Приподняв повыше юбки, чтобы в очередной раз не запутаться в кустах, я подошла к Дмитрию и посмотрела на его раскрытую ладонь.
Я увидела свою брошь в пыли, с застрявшими травинками между ее лепестками. Моей радости не было предела. Дрожащей рукой я взяла брошь, вытащила травинки, подула на нее.
– Дмитрий Михайлович, – голос мой дрогнул, я взглянула на него, – спасибо большое, мне важно было ее найти. – Я протянула ему брошь снова. – Посмотрите, как она прекрасна.
Мы нашли брошь, значит, все будет хорошо. Как, не знаю, но будет все хорошо. Я чуть не заплясала от радости, хорошо, что плясать не умею, это и удержало от безумства.
Брошь в виде крупного цветка – трилистника, с резными лепестками, сплетенных веточек, скрепленных ажурным бантом с развевающимися лентами, в центре которого был крупный изумруд. Цветок, веточки и бант были усыпаны бриллиантами. Оправа броши из серебра.
– Да, действительно, красивая брошь, – Дмитрий удивленно рассматривал ее, – я еще не видел таких изящных вещиц.
Он вернул мне брошь и дал тонкий платок с кружевами, заметив, что мои перчатки запылились.
Отряхнув перчатки и протирая брошь, я увидела, что застежка у нее сломана, одна веточка погнута и несколько лапок, державших камни, разжаты достаточно сильно, так что камни могут вылететь в любой момент. Я бережно завернула брошь в платок.
– Надо будет дома ювелира найти, – забывшись, сказала я.
– Не переживайте, Катюша поможет, – усмехнулся Дмитрий и пошел к карете.
«При чем здесь Катюша, – думала я, еле поспевая за ним, – ювелира посоветует, что ли?»
10
За окном стемнело, умиротворяюще шуршал дождь.
Люблю, когда идет дождь, с молнией и грозой, с ветром и без, моросящий и ливень, люблю его шум, тихий и громкий.
В комнате стало сумрачно и прохладно, Глаша принесла мне теплую шаль и зажгла свечи в канделябре.
Я сидела, укутавшись шалью поверх домашнего платья, за круглым небольшим столом. Листы бумаги, чернильницу, перо и воск с печатью принесли мне еще днем. Разложив все на столе, я с тоской смотрела на плотный чистый лист бумаги.
«Письмо на деревню дедушке, – мрачно подумала я. Эйфория от найденной броши прошла, когда опять пришлось столкнуться с необходимостью что-то выдумывать. – Так, как писать-то? Побольше завитушек, буква „и“ как пишется? Как английская – палочка с точкой или как наша „и“? А яти пишутся еще или уже нет? Да уж, вопросов больше, чем ответов».
Я встала, подошла к окну, отодвинула штору и как загипнотизированная стала смотреть на дождь на улице.
«Хватит стоять, – очнулась я, – хочешь не хочешь, а писать надо. Боже мой, – снова вспомнила я, – адрес-то какой писать, как раньше подписывали письма? Буду импровизировать», – невесело решила я.
Я взяла перо, макнула в чернильницу, начала писать и сразу же посадила кляксу.
Чертыхнувшись, отложила испорченный лист, взяла другой. Снова начала писать, уже меньше макая перо в чернила. Раньше я считала, что у меня практически идеальный почерк, но сейчас в этом засомневалась. Я писала как курица лапой, перо норовило выскользнуть из руки, корябало бумагу и писало то жирно, то тонко.
В итоге письмо выглядело не лучшим образом. Строчки были кривые, клякс все равно насажала, но решила больше не переписывать. И с завитушками, по-моему, переборщила. Яти писала там, где они казались мне уместными, соответственно, очень много. Букву «и» – то современную русскую, то английскую.
Я очень надеялась, что мое «творение» никто не прочтет. В письме я поприветствовала несуществующую сестру, написала, что задержусь, спросила про здоровье ее и ее мужа, написала про гостеприимство Екатерины Андреевны, на случай, если все-таки кто-то прочтет.
Отложив перо, я сложила письмо пополам, взяла сургуч, подержала его над свечой, когда он растопился, капнула сургучом на стык письма и прижала печать к сургучу.
«Половина дела сделана, – с облегчением выдохнула я, – осталось адрес правильно написать, чтобы не вызвать сомнений ни у кого».
– Так, я говорила всем про Нижний Новгород, значит, пишем Нижегородская губерния, Нижний Новгород. Спасибо маме за родословную, – бубнила я. – Графине Головиной А. В. Да, так я и рассказывала про сестру. Фух, – выдохнула я, – готово!
