Александра Оксюзова "Я тебя приручу"

– Ясно, пятьдесят за всё.

Невольно офигеваю.

– Чего?? Охренел? Костюм Гуччи, минимум двести щас стоит.

– Это в магазине, я так дорого не продам. Может сама хочешь покупателя искать?

А глазки ехидно сверкают, знает, что черный рынок это его мир, я там никто и сама сбывать товар не смогу.

– Черт с тобой. Бери. По моим подсчетам ещё тыщ 600 осталось, последние три месяца на тебя работаю, потом баста.

Горелов аккуратно сворачивает одежду, убирает в принесенный с собой пакет.

– Лям триста, дорогуша, ещё минимум полгода. Не переживай, я тебе более дорогие заказы найду, сможешь за два раза отработать, мне Тулуп предложил…

Но дальше не слушаю, всё довёл, делаю быстрый выпад ногой, бью по коленной чашечке, точечно, в местечко, где я знаю, боль адская.

С внутренним ликованием, слышу, как тот визжит и скопычивается на здоровую коленку.

– Сука! Крестовская! Совсем одурела! Мести хочешь?

Подхожу ближе, захватываю рукой его белый, жёсткий чубчик и тяну вниз. Лицо парня перекошено от боли и злости, но он меня не тронет. Нужна я ему.

– Три месяца, Антоша, три месяца. Свои долги я знаю, отдам, так как слово дала. Но нажиться на себе не дам. Понял!?

– Это мы ещё посмотрим, – сквозь зубы шипит Горелов, пытаясь подняться с земли. Толкаю его напоследок в песок, пусть не расслабляется.

Даже когда захожу за поворот дома, слышу отборный мат в свою сторону. Трус. Только в спину может бить.

Глава 2

Алиса

– Привет! Я пришла, – привычно кричу сразу с порога, знаю, что Вадим всегда меня ждёт, не ложиться пока я не приду. Но почему-то никто не отвечает. Прислушиваюсь, нет, тихо как-то, странно, час ночи уже, Вадим то где?

– Вадим! – одновременно снимаю туфли-лодочки и кричу в тишину. Странно. Включаю свет в коридоре, кидаю сумку на длинную деревянную скамейку с плоскими подушками, которые сшила сама. Не сразу замечаю у строившегося здесь же кота. Тотошка, словно барин, развалился во всю свою немалую длину, открыл на мой один глаз, другой не стал, силы видимо экономит. Треплю его по голове, кот привычно выгибается и подставляет пузо, хитрец.

– Ну, рассказывай, куда хозяин то делся?

Но Тотоха то ли не знал, то ли не хотел делиться своими мудрыми мыслями, поэтому просто замурчал.

– А обувь почему разбросано то? То-то, ты постарался?

А в душе зреет нехорошее предчувствие. Захожу в комнату и холодею от увиденного. Вся комната будто после урагана, кровать отодвинута от стены, постельное и плед валяются кучей на полу, открыты все ящики и комоды, телевизор лежит ничком на тумбе. Перевожу взгляд себе под ноги, а там книги, листы, бумажки какие-то. Внезапно озаряет, кидаюсь в смежную комнату. Там тот же бардак, но сейчас уже не это пугает. Распахиваю старый, советский шкаф, отодвигаю фанеру, что закрывает потайную нишу.. Писец! Пусто. Все ворованные шмотки, которые оставляла себе, дешевое золотишко и немного бижутерии, всё исчезло.

Медленно спускаюсь на пол. Мучительно начинает доходить, что произошло. Он всё таки достал меня. Становится страшно, этот враг мне не по зубам, но Вадима оставлять в беде не собираюсь. Набираю его номер и слышу то, чего и ожидала:

– Алло? Привет, Алисонька, а я всё жду, жду, когда ты позвонишь, пришлось даже в ночную смену оставаться.

– Сейчас расплачусь. Где Вадим?

– Ну ты и сама всё поняла, в РОВД, в камере отдыхает.

– Отпусти его, я приеду, обещаю.

– Ну так дела не делаются, ты же знаешь, приезжай, поговорим, а там видно будет.

С остервенением кидаю трубку, и буквально чувствую, как Воротилов улыбается во всю ширь. Загнал птичку в клетку.

Андрей Сергеевич Воротилов впервые появился в нашем детдоме, когда мне исполнилось 15. Очень приятный с виду, среднего роста и умеренного телосложения мужчина. С правильными чертами лица, которые немного портил острый, словно шпага нос. Нас, детей старшего возраста, собрали в актовом зале, чтобы в торжественной обстановке представить нашего нового куратора, старшего оперативника, капитана Воротилова.

