Выругавшись, Ольга уходит в кабинет, позвонить Наташе. Мы переглядываемся, Алсу шепчет:
– Перебрала вчера.
– Сколько она выпила?
– Поверь, достаточно.
Игорь морщится и утыкается в пьесу. Ольга возвращается ещё злее, видимо, на звонки Надя не отвечает.
– Лана, прочитаешь её роль, пожалуйста. Сегодня работаем со всеми вчерашними замечаниями. Поехали!
Давно у меня не было так много реплик. Можно не стараться, но я не хочу подводить остальных и вспоминаю всё, чему училась в театральном, помимо умирания. Лидия – актриса, которая пробует себя в кино, главная соперница героини Алсу. Я жду, когда же она умрёт, но до конца пьесы этого не происходит.
И как в таких условиях я должна проявлять свой талант?
В конце первого акта Ольга кивает в такт моим словам. Заглядывает в пустую кружку – и говорит:
– Перерыв на пять минут, после повторим пару сцен. Ещё надо обсудить с Верой костюмы.
Как всегда, во время перерыва она удаляется за чаем. Петя поворачивается ко мне и выдаёт реплику, которой я точно не ожидала:
– А ты хорошо играешь!
Я теряюсь. Все хвалят, как реалистично я падаю на сцену или издаю предсмертный стон. Похвала моей «живой» игре? Это что-то новенькое.
– Эм, спасибо.
– Я и не знал, что ты умеешь играть не трупы.
– Но тебе ведь нравится играть именно трупы? – вмешивается Алсу, прежде чем я могу ответить.
Открываю рот, но слова не находятся. Нужной реплики нет в сценарии. Казалось бы, ответ такой простой: да, мне нравится играть трупы. Но это всё – на поверхности.
Я не могу рассказать им об иллюзии. О власти, которую получаю каждый раз, когда умираю на сцене. Всё в моих руках, жестах, умении задерживать дыхание. Я её контролирую.
К счастью, Игорь врывается в разговор, перехватывая внимание:
– Куда она делась? – рявкает он. – Можно было десять кружек выпить.
Кошусь на экран телефона. Пять минут прошло, а Ольга никогда не опаздывает. Все знают, что она думает об опозданиях.
В повисшей тишине Петя вскидывает голову.
– Вы слышали?
Чей-то вскрик? Всхлип? Звуки легко теряются в этих запутанных коридорах. Может, старое здание стонет и разваливается?
Но Петя говорит с интонациями сестры:
– Пошли проверим.
Мы так привыкли подчиняться её голосу, что послушно тянемся следом – даже Игорь поднимается со стула. Гуськом пробираемся в сторону кабинета Ольги, и с каждым шагом я убеждаюсь: это не звуки старого здания. Кто-то стонет? Нет, скорее плачет.
Это невозможно. Ольга, наверное, и не умеет.
Но вот мы у приоткрытой двери кабинета. На пороге блестят осколки кружки; пол покрыт ковром, странно, в мой прошлый визит его не было. Такой коричневый, вонючий, больше похож на…
– Это же чай! – выдыхает Петя.
А Ольга, ужасная Ольга, Ольга-самый-жестокий-критик, сидит на полу, закрыв ладонями лицо, и рыдает.
Мы толпимся в дверях, Алсу охает за спиной. Вперёд снова выходит Петя. Обнимает сестру за плечи, помогает подняться, тянет к креслу, прямо по рассыпанному чаю. Не зная, куда деть глаза, осматриваю комнату.
Любимый аксессуар Ольги – кружка чая. У неё есть целая полка коллекционных сортов: зелёный, красный, китайский, ещё какой-то. Точнее, была целая полка.
Чай ровным слоем рассыпан по полу. То тут, то там вижу разорванные упаковки. Да, это всего лишь чай, но, судя по тому, как она плачет, здесь произошло массовое убийство.
– Ну Оль, ну не надо. – Петя поднимает взгляд на нас. – Ребят, можно мы побудем одни?
Алсу тянет меня за собой, Игорь закрывает дверь. Мы переглядываемся:
– Кто мог это сделать? – шепчу я.
– Боже, да кто угодно! – Алсу пожимает плечами. – Может, актёр из тех, кого она уволила с волчьим билетом? Или кого раскритиковала жёстко.
– Тогда любой из нас. Ну кроме неё, – Игорь кивает в мою сторону.