Адрес и фамилию я тоже писала с завитушками, только старалась не усердствовать, букву «и» на свой страх и риск писала, как русскую букву «и».
– Ну да ладно, почерк все равно не совсем разборчивый получился, – сама себя успокоила я, – может, и не обратят внимания на треклятую букву. Самое главное, чтобы вопросов не возникло здесь, в доме, а в почтовой службе пусть что хотят, то с ним и делают.
Я так устала после поисков броши и написания письма, что еле дошла до кровати и уснула, едва коснулась подушки.
11
Дмитрий и Екатерина Андреевна после ужина прошли в ее кабинет. В камине горел огонь, у камина стояли два глубоких кресла боком друг к другу, чтобы удобно было смотреть на огонь и разговаривать.
Екатерина Андреевна села в кресло, удобно устроилась, поправляя юбку. Потрескивали поленья, стоял небольшой гул от огня. Дмитрий подошел к камину.
– Гостья твоя так и не проснулась к ужину. – Он подбросил парочку поленьев, и огонь взвился, осветив уютный кабинет.
Просторная комната, высокие потолки с живописным плафоном, не уступающим по красоте плафону в зале, небольшая хрустальная люстра со свечами, закрепленная на цепи. Стены кабинета, диван, все кресла и стулья были отделаны тканью с сине-голубым узором. На стенах висели картины в золоченых рамах.
У стены стоял резной стол темного дерева, перед столом – стул с резными ручками и гнутыми ножками, с мягким сиденьем и спинкой. На столе лежали книги, листы бумаги, сургуч с печатью, лупа, стояли чернильница, стакан с перьями, подсвечник. На стене перед столом – икона Богородицы. У этой же стены, рядом со столом, расположился резной невысокий шкаф темного дерева. В углу кабинета занял свое место уютный угловой диван.
В центре кабинета на квадратном ломберном столике, окруженном четырьмя стульями, красовался поднос с чашками и чайником, прозрачная чаша с желтым прозрачным медом и чаша с мармеладом.
– Мне жалко было ее будить, – ответила, сдерживая зевок, Екатерина Андреевна.
Дмитрий сел в кресло рядом.
– Ну, так что ты собираешься с ней делать? – посмотрел он на тетушку.
– Я предложила Марии пока остаться у меня, набираться сил и дожидаться ответа от сестры.
– Не опрометчиво ли? Ты совершенно ее не знаешь, – попытался протестовать Дмитрий.
– Митя, мне она нравится, образованная, из состоятельной семьи девушка. Ты же видел брошь, она уникальная. Уж поверь мне. Я еще не видела такой техники крепления камней.
– А мне она не нравится.
– Чем же? – удивилась Екатерина Андреевна.
– Странная она какая-то. Подозрительная. Ты же знаешь, Катюша, что служба при дворе меня научила остерегаться.
У Дмитрия перед глазами встала картина, как Мария возмущалась, услышав про порку, как она размахивала руками и все поправляла выбившуюся прядку из прически. Как эта прядка на солнце отливала медью. Как щеки у нее раскраснелись, а зеленые глаза ярко горели, наполненные не пролившимися слезами злости.
– Митя, – позвала Екатерина Андреевна. – Митя, – засмеялась Екатерина Андреевна, – о чем задумался?
– Да так, ни о чем. Что ты говорила? – очнулся Дмитрий от воспоминаний и посмотрел на Екатерину Андреевну, поняв, что прослушал.
– Я говорила, что это ты слишком подозрителен, а не Мария. Вспомни про ее рану, не слишком ли изощренный способ попасть к нам для шпионажа?
– Да, – признал Дмитрий, – но про ранение она так ничего и не вспомнила.
Екатерина Андреевна грациозно встала, подошла к Дмитрию, потрепала его взъерошенные длинные кудри.
– Митя, оставь. – Екатерина Андреевна подошла к ломберному столику и, взяв чайник, стала наливать чай. – Чай будешь?
– Да, благодарю, с медом. – Дмитрий тоже устроился за столиком.
– Митя, чем брюзжать, составь нам компанию на балу, – подавая племяннику чашку с чаем, попросила Екатерина Андреевна.
– Вам? – удивленно посмотрел Дмитрий. – Ладно, ладно, составлю, – быстро пошел он на попятный, заметив, как начинает хмуриться Екатерина Андреевна.
– Вот и славно, – улыбнулась тетушка и села рядом.
12
Молодая женщина в белом парике и платье небесно-голубого цвета сидела перед туалетным столиком и внимательно рассматривала себя в зеркало.
