонна Леонидовна.

– Но почему он так странно встает?

– Ничего не странно, просто он у нас очень высокий.

Встав на цыпочки, вытянув шею, Данчук удивленно посмотрел на нового педагога, на класс.

– Что вам задавали на последнем уроке?

– На последнем?.. – Данчук часто заморгал глазами. – Вы спрашиваете: на самом последнем? Я правильно вас понял?

– Чего же тут непонятного?

– На последнем, вернее, за последний урок по автоделу нам задали взбучку!

Остроту старосты класс поддержал беспечным смехом.

– И если вы думаете, что мы согласны это удовольствие повторить, то очень ошибаетесь, – закончил Саша в угоду одноклассникам и под одобрительный рокот пошел на «приземление». Теперь он делал туловищем и головой те же винтообразные движения, только в обратном направлении.

Сочтя, что номер будет неполным, если немедленно не вмешаться, Вьюнов привстал, положил вытянутую руку на голову товарища. Тот моментально «улегся», как меха гармони. Победоносно оглядев класс, Игорь стремительно поднял руку. За нею, как отпущенная пружина, вскочил Данчук.

Ученики, прежде уже не реагировавшие на этот, давно устаревший номер, сейчас поддержали его заразительным хохотом. Причем каждая пара глаз, светясь легкомысленным задором, смотрела в лицо Ларионовой, как бы призывая ее оценить творческую находку их товарищей и посмеяться вместе со всеми.

Нонна Леонидовна, готовясь к уроку, намеревалась с первой же минуты взять класс в свои руки, увлечь его значимостью предмета… Но вот она видела, что класс с каждой минутой все больше выходил из повиновения. Казалось, расстояние между ней и учениками с каждой минутой увеличивалось. Даже голос ее словно не доходил до них.

Нонна Леонидовна растерялась. Как заставить их замолчать и заняться уроком? Стукнуть кулаком по столу? Но перед ней сидели совсем взрослые юноши и девушки, разве лет на пять-шесть моложе ее…

– Ребята, – сказала она, глядя на класс глазами, полными смущения и укоризны. – Как вам не стыдно! Вы себя не уважаете!

Она думала, что ученики сию минуту замрут, пристыженные и раскаявшиеся.

Десяток плеч недоуменно и вопросительно поднялись, лениво опустились.

Что за отвлеченные для нашего возраста и положения разговоры? – как бы говорили веселые ребячьи глаза.

– Андрей, ты уважаешь себя? – спросил Найденов.

Андрей Кутявин, которого тронула растерянность молодого инженера, прикрикнул на приятеля.

– Ну, довольно!

– Слышите? – изумился Найденов, отодвигаясь от друга, как от прокаженного. – Ребя! Кутявин глубоко уважает собственную персону!

Одноклассники, пораженные новостью, обернулись и с живейшим интересом стали рассматривать несчастного Кутявина.

– Ребята, – снова напомнила о себе Нонна Леонидовна и постучала карандашом по столу. – Вас в классе тридцать человек, и если вы…

– Тридцать? – послышались удивленные голоса.

Почти все ученики, тыча пальцами по сторонам, начали считать, сколько их сегодня на уроке.

– Не тридцать, а тридцать пять, – объявил первый.

– Не тридцать пять, а тридцать четыре.

– Откуда тридцать четыре? Тридцать шесть! Всего же тридцать семь, а нет лишь Крякиной.

Прошло не менее трети часа, а Нонна Леонидовна все еще не начала урока. Время от времени она, растерянная и смущенная, поглядывала на дверь. Вдруг за ней стоит директор и слушает, как преподаватель «владеет классом».

– Вы, – указала она на Вьюнова, стараясь перекрыть неумолкающий гомон, – идите отвечать.

Шум, как морская волна, ударившись о берег, раскололся, постепенно затих. Игорь изумленно выкатил глаза, и без того круглые и выпуклые.

– Я?! – он очень надеялся, что произошло недоразумение, и с надеждой оглядел класс. Но кроме него никто не поднялся.

– Да, да, идите сюда!

Вьюнов на ходу одернул пиджак, откашлялся в руку и, став за спиной

учительницы, недоуменно поднял плечи: «Чего от меня хотят?»

– Какая машина называется автомобилем? – задала вопрос Нонна Леонидовна.

