Юлиана Стрелец "Продавец и покупатель. Или как я научилась ненавидеть людей"

Продавец и покупатель. Или как я научилась ненавидеть людей
Юлиана Стрелец

Почему продавцы бывают такими злыми? Всегда ли это зависит от характера человека? Или обстоятельства тоже имеют большое значение? В этой книге я расскажу, как добрая тихая девочка вдруг стала злобной мегерой. Книга содержит нецензурную брань.

Продавец и покупатель

Или как я научилась ненавидеть людей

Юлиана Стрелец

© Юлиана Стрелец, 2024

ISBN 978-5-0064-1458-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Продавцом я проработала около десяти лет. С небольшими перерывами, правда. Никогда не умела долго сидеть на одном месте, поэтому постоянно бегала туда-сюда, меняя не только место работы, но и место жительства. Поэтому в трудовой книжке имеются пробелы, когда я находилась в творческом поиске.

Работала я в магазине одежды, бытовой химии, продуктов и в магазине смешанных товаров. Но началась моя, так сказать, карьера продавца с церковной лавки.

Нет, я не оканчивала никакой церковно-приходской школы или семинария. Меня туда приняли по блату. На тот момент я снимала комнату у одной бабули, с которой мы познакомились в детском лагере.

Я тогда ждала ответа одной организации, в которой оставила свое резюме, и болталась без дела, когда увидела в газете объявление о наборе в детский оздоровительный лагерь. Решив зря не терять время, я отправилась по указанному адресу.

Именно там я познакомилась с Зинаидой Сергеевной, которая предложила мне поселиться у нее. Денег за комнату она с меня не брала. Вместо этого я покупала продукты, готовила, мыла посуду и наводила порядок в ее квартире. А устраивать бардак она ой как любила!

Зинаида Сергеевна была педагогом с высшим образованием и сорокалетним трудовым стажем. Учебного материала и тому подобного у нее было полквартиры. Все стояло в коробках в кладовой, а самое любимое – возле ее постели. Вот эти дорогие сердцу коробки, а их было штук пять, она ворошила и перебирала каждый день, причем вываливая все это на пол. Зачем она это делала, я так и не узнала, но убирать все это приходилось мне. Уж больно она уставала от перебирания своего хлама, и собрать все обратно у нее просто не было сил. Она укладывалась в свою постель, и через пару минут раздавался громкий храп.

Она же познакомила меня с моим первым мужем Максимом. А после – устроила на работу в храм, где одна из ее знакомых работала главным бухгалтером.

Ответа на свое резюме (кто бы сомневался) я так и не дождалась, поэтому ее предложение оказалось как нельзя кстати. Городской прописки у меня не было. Мы с Максимом жили у его матери, но прописана я была в селе у родителей, а многие организации требовали именно городскую прописку. Но просить свекровь прописать меня в своей квартире у меня и в мыслях не было. Она и так была уверена, что я появилась в их жизни, чтобы отобрать у них имущество. Впрочем, это совсем другая история.

Никакого образования я так и не получила: всегда была слишком ленива, чтобы учиться. Как я умудрилась окончить одиннадцать классов, ума не приложу. Еще и с аттестатом твердого ударника, то есть без троек.

Опыта в торговой деятельности не было и подавно: до этого я работала в детском саду. Поэтому блат был мне просто необходим.

Без ложной скромности скажу, что я достаточно сообразительный и ответственный человек, поэтому мне удалось быстро втянуться в торговый процесс и понять, что от меня требуется.

Церковная лавка (рынок)

Церковная лавка располагалась в маленьком закутке на первом этаже большого крытого рынка. Слева находился отдел фотопечати, справа – сувенирная лавка, напротив – зоомагазин и пресса. Чуть дальше – киоск с дисками и тому подобной мелочью.

Очень часто мне приходилось наблюдать, как продавцы грубят покупателям, как покупатели целенаправленно портят настроение продавцам, как продавцы поливают грязью друг друга.

«Почему люди такие злые?» – удивлялась я, добрая по своей натуре.

Я никогда не грубила своим покупателям, даже если они пытались вывести меня на эмоции. К тому же мне по статусу не положено было, ведь я работник храма: длинная юбка, обувь без каблука, платок на голове, никакой косметики и украшений. Правда, вместо платка у меня был огромный шелковый палантин насыщенного сиреневого цвета. Его мне подарила мама. Он мне очень нравился, и в нем я чувствовала себя красавицей.

Поначалу мне было неловко ходить в таком одеянии: в повседневной жизни я носила джинсы и обувь на массивной подошве. К тому же остальные работники рынка смотрели на меня, как на диковинное животное. Естественно, никаких дружеских отношений у меня ни с кем из них не сложилось.

Единственная, с кем можно было легко пообщаться, была бабуля из сувенирной лавки. Высокая кудрявая, достаточно стройная для своих шестидесяти с небольшим лет и с тихим голосочком. А поговорить она ой как любила! Иногда я жутко уставала от ее болтовни, и у меня начинала болеть голова.

