Надежда Бабенко "Выпускается 10 «А»"

– Я-то знаю, да ты это не для меня, для других говорила.

Прозвенел звонок. Держа под мышкой коричневый портфель без замка, классный журнал и большой деревянный треугольник, вошел преподаватель математики Михаил Степанович Козырев.

– Прошу садиться, – солидно сказал он, раскланявшись перед поднявшимися учениками. И, небрежно бросив на стол свое имущество, добавил: – Сейчас я должен буду вас оставить. К моему возвращению прошу решить одну задачку.

Михаил Степанович вынул из портфеля сборник задач по тригонометрии и, щуря дальнозоркие глаза, листал его.

– Вот, например, триста тридцать седьмую. Проверим, как вы научились вычислять значение логарифмов. Договорились? Итак, я пошел. Прошу соблюдать тишину и порядок.

Ученики повернули головы в сторону преподавателя. Каждого интересовало: куда он уходит?

– Михаил Степанович, – среди полной тишины, раздался голос Вьюнова. – Вы надолго?

Математик, задержавшись в дверях, пояснил: – В восьмом «Б» студент-практикант дает урок. Хочу послушать.

Никого не удивил ни вопрос Игоря, ни ответ Михаила Степановича. Класс привык к особым взглядам этого педагога, уважал и разделял их. Это был, пожалуй, единственный человек среди преподавателей школы, который относился к ученикам старших классов как ко взрослым.

Уважение к математику десятый «А» выражал тем, что на его уроках вел себя примерно. Сдерживала сама манера Козырева, напоминавшая ученикам, что они, увы, уже не дети.

Заскрипели перья, зашелестели страницы… Только время от времени по классу проносился чей-нибудь шепот:

– Определил, чему равен логарифм косинуса 21 град. 37 мин.? А косинуса 63 град. 41 мин.?

Дай, пожалуйста, на минутку твою таблицу логарифмов.

Курганова сидела неподвижно, прислушиваясь к непонятным словам. Она чувствовала себя как человек, не знающий языка, на котором ведется разговор.

Один, второй ласковый взгляд на Крякину.... Не отошло ли у той сердце за вчерашнее? Но «буржуйка»,забыв обо всем на свете, тем более о своей соседке, решала задачу, низко склонившись над тетрадью. Одна ее кисть широко лежала на исписанной странице. Пусть Зина попробует списать!

Нюся не только не стыдилась своих рук, крупных, обветренных, а вроде бы нарочно выставляла их всеобщее обозрение.

Курганову всегда шокировало даже то, что она сидела за одной партой с такой простушкой. Сейчас же ей хотелось расцеловать умные трудовые руки Крякиной, только бы они ее спасли. Но…

Не зная, что делать, Зина обернулась и тотчас встретилась с несколькими парами глаз, явно наблюдающими за ней.

Испуганно екнуло, тревожно застучало сердце, У Зины было ощущение человека, повисшего над пропастью.

Весь класс в явном заговоре против нее… Все видят, знают, что она ничего не понимает в этой противной тригонометрии. А экзамены… Господи, так недолго остаться и без аттестата зрелости.

Как она докатилась до этого? Все началось как-то незаметно. Во время объяснения читала из-под парты. Дома в задании не разобралась и списала у Крякиной. Следующий урок был пропущен: Крякина ведь присутствовала… Так и пошло. Как в глухом лесу – чем дальше, тем темней…

Зина склонилась над сборником задач: видите, она делает то же, что и все, – переписала условие задачи в тетрадь. В это время Крякина, вероятно, забывшись, отодвинула от себя листочек, на котором только что делала какие-то вычисления. Через две-три минуты все цифры в том же порядке оказались в Зининой тетради. Теперь можно не волноваться Курганова не отстала от других. Даже появилась дерзкая мысль, не пересесть ли подальше от Крякиной.

– Ну как, закончили? – спросил Михаил Степанович, войдя в класс. Прошелся по рядам, вглядываясь в раскрытые ученические тетради. – Так-так… Вот и хорошо… А ну, Зина, – кивнул он Кургановой, – иди к доске, объясни нам, как нужно искать…

У Михаила Степановича, как всегда, отличное настроение: класс его не подвел, вел себя просто примерно, и он одним выстрелом убил двух зайцев: поработал сразу с восьмым «Б» и десятым «А».

Курганова, выигрывая время, покопалась в парте, якобы ища невесть куда исчезнувший задачник. Взяла в руки тетрадь, тупо посмотрела на испещренную столбиками цифр страницу. Единственное спасение – звонок, но он, кажется, будет не скоро. Если бы какое- нибудь чудо!..

– Что вы делаете, Курганова? – изумился Михаил Степанович, следя за ученицей, которая вот уже несколько минут вкривь и вкось расписывала доску столбцами цифр.