– Меня она вчера назвала провинциальной бездарностью, – Алсу косится на дверь, из-за которой раздаются всхлипы, и понижает голос. – Всё равно, это очень жестоко. Нельзя ведь так с человеком.
Не успеваем мы согласиться – створка распахивается. На Ольге чёрные очки; губы дрожат. Петя обнимает её за плечи. Голос неожиданно уверенный и спокойный:
– Мы поедем домой, Оле нужно успокоиться. Увидимся завтра, – он ведёт сестру к выходу. – Я вызвал такси.
Следуем за ними, не знаю, зачем. Я вот волнуюсь за Ольгу. Петя хорошо ориентируется в лабиринте – мы быстро добираемся до выхода, ёжимся под каплями дождя. Такси подъезжает, и сцена вот-вот закончится.
Но кто-то бросается нам наперерез.
Это Лидия, то есть та девочка, которая должна играть Лидию. Настя, точно! На ней тоже чёрные очки, а тяжёлый похмельный запах я чувствую, когда она говорит:
– Вы куда? А репетиция?
Алсу за моей спиной громко охает. Игорь фыркает; Ольга сжимает губы так, что они превращаются в тонкую белую линию. Петя говорит:
– Закончилась.
– Как закончилась? Через пять минут начнётся!
– Мы начали в десять, – шепчу я. – Потом поговорим.
Но она явно не понимает намёков.
– Почему в десять? В двенадцать! Вот она мне сказала, – и Настя тычет в Ольгу пальцем.
Сразу видно, на сцене она недавно. Режиссёры, они как дикие звери или стихийные бедствия: обращаться нужно с осторожностью. Потому что Ольга будто ждала момента, когда можно перестать плакать и переключиться совсем на другую роль. Сдёрнув очки, она кричит:
– Я тебе говорила? Репетиция началась два часа назад! Ты что, валялась пьяная в подворотне?!
Единственные удивлённые люди тут – Настя и таксист. Мы и не к такому привыкли. Петя тянет сестру в машину, а она кричит:
– Ты уволена! Никогда не будешь работать в моём театре! И ни в каком другом тоже! Никогда, слышишь?!
Такси увозит кричащую Ольгу. Если бы это случилось на сцене, я бы рассмеялась. Но мы не играем, и больше-не-наша-Лидия, опустив глаза, шепчет:
– Но мне правда вчера позвонили с её мобильного, сказали приходить в полдень.
– О господи, что за дурдом?! – закатывает глаза Игорь.
И я с ним согласна.
Быстрее всех приходит в себя Алсу. Говорит, раз репетиция сорвана, можно сходить в спортзал, и убегает из театра. Зовёт меня с собой, но я мотаю головой и иду к Ольге.
Нужно кое-что проверить.
Дверь в кабинет брошена незапертой; прикрываю её за собой. Прислушиваюсь к тишине театра. Никого.
Шкафчик открыт. Вряд ли полиция будет расследовать убийство нескольких пакетов с чаем. На цыпочках иду по листьям, тянусь к пустой полке – и оно у меня в руках.
Это белая карточка из плотного картона, похожая на открытку. Но на ней не вид города или милый котёнок, а цитата:
«Ради искусства»
Слова знакомые, я слышала их несколько раз – от Алсу. Рядом на большом столе, за которым ещё первый директор театра сидел, лежит Ольгина копия пьесы. Листаю страницы, нахожу эту реплику.
Я играла жертву в стольких спектаклях, что могу подражать Шерлоку Холмсу или любому другому детективу. У жертвы есть преимущества: обычно она знает, кто убийца, и понимает скрытые мотивы. Дайте слово жертве – и она утрёт нос многим сыщикам
Итак, когда Ольга уходила звонить той уволенной девочке, всё было в порядке, она не кричала. Значит, и чай оставался на месте. Мы устраивали ещё один короткий перерыв: я заходила на кухню за кофе, Ольга была в туалете, Алсу поправляла линзы в гримёрке, Игорь курил, а Петя сидел на сцене и читал пьесу.
Каждый оставался один. Каждый мог это сделать.
Бездумно продолжаю листать текст с пометками Ольги. «Синий свет», «Неубедительно», «Сократить?». Некоторые сцены отмечены надписями: «Слишком по-книжному».
Я и не знала, что пьеса основана на книге. Ольга не говорила.
С мысли сбивает звонок; опустившись на колени, нахожу Ольгин телефон под столом. Здание старое, розеток мало, и они в неудобных местах. Неудивительно, что зарядка до столешницы не дотягивается.
