Елена Ромова "Добыча хищника"

– Геля… – не веря своим ушам, взмолилась я. – Не надо.

– Я буду немного занят. Ты должна подождать.

– Не надо… Пожалуйста!

– О, какие яркие эмоции, – он резко убрал руку, и моя голова безвольно повисла. – Никуда не уходи, я обязательно вернусь.

Его шаги раздались у моего уха, а затем последовал скрежет металла: чужак выдрал дверцу машины и откинул прочь. Послышался душераздирающий вопль сестры.

Я с трудом приподнялась, почти не чувствуя одну руку. Голова все время кружилась, происходящее ускользало.

– О, Халар, какая ты сладкая, – донеслось до меня. – Только не умирай слишком быстро, я сам убью тебя, когда закончу. Я хочу услышать, как ты кричишь? Кричи, хейэри… вот так…

Послышалась возня, стоны и снова истошный крик сестры.

– …тебе разве не нравится? – язвительный хохот.

Я задыхалась от слез и пыталась подняться.

Чудовищно болели ребра, шея, но особенно голова – все плыло перед глазами. Когда я встала на четвереньки и поползла, из машины доносился только прерывистый хрип.

А затем крик резко прервался неприятным бульканьем, и все стихло.

Почти не соображая, я выбралась на дорогу, и передо мной вдруг возник яркий свет фар. Раздался визг тормозов, а затем появился суровый мужчина в форме…

Очнувшись от удушающих воспоминаний, я резко села в кровати, смахивая с руки провода и катетер. Паника охватила меня так сильно, что я дернулась с койки, однако чужие руки опустились на мои плечи и с силой уложили обратно в постель.

– Тише, Эля. Все хорошо.

– Где я? – голос едва слушался, чувства бились внутри, будто я на секунду перенеслась в прошлое.

– Ты в безопасности. Меня зовут Сергей. Я врач. Помнишь? – он наклонился надо мной и ласково погладил по волосам. – Я обработал твои раны. У тебя сотрясение мозга. Полежи спокойно. К утру за тобой приедут и отвезут в госпиталь.

Я стиснула зубы, потому что мне захотелось плакать.

– Он ее убил, – вырвалось у меня.

В душе закипал гнев.

Я не желала, чтобы смерть сестры была такой. Я не сумела ее облегчить. Я не смогла защитить.

– Мы должны вернуться, – прошептала я: – Вдруг кто-то еще можно спасти!

Сергей сел на край моей койки. Его лицо в приглушенном свете казалось скорбной маской.

– Того, кто тебя привез, зовут Константин Суров. Он начальник гарнизона, подполковник. Он не обнаружил других выживших, кроме тебя. Тебе повезло, что ты осталась жива.

– Тот чужак сказал, что я буду следующей, – я посмотрела в глаза Сергея, замечая, как они вдруг стали непроницаемы.

– Что? – изумленно проговорил он. – Чужак говорил с тобой?

– Да.

– И оставил в живых? – нахмурился Сергей. – Подожди минуту.

Он поднялся и пропал из поля моего зрения. Послышались шаги, затем свист в рации, и Сергей произнес:

– Позовите подполковника Сурова. И пусть подойдет профессор Севастьянов.

Мне было плевать, даже если бы испугавшись, они выставили меня за ворота. Я, вообще, не чувствовала себя живой. Из меня будто достали сердце, и теперь я была лишь пустой куклой, которая отчего-то продолжала дышать и двигаться.

Мне все еще хотелось реветь – в груди холодило, а к горлу подкатывал ком.

Будь я прежней, той, что накануне села в машину, я бы уже заливалась слезами. Но я уже никогда не буду прежней. Никогда.

– Что у вас случилось? Я могу поспать хотя бы час? – раздался уже знакомый мне недовольный голос подполковника Сурова.

Его светло-русые волосы были коротко острижены у висков и на затылке, а на макушке оставались неприлично длинными для военного. Ему было точно за тридцать пять, и он выглядел просто скалой, твердой даже наощупь.

Я вспомнила, как, обнаружив меня на дороге, он грубо затолкал меня на сидение автомобиля, не реагируя на мои просьбы помочь моим родным.

Вцепившись в него взглядом, я ощутила, как во мне, из самых потаенных глубин, поднимается неприятная чернь. Вместо благодарности, я испытала острую вспышку неприязни.