Вначале он произвел на всех положительное впечатление. Он не запугивал нас, детдомовских малолеток, рассказами о тюрьме или беспощадной секире закона. Он был умен и с каждым умел найти общий язык. Он и вправду стал наставником для многих, а для некоторых прямо спасителем, так как вовремя предотвратил их разложение.

Но мне он не понравился сразу, что-то было в его цепком взгляде, что-то скрытное, какая-то мысль или цель, которую он тщательно скрывал. Это уже со временем Макс мне открыл глаза. Для Воротилова детский дом и его обитатели были просто неиссякаемым источником полезных человечков. Он растил нас в своей морали, приучал и привязывал к себе, каждого по своему, чтобы в один момент кто-то из нас оказался полезным.

Это что-то вроде инвестиций, когда вкладываешь во многое по чуть-чуть, чтобы на одном из проектов сорвать куш. Некоторые из старших детей, выпускаясь, становились его негласными агентами. Он устраивал их в выгодные ему организации, где они сливали ему информацию или, наоборот, действовали на саботаж. Я знаю лишь единичные случаи, сколько на самом деле у Андрея Сергеевича вот таких вот ниточек, неизвестно.

Пытался он завербовать и меня. Но я была чуть хитрее сверстников, тем более предупреждена Максом, поэтому со мной ему не удалось продолжить игру. Хотя это и вышло мне боком. Воротилов усмотрел во мне что-то и устроил настоящую охоту. Несколько раз мне удавалось избегать его ловушек, но вот попалась по собственной дурости.

Я ведь эти вещи в детдом пересылала, анонимно, конечно, специально брала детские или подростковые размеры. А здесь стормозила, вовремя не скинула, дура, дура! Теперь он от меня не отстанет.

Страшно хотелось спать. И есть. Ела последний раз в ресторане куцый бутерброд. Ноги еле волочились, но всё же успела на последний поезд метро. Чёртов опер! Так и знала, что однажды он придёт в мою жизнь и всё разрушит.

Подхожу к РОВД уже почти в два. Окна горят только в дежурке и на втором этаже. Ждёт меня, гад.

Нажимаю на белую кнопку звонка, невольно сильнее кутаясь в ветровку. Поганое место, никогда не знаешь, выйдешь ли отсюда.

Пиликает электронный замок тяжелой металлической двери, захожу в темный тамбур, где в окошечко выглядывает недовольное лицо дежурного.

– К кому?

– Воротилову.

– Щас позвоню, че то не говорил, что ждёт кого.

– Ну позвони, – бурчу себе под нос, уж заждался наверное. А сама вытягиваюсь до максимума на носочках, пытаюсь заглянуть за тонированные стекла, туда, где находятся камеры. Только края решётки вижу, ракурс неудачный. Даже представить себе страшно, что чувствует сейчас Вадим! Ни он, ни Макс, который сейчас в армии, не знают, в какое дерьмо я вляпалась. Опять накатили непрошенные слезы. Ведь на крючок к Горелову я попала, когда у Вадима нашли опухоль в ноге. Нужна была операция и быстро, счёт шёл буквально на часы, а по квоте в клинику можно было попасть только недели через три самое меньшее.

И я пошла к Горелову, знала, что он тёмные делишки мутит, и что денег даст знала и даже догадывалась, как отдавать придется. Но пошла. Потому что не могла смотреть в глаза друга, который мог умереть. Операция прошла хорошо, рецидивов у Влада не было уже 5 месяцев. Но только теперь меня разъедала болезнь не лучше – совесть.

– Проходи! 27 кабинет.

Вздрагиваю от голоса дежурного, опять задумалась, даже к решётке, что служила внутренней дверью, невольно прислонилась. Её ручка мне и впилась в бок, когда её открыли. Потираю ушибленное бедро и не отказываю себе в удовольствии огрызнуться в сторону головы в окошке:

– Знаю и без вас!

Но мужик уже захлопнул створку в свою каморку. Черт с ним. Поднимаюсь наверх, надо же, стены покрасили, трещины заделали, даже на потолке штукатурка больше слоями не висит. Когда я здесь последний раз была? Года три назад, полный разгром был, а щас, смотри ка, комфорт.

Сразу вижу знакомый кабинет, дверь открыта, из неё в коридор льётся приглушенный желтый свет. Выдыхаю и захожу, перед смертью не надышишься.

Андрей Сергеевич, сидит в пол оборота, печатает. Вот жук, прекрасно он слышал, как я подхожу к кабинету, всё свои приемчики оперские отрабатывает.

Без приглашения плюхаюсь на стул. Наконец, Воротилов отрывается от монитора, его лицо расплывается в искренней улыбке. Нет, какой бы он ни был продуманный, ему я нравилась не только как объект шантажа, я это давно почувствовала.