– Шевалье, – сказала она, оборачиваясь к мужчине средних лет в светлом кафтане и в парике, сидящему на диване. – Приготовьте ключ от шифровки, скоро мне представится возможность вручить письмо и ключ императрице. Нужно, чтобы он всегда был при мне.
– Лия, вы уверены, что императрица расположена к вам и доверяет? – наклонившись к своим ногам, спросил шевалье.
Он снял одну туфлю с пряжкой, с усилием повернул каблук. В полом каблуке лежал свернутый тонкий лист бумаги.
– Да. К тому же вице-канцлер Воронцов заинтересован в нас и оказывает содействие.
Женщина подошла, взяла у него лист бумаги и спрятала у себя в корсете.
– Хорошо, но не забывайте о том, что канцлер Бестужев оказывает большое влияние на императрицу, – с натугой проговорил мужчина, поправляя надетую туфлю, постукивая каблуком по полу, чтобы тот прочнее встал на место.
Лия направилась к одному из больших зеркал, расположенных на стенах ее будуара. Невысокого роста светлокожая блондинка с голубыми глазами и пухлыми губами сводила с ума мужчин как во Франции, так и в России.
Светло-голубые стены будуара удачно сочетались с платьем Лии, мебель обита светлой тканью с золотистыми широкими полосками. Комната с большими окнами всегда была залита солнцем.
– Не думаю, что на нее можно влиять. Императрица – настоящая дочь Петра Великого. Но Бестужев опасен, он поддерживает интересы прибывшего английского посла, сэра Чарльза Уильямса, – женщина поправляла ожерелье на шее.
Лия провела руками, обрисовывая свой силуэт по груди и талии, развернулась на каблуках и подошла к бюро, стоящему у стены.
– Сэр Уильямс, – протяжно проговорил шевалье, – он может помешать нам выполнить поручение короля. – Мужчина встал с дивана, прошел к окну, отодвинув штору, стал смотреть на улицу, стараясь сильно не выглядывать из-за шторы.
– Я постараюсь ускорить передачу письма короля Елизавете Петровне, – проговорила Лия, усаживаясь за бюро и придвигая к себе толстую книгу «Дух законов» Монтескье.
– Хорошо, мне нужно идти, у меня встреча с фрейлиной, ее муж служит во флоте, она должна передать мне важную информацию. – Усмехаясь, шевалье пошел к выходу, по пути оглядел себя с ног до головы в зеркало на стене и остался доволен увиденным.
– Прошу вас, не увлекайтесь, скандалы с ревнивыми мужьями нам не нужны, – Лия покачала укоризненно головой.
Шевалье, поклонившись, вышел из комнаты.
Лия провела рукой по переплету, обтянутому телячьей кожей, ощущая ее шероховатость, нащупала и осторожно спрятала еле заметный уголок листа.
13
Дмитрий и Иван Иванович Шуваловы шли неспешным шагом по аллее парка. Иван Иванович был высоким, с атлетически сложенной фигурой молодым человеком. С Дмитрием они были практически одного роста, да и разница в возрасте была небольшой, всего два года. Дмитрий был старше. Но, в отличие от Дмитрия, у Ивана Ивановича были мягкие черты лица.
Вдали в парке гуляли пары, прогуливались дамы с зонтиками, на полянке шумно играли дети под присмотром нянь.
– Мы начали подготовку к созданию Академии художеств, как ты знаешь, и мне нужен твой совет, – сказал Иван Иванович, оборачиваясь к Дмитрию.
– Всегда можешь рассчитывать на меня, – живо ответил тот.
– Тогда приглашаю к себе. Тем более Савва Иванович уже закончил свою работу.
– Это надо отметить. Бал по случаю окончания строительства будет?
– Обязательно, но позже, еще не вся мебель готова для гостиной.
– Поехали. Но, – Дмитрий остановился, – тебе не нужно к императрице?
Иван Иванович, пройдя вперед, обернулся.
– Сегодня нет. Впервые за долгое время после высылки Шетарди государыня допустила до себя французов.
– Та самая француженка с яркой внешностью? – догнав Ивана, заинтересованно спросил Дмитрий. – Мадемуазель де Бомон теперь личная чтица императрицы?
– Да. Она приехала с дядей и смогла расположить к себе Елизавету Петровну.
– То-то я смотрю, прихвостни бестужевские вьются рядом.
– Кроме них еще и Воронцов с моими братьями рядом. Вечное противостояние.
– Англичане или французы. А мне приглянулась мадемуазель, приударить, что ли, за ней? – Дмитрий широко улыбался.
– Тебе мало княгини Бельской?
– С княгиней я расстался.