Суров явился вместе с профессором Севастьяновым, сухопарым, подтянутым человеком со смуглым лицом и седой аккуратной бородкой. Последний ухватился за спинку офисного стула и придвинул к моей койке.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он, снимая очки и потирая переносицу.

Я чувствовала себя так, будто меня прокололи булавкой, подобно коллекционной бабочке. Проткнули сердце, легкие – я с трудом дышу.

– Мы сможем вернуться к месту аварии утром? – вместо ответа спросила я.

Суров, который стоял поодаль, скрестив на груди руки, нахмурился. Я заметила, как заиграли желваки на его щеках.

– Нет. Это бессмысленно. Обычно чужаки убивают всех.

Наверно, поэтому этот мужчина даже не пытался помочь моим родным.

– Но я ведь жива, хотя он хотел убить и меня! – выпалила я.

– Поэтому утром вас отправят в госпиталь, – спокойно пояснил Суров. – До рассвета два часа, у нас заряжены «вепри», а чужаки плохо перемещаются на свету. База хорошо защищена. Если чужак окажется здесь, то сможет фиксировать только одну форму – имитацию человеческого тела, а оно подвержено боли. Система сразу засечет его присутствие.

Профессор Севастьянов водрузил на нос очки и кисло мне улыбнулся.

– Вы запомнили, как он выглядел?

– Он был похож на человека, – сказала я, не желая воскрешать в памяти лицо, которое, тем не менее, мне не забыть. – Он говорил, как человек. Обувь, одежда, наручные часы и даже запах… он пользуется парфюмом…

– Это не парфюм, – хмыкнул профессор, – И он вовсе не носит одежду. Просто они хорошо мимикрируют, то есть подстраиваются под нас, изменяют свой внешний вид в соответствии с окружающей средой. То, что мы видим, лишь имитация человеческого тела. Они не имеют кровообращения, пищеварительной и нервной системы, у них нет скелета и даже мозга. Их стабильная форма – это всего лишь оболочка тела: поры, морщины, рисунок вен, волоски. Это их камуфляж. Часы, запонки, украшения, приятная внешность и даже запах… все, для привлечения жертвы. Это как глубоководный удильщик с фонариком на спинном плавнике, который приманивает добычу благодаря эффекту биолюминесценции.

Мне было плевать на возможности этих существ. Я слушала профессора, испытывая омерзение. Я помню, как мучилась Геля, получив метку. Черная подвижная субстанция забралась ей под кожу и проникла в кровь.

– Почему он изнасиловал мою сестру? Они со всеми это делают?

Профессор не спешил отвечать. Ему было жаль меня. Я ощущала эту гнетущую бессильную жалость.

– Да, со всеми, – наконец, сказал он. – Это своего рода форма взаимодействия биологических видов. Та метка на лице, – он провел по своей скуле, обозначая место, где обычно эти метки проявляются, – это часть их субстанции, часть материи, из которой они состоят. Они делают надрыв, и эта дрянь проникает в кровь жертвы, распространяясь по всему организму и подготавливая тело для слияния.

Слияние?

Где-то в подсознании раздавались истошные крики Ангелины.

Нервное перенапряжение вынудило мои губы изогнуться в усмешку, в страшный оскал.

– Гм, – профессор потер шею, глядя на меня поверх очков. – Они в основном питаются кровью. Нам ничего не известно об их системе пищеварения, но они впитывают кровь, проникая в тело жертвы. К тому моменту ее кровь насыщается кислородом и очищается, восполняются потребности в витаминах и микроэлементах, повышается уровень серотонина, снижается прогестерон и вырабатываются эстрогены.

– Заканчивайте лекцию, профессор, – предостерег Суров. – Ей не за чем об этом знать.

Я глотнула воздух раскрытыми губами.

Мне нужно было знать. Возможно, я хотела знать, чтобы причинить себе боль, потому что боль была единственным свидетельством того, что прежняя я еще жива. Или я просто наказывала себя за то, что выжила.

– Почему наше тело так реагирует на эту метку?

– Женщина – их естественная пища, – ответил профессор. – Они могут питаться кровью мужчин, мы это наблюдали, но при достаточном количестве женщин, они не станут этого делать. Они могут убивать женщин и пить их кровь, предварительно их не пометив, но в редких случаях, когда сильно голодны.

Геля… что же ты вытерпела перед смертью?

– Он назвал сестру хейэри, – напряженно вымолвила я. – Что это значит?

Профессор заерзал на сидении.

– Я не знаю, – честно признался он, – но полагаю, это некий статус.

– Еще он говорил о каком-то Халаре.