«Какая же ты нудная, бабуля», – думала я, стараясь найти себе какое-нибудь занятие, чтобы поскорей отвязаться от нее. Если же она вставала к окошечку, через которое мне приходилось торговать, я начинала молиться, чтобы пришел хотя бы один покупатель и прервал нескончаемый поток ее слов.

Была у этой бабули довольно скверная привычка переманивать к себе покупателей, которые совершали покупки в другом отделе. Иногда те даже не успевали ничего выбрать, как она легонько брала их под локоток и вела в свою лавку.

Все помалкивали, поджимая губы, а бабуля, божий одуванчик, невинно улыбалась и хлопала ресничками в ответ на злобные взгляды других продавцов.

Только одна из нас, татарочка Надя лет сорока, продавец прессы, никогда не держала в себе отрицательные эмоции и выливала их на всех подряд. Поэтому и с бабулей из сувенирной лавки особо не церемонилась и вступала с ней в шумные перепалки, заканчивающиеся откровенными оскорблениями с ее стороны. Бабуля в ответ что-то шептала ей своим тихим голоском, брала за руки и поглаживала по плечу, что еще больше раздражало Надю.

Продавец дисков, Ира, круглая маленькая женщина, обычно общалась с девушкой из фотопечати. Лена была очень красива и стройна, и я немного ей завидовала, так как моя внешность никогда не была броской и запоминающейся.

«Ленка, пошли курить! – раздавался громкий голос Иры почти каждые полчаса. – Ленка, уходим отсюда!»

Но стоило появиться ее руководителю, молодому человеку лет тридцати, голос Иры сразу стихал. Он отчитывал ее, как школьницу, не стесняясь повышать голос. Иногда срывался на крик так, что это слышало полрынка. Мне было искренне жаль ее.

Но однажды Ира с обидой сказала ему:

– Почему так? Ты все время придираешься, кричишь. Хоть бы раз похвалил! Или, чисто по-человечески, спросил: «Как у тебя дела, Ира?» Неужели это так трудно?..

Удивительно, но с того дня ее начальник стал вести себя более сдержанно. Видимо, слова Иры оказали на него свое действие.

– Покупатели же разные бывают, – жаловалась Ира своей подруге Ленке. – Некоторые купят диск, посмотрят его дома и несут обратно, мол, поменяйте! Меняешь, они снова его возвращают. А ведь упаковка уже вскрыта! И как объяснить покупателю, что диск потерял товарный вид и теперь его никто не купит.

Да, теперь все умные стали: бродят, портят нервы продавцам, вооружившись лозунгом «ПОКУПАТЕЛЬ ВСЕГДА ПРАВ!» Конечно, это люди недалекого ума, но нервишки-то из-за них страдают.

Я, конечно, не спорю, что есть такие продавцы, которые доведут до истерики любого покупателя, даже если тот пришел в магазин в отличном настроении. Взять, например, все ту же Надю, продавца прессы.

Однажды утром к ней пришла женщина в дорогой шубе и с туго набитым кошельком, который она держала в руке, и принялась перебирать свежую прессу. А эта Надя ужасно нервничала, когда покупатели рылись или просматривали что-то из товара, и, поджав губы, выхватывала у них из рук газету или журнал.

Естественно, человек хотел бы выбрать что-то интересное для себя. А Надю раздражало, что они копались в ее уголочке, в котором она с такой любовью наводила порядок. Покупатели уходили, пожав плечами, так ничего и не купив.

С этой богатой дамой Надя решила выкинуть тот же номер, но не тут-то было.

Их негромкая перепалка стала переходить в ссору, а затем вылилась в грандиозный скандал. Надя, как обычно, не стеснялась в выражениях и уже перешла на откровенные оскорбления.

– Ходишь тут с утра пьяная! Шары свои залила, ничего вокруг не видишь! – закричала в бешенстве Надя.

Женщина на секунду потеряла дар речи, а затем, ахнув, приложила ладонь в область сердца. Но чувство собственного достоинства сохранила и даже не перешла на «ты», как это сделала продавец прессы.

– Да как вы смеете?! Что вы себе позволяете?! – воскликнула женщина. – Я больна, а вы говорите – пьяная!

– Да что, я не вижу что ли?! – снова закричала Надя. – Качает из стороны в сторону. Конечно, пьяная! С утра пораньше. Шатаешься тут, людям спокойно работать не даешь!

– Да вы даже не представляете, с кем говорите! – перешла на угрозы женщина в шубе. – Да вы понятия не имеете, на что вы нарываетесь! Я сейчас же пойду к вашему директору, вас вышвырнут отсюда сегодня же!

Женщина круто развернулась на каблуках и зашагала прочь, все еще держа руку на сердце.

– И нечего меня пугать! Никто меня не уволит, пока я сама не захочу! – крикнула ей вслед Надя.

После этой сцены она притихла и за весь день ни одному покупателю не сказала ни одного грубого слова. Правда, и увольнения никакого не последовало. Ее даже к директору не вызывали.

Работая в церковной лавке, я не боялась таких открытых конфликтов. Ко мне, как к храмовому работнику, относились с большим уважением, чем к другим продавцам.