Михаил Степанович обычно говорил своим ученикам «ты», вопреки существующему правилу. Только в исключительных случаях обращался на «вы», как бы подчеркивая, что вынужден стать на ногу официальности во избежание недоразумений.

– Ищу значение логарифма синус… нет, косинус…

– Очень интересно ищете. Может быть, вы и нам объясните?

– Я, Михаил Степанович, потом…

Ведь кто как: одни сразу объясняют и решают, другие – сначала перепишут все и тогда… Навязывать ей чужие приемы никто не волен, даже учитель.

Михаил Степанович в недоумении покачал головой, вопросительно взглянул на притихший класс: ну, друзья, если вы так будете заниматься в последний год…

– Садитесь на место, Курганова, – не выдержал математик. – Вы даже списывать разучились.

8.

В детстве Нонна Ларионова больше всего любила играть в школу. Она собирала своих сверстников, усаживала их за «парты» и, вышагивая на носках – вон какие у нее высокие каблуки, как у настоящей учительницы, – диктовала:

– Де-ти учатся в школе. Написали? Кошка ро-ди-ла котят.

– Дети, внимание! – вдруг требовала она среди полной тишины и стучала карандашом по столу.

Потом ученики, сдав ей тетради, шли на перемену. Она исправляла ошибки красным карандашом, досадливо чмокала губами и качала головой, как делала их учительница. Однако девочка считала: чем больше ошибок, тем интереснее проверять.

Окончив среднюю школу, Нонна решила подать документы в педагогический институт. Однажды к ней зашла подруга и поделилась своими опасениями: вероятно, не попасть ей в автотранспортный, ожидается большой конкурс, а она училась так себе.

– Тебе-то что, – говорила она. – В педагогический просто…

И Нонна заколебалась. Если другие так пренебрежительно относятся к педвузу, значит, профессия преподавателя не так уж хороша. Стоит ли и ей придавать решающее значение своим склонностям? Тем более, что она очень мало знает о других специальностях. А может быть, работа инженера ей придется по душе? И Нонна подала документы в автотранспортный, куда было много желающих.

Ларионова выдержала конкурсные экзамены, была зачислена в институт. Она даже хорошо училась, но не потому, что там ей нравилось, и утешалась надеждой остаться на какой-нибудь кафедре.

На тракторном заводе, куда ее направили, попросилась в конструкторское бюро. И все же это было совсем, совсем не то…

Она радостью ухватилась за предложение главного инженера вести у девятиклассников подшефной школы «Основы промышленного производства». А несколько позже согласилась позаниматься и с десятиклассниками. К своему первому уроку у выпускников Нонна Леонидовна готовилась особенно тщательно. Десятиклассники – почти взрослые люди.

Через несколько месяцев одни из них станут студентами, другие придут к ним на завод. Ей хотелось, чтобы они вынесли из школы о предмете, который она будет преподавать, самые добрые воспоминания. Ни к одному празднику Ларионова так не готовилась, как к первому уроку в десятом. В каком платье она будет выглядеть строже и солиднее? Какая прическа сделает ее проще и скромнее?

Выпускники ко всему относятся критически… Нонна сама не так давно была на их месте.

Как когда-то в юности воображение рисовало картину: простая, аккуратная, она входит в класс, с порога приветствует: «Здравствуйте, товарищи!»

И тут же ужасается этой нелепости, вузовской привычке говорить всем «товарищ».

– Здравствуйте… дети! – Опять не то!

Потом она проходит к учительскому столу и, всецело полагаясь на скромность учеников, говорит с ними, как равная с равными. Благодарный класс смотрит на нее с величайшим уважением и признательностью: другие преподаватели (Нонна Леонидовна хорошо помнила это) держатся с учениками куда менее сердечно, а некоторые даже бессмысленно строго. Ларионова даже пожалела учителей, авторитет которых будет подорван новым стилем ее работы.

Но все обернулось так непредвиденно…

Где она допустила ошибку? Почему не смогла заинтересовать и увлечь класс?

Вспомнился неестественно высокий тон, – ей самой он был неприятен, – неверно прочитанные фамилии… Каждое неуместно сказанное слово вызывало живейшую реакцию… И все же это, по-видимому, не то, не главное. В памяти всплыли слова Вьюнова:

– Ну уж, Нонна Леонидовна! Это ведь не по моей вине. Новое помещение, не акклиматизировались и так далее…

Тогда она не придала ответу юноши никакого значения: чего только ей ни говорили… И все же он оставил в ее памяти какую-то зарубку. Что бы это значило?

Вот уже которую ночь Нонне Леонидовне снилось, что она присутствовала на уроке в десятом «А», но уже не преподавателем, а инспектором. Урок вел Матвей Изотович. Выпускники шумели, не обращая на них ни малейшего внимания. Андронникова это нисколько не смущало. Нонна Леонидовна слегка утешалась: что же спрашивать с нее, если директор школы не может сладить с классом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70810516&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.