– Очень рад тебя видеть, Алиса, как дела?

– Издеваетесь, Андрей Сергеевич, я устала, как собака, давайте сразу к делу.

– Ух ты, какая деловая! Про дело успеем, я сначала хочу знать, как живёшь, чем занимаешься, где пропадала всё это время? Я искал тебя после твоего выпуска, хотел увидеться, а ты всё бегаешь от меня.

– По понятным причинам бегаю

Андрей Сергеевич, так невинно пожал плечами, будто действительно был в недоумении.

– Я переживал за тебя, Алиса, и вижу, что не зря. С плохой компанией связалась.

Переживал он, конечно, чей жалеет, что это Горелову удалось меня ручной воровкой сделать, а не ему.

– Почему не пришла ко мне, когда Вадим заболел?

– Мы и сами справились, – вроде и хочу нормально говорить, а всё равно будто рычу, наверно, усталость действует и взгляд его, пронизывающий.

– А ты, Алиса, не дерзи, я и правда помочь хочу.

Хмыкаю и перекидываю ногу на ногу. Воротилов невольно коситься на ноги, но обойдешся, в джинсах я.

– А то, что Вадик в ИВС, это тоже помощь? У него даже полгода после химии не прошло! Зачем вы его ввязываете в эту игру.

Воротилов откидывается в своё дешевое кресло, которое болезненно хрипит даже под его щуплым телом.

– Ты интересная личность, Кристовская. Дерзкая, наглая, хитрая, и в тоже время справедливая, милосердная, – ежусь от его манеры говорить, всегда раздражало, когда он включал эту льстивую нотку, – Взяла и положила себя на алтарь ради друга. Не каждый мужик так сможет.

– Ничего я не ложила. Говорите, что надо и отпускайте Вадима! Я за ним пришла.

Воротилов приподнимается, упирается кулаками о стол, чуть нависая над ним.

– Ну нет, Алиса, ты пришла ко мне. И прекрасно знаешь зачем. И пока не выслушаешь, никуда ни ты, ни твой дружок не уйдете.

Его глаза горели, нос ещё более вытянулся, или это мне так кажется из-за луча светильника, что за его головой. Сейчас он настоящий, в своём дьявольском обличии, но быстро сообразив, что меня этим его взглядом не напугать, быстро меняется в лице и усаживается обратно в кресло.

Молчит, отвернулся. А меня эта неизвестность ещё больше раздражает.

– Ладно, говорите уже, зачем я понадобилась.

Поворачивается с уже привычной мне мягкой улыбкой.

– Ты всегда мне нравилась. Не юлишь, говоришь правду в лицо, за это уважаю, – берёт какой то листок, кидает мне вместе с ручкой, – Пиши.

Смотрю на него прямо, опять играет.

– Сказку писать? Или сочинение, на тему, как я люблю родную полицию.

Улыбка становится всё шире.

– Изложение пиши, как вы с преступным элементом Гореловым организовали банду по краже элитной одежды и драгоценностей.

Ага, разбежалась. Ну нет, если бы ему нужно засадить меня, не устраивал бы весь этот цирк с Вадимом. Знает, на что давить.

– Андрей Сергеевич, я ведь вас давно знаю, давайте пропустим эту часть с вербовкой и переходите уже к сути. И так понятно, что я у вас под колпаком.

Мужчина запрокидывает голову и искренне так хохочет. Смешно ему.

– Хорошо, Алиса, будь по твоему. Раз мы так хорошо понимаем друг друга, ты наверняка догадалась, что проблем себе налопатила лет на 5, да и другу твоему за укрывательство ворованных ценностей прилетит нехило. Хотя врачи в тюрьме неплохие и…

– К делу!

Уже почти кричу, пальцы впились в столешницу, аж костяшки побелели. Не замечаю боли.

– Тише ты, не нервничай. Вообщем так, попала ты серьёзно, но я могу предложить тебе вариант очиститься. То есть, выполнишь моё задание, вернёшься в жизнь, как после купания в крещенской проруби.

Не об этом ли я мечтала последние месяцы? Воротилов умелый психолог, понимает, что такая жизнь не по мне и что сама я себя вытащить из болота не смогу. Но перспектива поменять одного гада на настоящего монстра, пугала. От него так легко не отделаешься, но сейчас вариантов нет.

– Вы прекрасно знаете, что согласна.

– Знаю, но хочу, чтобы ты приняла решение работать на меня добровольно.

Конечно, добровольно принудительно.

– То есть на вас лично? Я то думала, что мне предстоит бравая задача послужить своей родной полиции, своей родине…

Вижу, как он морщиться. Да дружок, я тебя тоже насквозь вижу, явно не поимку преступника мне поручишь, здесь что-то в личных интересах.