– Как это какая? – изумился Вьюнов.

– Да какая? – повторила учительница.

Значит, Игорь ошибся, вопрос поставлен правильно и на него ждут ответ.

Вспомнилась единственная фраза из книги, по которой он только что пробежал глазами.

– Ну… автомобили… это… Они используются во всех отраслях народного хозяйства.

Какая шикарная фраза! Неужели ее не оценят?

– Совершенно верно, используются, но сначала дайте определение автомобиля.

– Автомобиль – это… это вот, – Вьюнов широким жестом указал на зеленый грузовик с приподнятым кузовом и усмехнулся, вспомнив об оригинальном сравнении с резвящимся теленком.

– Правильно. Но не только он.

Игорь растопыренными пальцами левой руки в раздумье почесал затылок, жалобно посмотрел на класс: «Братцы, помогите!»

Данчук, поняв, что человек «гибнет», вырвал из тетради двойной лист и крупными печатными буквами торопился написать ответ.

Игорю стало стыдно.

– Знаете, Нонна Леонидовна… Я… ну, в общем, спросите меня лучше в другой раз, – и решительно направился к своему месту.

– Это дело будущего. А сейчас я вам ставлю двойку, – дрогнувшим голосом сказала преподавательница. Она опасалась, что ученики тотчас продемонстрируют свое несогласие. Но класс молчал.

Зина Курганова, Люся Виноградова, Света Чекушкина, шевеля губами, склонились над учебниками.

– Ну уж, Нонна Леонидовна! – отозвался Вьюнов, поскрипывая черной крышкой парты. На ней тускло вспыхивал и гас солнечный зайчик. – Это ведь не по моей вине.

– А по чьей же?

– Вообще: новое помещение, не акклиматизировались, общая неприятность и так далее…

Поняв же, что дела не поправить, а такое унижение перед «училкой» из-за отметки мужчину не украшает, тихо и грустно пропел:

Хороши в тетрадях наши тройки,

Еще лучше двойки в дневнике,

Встретишь вечерочком

Маму с ремешочком,

И ремень запляшет по спине!

– Кутявин, – вызвала Нонна Леонидовна.

Андрей вспыхнул, но поднялся решительно.

– А можно отсюда отвечать? Ведь все равно теория…

– Пожалуйста, – неохотно разрешила Нонна Леонидовна и повторила вопрос, на который не ответил первый ученик.

Андрей повернул голову к окну, чтобы отвлечь внимание преподавательницы. В это время руки его укрепляли раскрытый учебник.

– Автомобиль – это транспортная машина, приспособленная для движения по безрельсовым дорогам… – прочел он, после каждого слова поднимая глаза.

Одноклассники, не скрывая изумления, смотрели на учительницу. Неужели не понимает? Нет, она, конечно же, только делает вид, что всерьез относится к ответу Кутявина, и вот сейчас…

Нонна Леонидовна вскинула руку, шевельнула губами… Предопределяя дальнейший ход событий, десятый «А» дружно осмеивает неудавшуюся затею Андрея. Но Ларионова только закинула за ухо прядь слегка вьющихся, коротко остриженных волос и вопросительно посмотрела на класс. Тридцать с лишним человек переглянулись обиженно и разочарованно. Со строгостью, на которую так щедра юность, каждый подумал: ну и педагог! Если она и дальше не будет замечать таки номеров, все совсем перестанут заниматься. А они еще перед ней старались, хотели удивить своим остроумием и бесшабашностью. Стоило!

Теперь уже явно на стороне Кутявина – почему не подшутить над таким преподавателем – каждый по-своему выражал восторг:

– Вот замечательно отвечает! Ведь правда, Нонна Леонидовна!

– Он у нас вообще хорошо учится!

– Отличник!

– Если бы я был учителем, я бы ему сразу поставил пятерку с плюсом. И за четверть пять!

– Ребята, не мешайте товарищу сосредоточиться! – сказала Ларионова.

– Да, да, не мешайте!

По подсказке Арапкиной, – когда человек зарекомендовал себя хорошо, такой мелочи можно и не придавать особого значения, – Кутявин ответил на последний вопрос.

Против фамилии Андрея появилась пятерка. Чтобы закрепить ее за собой «на вечные времена», Кутявин поспешил подсунуть дневник:

– Вот здесь, Нонна Леонидовна.