– Я не уверен, но кажется, это их божество.

– Закругляйтесь, – резко произнес Суров, – вы сказали ей слишком много, – и взглянул на Сергея: – Что насчет больницы?

– Утром ее примет военный госпиталь. Это бывшее подземное бомбоубежище, – и он обратился ко мне: – Нужны твои данные, Эля.

– Черникова Элеонора Эдуардовна, пару дней назад мне исполнилось восемнадцать, – слова лились из меня по капле, с трудом. Я устала. Все, что было до той чудовищной аварии, медленно затягивалось дымкой призрачных воспоминаний.

Глава 3

Я проснулась внезапно, скинула с себя тяжелую, тягучую и душную дрему, навеянную медикаментами. Холодная действительность потащила меня куда-то вниз так стремительно, что я закричала, но из горла не вырвалось ни звука.

– Тише, Эля, все позади, – раздался голос сквозь оглушающий звук работающих лопастей вертолета. – Скоро будем на месте.

В глаза ударил дневной свет. Я с трудом вспоминала события прошедшей ночи и меня передернуло от мыслей о моей дальнейшей судьбе.

– Это Васильевская резервация, – произнес какой-то человек, когда мы приземлились, – о тебе здесь позаботятся.

Я все еще лежала на носилках, когда меня передавали на поруки прибывшим медикам.

– Откуда она? – услышала я хриплый прокуренный женский голос.

– С военной базы… Документов и вещей нет.

– Черт, у нее швы кровоточат. Мы со вчерашнего дня не принимаем таких… слишком много крови. У нас полный карантин. Везите ее дальше, в Захарово. Там «хороший свет», а у нас несколько фонарей под замену!

– Велено сюда.

– Ты оглох, что ли? Я не принимаю! У меня здесь шестьсот человек!

– Мне все-равно! Сказали сюда, у меня приказ сверху.

Меня понесли прочь с площадки – вертолет тотчас взмыл в воздух.

Рядом с носилками быстрым шагом пошла женщина – я видела лишь ее белый халат, широкую спину и короткие темные волосы. Она вынула телефон и, дозвонившись до кого-то, прошипела в трубку:

– Вы охренели? Мне что с ней делать? У нее биты в крови! Нет… нет, я не могу разместить ее в карантине, он переполнен. У меня здесь простые ребята… И что? Мне все-равно, что она оттуда! Мне-то что с ней делать? У меня и машин-то нет, куда-то ее вести! – она резко сбросила звонок и посмотрела на меня, морщинка между ее бровей разгладилась: – Не ссы… – и куда-то в сторону: – Куда поперли! В карантин!

Мне подумалось, что умри я в той аварии, не было бы таких проблем. Я понимала, почему меня не хотят оставлять здесь: для чужаков я добыча, для местных – очередной геморрой.

– Меня зовут Инна Владимировна, – сказала женщина, когда мы с ней оказались в госпитале. – Можно просто Инна. Я военный врач. Все ребята здесь военнослужащие. Из женщин только я и санитарки, то есть те, кому далеко за пятьдесят, – спокойно пояснила она. – Чуть дальше есть гражданские резервации и убежища: там и женщины, и дети. Защита там понадежнее.

Инна Владимировна, довольно моложавая и жилистая, с тонкой линией бесцветных губ, деловито проговорила:

– Ладно, у нас есть время, чтобы залечить твои раны и перебросить в гражданскую резервацию.

– Спасибо.

Она поморщилась, помогая мне перелечь на постель в отдельном узком боксе, оборудованном так, чтобы даже воздух здесь стоял на месте.

– Я скажу, чтобы тебе принесли завтрак, – Инна пытливо оглядела меня. – Это война, детка. Мы должны быть сильными, поняла?

Я кивнула, хотя совершенно не разделяла ее боевого настроя. Война – это когда обе стороны являются участниками боевого конфликта, а то, что происходит здесь – истребление. Нас помечают, убивают, нашей кровью питаются. Мы лишь отгораживаемся с помощью «особого света», который способен незначительно навредить этим тварям.

Мне захотелось забыть о том, что произошло, и просто поверить, что теперь все будет по-другому, ведь я спасена. Но я не чувствовала себя в безопасности. Существо, убившее мою семью, возможно, придет и за мной.

Неожиданно дверь в бокс открылась.

– Привет, – на пороге обозначился бритоголовый худой парень в халате. – Никита, – представился он. – Кашу будешь? Не сладкая, но с маслом.