Отключаю телефон и прячу в рюкзак: не стоит Ольге бросать его вот так. Мало ли, кто зайдёт в открытый кабинет. Подтверждая мои мысли, распахивается дверь. Выглядываю из-под стола – и встречаюсь взглядом с уборщиком.
То есть Иосифом, да.
– Если ты решила почистить мусорную корзину, за это уже платят мне, – говорит он.
С пылесосом он протискивается в маленький кабинет, начинает собирать чайные листья. Забираюсь на стол и заглядываю в мусорную корзину. Там лежат обрывки бумаги. Ольга разорвала что-то на кусочки в очередном приступе злости?
Оказывается, она не только кричать умеет, но и плакать. И удивительно легко переключается между этими состояниями. Как бы я сыграла смерть такой героини: громко и ярко или с тихим напряжением и трагизмом?
Достаю один обрывок, верчу в руках. Кусочек штрихкода, буквы, но целых слов не собрать. Щупаю бумагу: глянцевая и цветная с одной стороны, белая с другой. Кажется…
– Давай сюда. Обращение с мусором требует опыта.
Он забирает чёрный пакет. Не возражаю: не могу найти ни одной явной причины, кроме любопытства. Но я уверена, это – суперобложка.
Книга, обложку от которой Ольга порвала на клочки. Пометки о книге в пьесе. Цитата на месте чайного убийства. Пока Иосиф работает пылесосом, осматриваюсь: книги нет на столе или полке с наградами за победы в театральном фестивале. Ольга не оставила её в кабинете после того, как разорвала обложку.
– Готово! – Кабинет больше не похож на место преступления. – Нужно запереть дверь.
Спрыгиваю со стола и выхожу за уборщиком. Он достаёт связку ключей из кармана толстовки.
– Теперь сюда никто не проникнет.
– Кроме тебя. И того, у кого есть копия ключа. И взломщика замков, – отвечаю я.
– У тебя богатое воображение. А мне пора мыть кухню.
Он удаляется вместе с пылесосом и запахом бытовой химии. Я иду в противоположную сторону – к выходу. «Это может ничего не значить. Тебе просто нечем заняться», – вертится в голове. Да, это так. Но заняться и правда нечем, реплики я выучила. Так что направляюсь в ближайший книжный магазин.
Осматриваю полку с пьесами, но там только Чехов и почему-то Моэм. Иду к беллетристике, и романам, и биографиям известных людей – книги о жуткой актрисе-убийце нигде нет.
Девушка за кассой со значком Кота Бегемота на футболке приветливо улыбается. Это будет звучать очень глупо, поэтому сопровождаю реплику самым вежливым взглядом, на который способна:
– Я ищу книгу. Названия не знаю, автора тоже. Но она про актрису немого кино, и обложка такая яркая, оранжевая.
Надо признать, я совсем не обижусь, если она вежливо пошлёт меня куда подальше с такими описаниями. Но девушка неожиданно кивает.
– Мы все экземпляры недавно отнесли на склад. Но издателю ещё не отправляли. Вам сколько?
Я покупаю одну. Забирая чек, спрашиваю:
– А зачем отправлять издателю?
– Так её не берут, – бесхитростно отвечает она. – Вы первая, кто хоть один экземпляр купил. Пришлось освободить зал, заменить чем-то более популярным.
Сегодня тёплый безветренный день. Покупаю кофе и устраиваюсь с книгой на лавочке в сквере напротив театра. «Убийство перед объективом» – пьеса называется совсем не так. Но, судя по описанию на обложке, внутри наша история. Корешок приятно хрустит; на форзаце фото автора – мрачного парня с бородой, усами и в тяжелых очках. Не хотела бы я встретить его в тёмном коридоре.
С первых же страниц чувствую дежавю. Книгу сильно сократили, чтобы втиснуть в пьесу. О некоторых персонажах я и не слышала, несколько сюжетных линий вырезали начисто. И всё равно это мы.
В главной роли я, конечно, представляю Алсу. Правда, её героиню все считают гениальной актрисой, а Алсу так и не научилась держать себя в узде. Хотя вписать её в роль психопатки, готовой на всё ради славы, не так уж и сложно.
Её сопровождает Игорь в роли преданного агента и Петя – журналист с подвохом. Он тоже удивительно легко вживается в роль. И, конечно, я. Призрак, убитый ещё до начала действия.
