Иван Александрович Мордвинкин "За горы, за горизонты"

Если бы люди лицезрели духовно, то, наверное, видели бы не нахрапистого дерзкого здоровяка с тонкой миловидной девчонкой на целую голову ниже него. А видели бы редкий и яркий цветок, некасательно окутанный шипастым железным облаком, стремящимся тот цветок защитить. По крайней мере, Саня так видел в своём нетренированном воображении.

Наивные порывы, которые должны были выветриться въедливыми сквозняками повседневности, пропитали их души насквозь. И никакие ветра уже не разделяли их слитности.

Работали они почти вместе: Саня устроился охранником в большой офис, в котором разнородные клерки арендовали свои кабинеты, а Оксана там служила секретарём при частном нотариусе.

Весь день он томился в «предбаннике», каждый раз заглядывая за дверь общего коридора, если через неё кто-то входил или выходил. Или, если поток посетителей слабел, читал что-нибудь из боевой фантастики.

В конце дня он забирал Оксану из кабинета, на прощание пожимая пухлую ручонку нотариуса и исподлобья глядя ему в глаза, чтобы тот понимал, с кем имеет дело.

Потом они с Оксюткой вместе шли домой и вместе суетились на кухне. Вместе ужинали и смотрели общее кино. Утром вместе бежали в парк, испытывая там новые кроссовки, выбранные и купленные вместе.

Такая нераздельность переменила их мир, будто расширяющийся во все стороны и сносящий силой этого расширения всё лишнее и плохо прилепленное.

Друзей становилось меньше, и остались только «вечные», никогда не уходящие. И они называли их как одного человека слитно, не Александром и Оксаной, а «Сашка-Оксашка».

С нею из заядлого путешественника Саня превратился в паломника. Они объехали все мало-мальски значимые для них монастыри. И даже побывали в Каменно-бродском в Волгоградской области, потому что там стоял крест на месте смерти благоверного князя Александра Невского. Или на месте его постоянных привалов. Разное говорили.

Вообще, Саня очень почитал святого Александра, воображая его чем-то вроде оригинала, с которого он, как художник, срисовывал себя. И князь виделся ему твёрдым и сдержанным, но уверенным, прямолинейным в суждениях и настолько простым к очевидному, что, если решение принимал, то заново его не передумывал. Ибо самому Сане в каждом решении упорство доставляло больше удовольствия, чем даже сам достигнутый результат.

Потом он побывал и в Александро-Невской лавре, и вообще, если ему случалось бывать в храме, в котором не находилось иконы святого, то Саня никогда не жалел ни времени, ни денег, заказывал или покупал хорошую икону и вручал, обязательно лично, настоятелю той церкви.

Впрочем, таких церквей ему попадалось не много. Только из новых, даже юных совсем.

Очень он, по наивности и простоте его суждений, почитал монастырский народ и всегда прислушивался к нему с особым вниманием. И даже бытовые слова, сказанные монахом, могли иметь для него глубинный смысл.

Даже через целых шесть лет, когда они уже должны были привыкнуть друг к другу, Саша, если просыпался первым, лежал недвижно, чтобы не разбудить Оксютку, и молча смотрел не неё. На её чуть припухлые щёки, на её первые морщинки в уголках глаз, на мелкие шрамы её когда-тошних детских прыщиков. И каждый из этих кругленьких точек-шрамиков, как звёзды на небе, был на своём месте. Каждый нёс в себе следы её жизни и потому был для Сани ценен.

Если Оксана просыпалась первой, то Саня, пробудившись, не заставал её. Она украдкой выскальзывала на кухню, плотно закрывала дверь и вдавалась в тонкости готовки, все стремясь удивить своего Сашеньку. Иногда она это делала до глупости старательно и поднималась в пять утра, чтобы сварганить несусветно сложное, необычное блюдо.

А Саня, если ему не снилась Оксютка, просыпался с безысходным детским испугом, внезапно наполняясь такой гнетущей пустотой, от которой хотелось по-волчьи хрипеть на небеса. Будто распался он надвое, и вторая его часть сгорела или исчезла куда-нибудь невозвратимо.

Но он быстро приходил в себя.

Он вообще реально, хотя, подчас и сурово, смотрел на вещи. Предпочитал, например, долго лишать себя насущного, цепляясь за какую-нибудь цель. «Свободные» деньги он сберегал, покупая дешёвые домики в отцовской деревне. Вкладывать деньги в сложные схемы он не умел, а вот хороший домик считал надёжным сбережением. Так научил его отец.

В то же время он не любил и не умел тратиться. И мог, например, откладывать целых полтора года, даже ходя на работу пешком и месяцами завтракая только варёными яйцами и дешёвым, чёрствым хлебом. А потом взорваться и спустить накопленное враз, махнув зимой куда-нибудь в Индию на пару дней, чтобы там покататься на лодке по Гангу. И возвращался уже нищим, но без сожаления и даже с каким-то неуместным чувством достоинства человека, покорившего весь мир. А в ответ на батины ворчания только снисходительно улыбался.

Но теперь он копил ради мечты: надеялся набрать достаточно, чтобы купить в Ростове дом на берегу ростовского «моря» – водохранилища, окружённого садами. Потому что каким-то странным образом душевно зависел от водоёмов, привязывался и тянулся к ним с детства. Может от того, что батин дом стоял в двадцати шагах от реки, на берегах которой он и вырос, как упрямая дикая поросль.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70843900&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.