Торговала я через небольшое окошечко, поэтому сильно волновалась, когда покупатели просили примерить или рассмотреть что-то из серебра. Конечно, особо дорогих украшений среди них не было, но даже двести рублей за кольцо в случае кражи мне пришлось бы вкладывать из своей зарплаты. А получала я до смешного мало. Впрочем, откуда взяться выручке в маленькой церковной лавке? А моя зарплата зависела именно от нее.

Только за счет серебра и золота, которого было немного, мне удавалось получать около двух тысяч рублей. Этих денег мне хватало лишь на ежедневный проезд и минимальное количество продуктов. А уж о поездке к родителям в село пришлось на время забыть. К счастью, за жилье платить не приходилось, так как я жила с мужем и свекровью.

Муж мой не работал, поэтому купить что-то на свои гроши я не могла. Если удавалось выкроить себе на новые трусики или капроновые колготки, я радовалась, как ребенок.

Товара в лавке было немного: иконы, восковые свечи, несколько книг и всякая церковная мелочь. Но откуда брались эти ненавистные недостачи, я никак не могла понять. Покупателей было мало – проторговаться достаточно сложно. Вот и приходилось иногда вкладывать в кассу из своей нищенской зарплаты.

Мне это так надоело, что я решила выкручиваться, как это делали другие продавцы: обсчитывать покупателей. Я долго противилась этому соблазну, но вынуждена была сдаться.

Я стала накидывать по два-три рубля на каждый товар, особенно ходовой, а разницу складывала в отдельную коробочку. Выгодней всего было выезжать на серебре: с его продажи я имела пятьдесят-сто рублей плюсом.

Да, мне было стыдно. Поначалу я переживала за каждый обсчитанный рубль, потом начала втягиваться и постепенно привыкать. Но однажды я поступила очень скверно, за что корю себя до сих пор.

Был какой-то предпраздничный день. На рынке полно народу, а у меня, как обычно, никого.

Подошел полноватый, хорошо одетый мужчина. Он мне сразу не понравился, уж больно нервный и суетливый, как будто куда-то торопился.

– Мне ладанку. Вот эту, на веревочке, – недовольно буркнул он и ткнул пальцем в стекло.

Я достала ладанку и подала ему, а он протянул мне тысячную купюру. С такими крупными деньгами ко мне обычно никто не приходил. Сдачи, естественно, тоже быть не могло. Даже если выгрести всю мелочь. О чем я и сказала покупателю, но он потребовал сдачи.

Я достала все имеющиеся деньги, которые были, и принялась отсчитывать, хотя точно знала, что на сдачу все равно не хватит: ладанка стоила шестьдесят пять рублей.

– Чего ты мне мелочь суешь? – грубо сказал мужчина. – Бумажные давай!

– У меня нет столько бумажных. Только мелочью могу, – потупила я взор, как школьница, которую отчитывал строгий учитель.

Подошли другие покупатели и попытались заглянуть через плечо этого мужчины, который закрывал весь обзор. Мужчина занервничал еще больше, но все сотни и десятки сгреб себе в карман.

Когда оказалось, что мелочи на сдачу все-таки не хватит, я спросила у него:

– Может, вы разменяете деньги, а потом придете за ладанкой?

Он одарил меня презрительным взглядом и, схватив свою купюру, зашагал прочь.

Обслужив еще двух покупателей, я наклонилась, чтобы аккуратно разложить деньги в коробочке, в которой хранила бумажные купюры. Я чуть не потеряла сознание: она была пуста!

Схватившись за край прилавка, чтобы не упасть, я боролась с рыданиями, готовыми вырваться наружу.

Мужчина не взял ладанку, но забрал свою тысячную купюру, а также всю сдачу, которую я ему отсчитала!

Волна злости на него и жалости к себе захлестнула меня с головой.

«Какая же я дура, – с досадой прошептала я. – Как можно быть такой тупой!»

Вот так. Бог наказал меня при первой же возможности. Я это сразу поняла. Знала же, что нельзя обманывать людей. Тем более среди икон святых, смотрящих на меня со всех сторон. Но соблазн был слишком велик…

Надо бы на этом остановиться, но нет: мой мозг усиленно заработал, соображая, как выкрутиться из этой ситуации. Я обманула себя почти на треть своей зарплаты!

До самого вечера я надеялась, что у мужчины проснется совесть, и он вернется и отдаст деньги. Но куда там! Если уж у меня совесть дремала, то об этом грубияне и говорить нечего.

На следующий день матушка привезла немного товара, в том числе и серебро. Среди украшений я приметила довольно толстую цепь из червонного серебра, чья цена меня приятно удивила: всего-навсего девятьсот пятьдесят рублей, хотя выглядела на все пять тысяч.

Какая удача! Вот на ней я и выкручусь, решила я, подрисовывая перед девяткой единичку. Теперь цена ее была одна тысяча девятьсот пятьдесят рублей.

«Самое главное, чтобы кто-нибудь купил ее до следующей ревизии», – подумала я.