Елена Ромова "Добыча хищника"

Он был одним их пациентов, потому что рука у него была забинтована по самые пальцы. Ему было лет девятнадцать, и я с горечью подумала, что он мог бы жить совершенно другой жизнью. Как и я.

– Буду, – я медленно сползла с койки, почти не чувствуя головокружения. – И чай, – кивнула на кастрюлю с пронумерованной крышкой.

Никита вкатил в бокс тележку.

– Ты как тут оказалась? – широко улыбнулся он. – Здесь за сто километров ни одной симпатичной девушки.

– У меня все погибли…

Рука Ника дрогнула. Он щедро наполнил тарелку кашей, налил мне сладкий, теплый чай.

– Прости, – вымолвил виновато. – Очень мало выживших сейчас… раньше они меньше трогали военных. Ты видела, что они подвешивают их вниз головой, полностью обескровливая?

Я покачала головой, стискивая зубы из-за острого приступа тошноты.

– Ты не бойся. Сюда не совались. Было несколько случаев, когда кто-нибудь из них попадал под прожектора, но за ограждение никогда.

– Почему?

– Я думаю, им не в кайф убивать раненых. Они ценят, прежде всего, удовольствие.

– Думаешь? – я сделала несколько крошечных глотков чая, ощутив, как потяжелело в желудке.

– Их выставляют тупоголовыми паразитами, – произнес юноша. – Но, если немножко подумать, – он постучал пальцем по виску: – вырисовывается интересная картина: если бы они хотели, они бы истребили нас за пару лет, но война длится уже пять. Они убивают, не торопясь. Выжимают максимум из процесса. Здесь для них шведский стол, «all inclusive»… – задумчиво проговорил Никита, вдруг вспоминая, что не угостил меня хлебом: – Ты городская?

– Из Москвы, – я с благодарностью приняла два подсушенных кусочка хлеба.

– А я из деревни, – улыбнулся Никита. – У нас там держали скотину. Под убой. Аналогию чувствуешь?

Никита схватился за тележку, и я будто очнулась:

– Здесь есть сотовая связь? Можно позвонить?

– Станции здесь автономные, но работает все с перебоями, – снова улыбнулся он, доставая смартфон из кармана халата. – Электричество подают ненадолго.

– Мне нужно пятнадцать минут, – попросила я и взяла телефон, желая остаться в одиночестве: – Спасибо.

Никита задвинул дверь бокса и ушел.

Я рухнула на койку, по памяти набирая номер мамы. Я никак не могла поверить, что ее нет. Что она больше никогда не скажет: «Зачем ты опять так накрасилась, зайчонок? Разве сейчас это модно?» А я протяну в ответ: «Ты ничего не понимаешь, мам!»

Слушая гудки, я ощутила, что задыхаюсь от волнения. Сердце стучало в ушах и висках, к горлу подступила тошнота.

Неожиданно гудки оборвались, и я услышала через динамик шум ветра и звуки улицы.

– Мама? – почти закричала, чувствуя, как меня накрывает эйфория. – Мамочка! Пожалуйста… скажи что-нибудь… ты можешь говорить? Мама!

Я предвкушала, что раздастся ее голос. Возможно, мольбы о помощи! Быть может, звуки рыданий. Я была готова ко всему, но…

…в трубке послышался низкий мужской смех, такой издевательский и грубый, что я обомлела.

Все внутри омертвело. Я почувствовала, что сердце будто сдавливают в тисках.

– Кто это? – спросила в надежде, что телефон нашел кто-то из проезжающих мимо водителей.

– Здравствуй, малышка.

Этот голос!

Земля ушла у меня из-под ног.

Я вспомнила, как чужак шептал, присев передо мной на корточки, когда я корчилась от боли. Это был он убийца моей семьи!

– Как я рад, что ты позвонила. Ты уже успела соскучиться?

Я не могла вздохнуть – слишком страшно, слишком много эмоций. И ярость, которая включилась по щелчку пальцев. Даже больше – жажда его крови. Я до дрожи хотела, чтобы он сдох в мучениях!

– Где моя мама? – сдавленно зашипела я в трубку.

– А как ты думаешь, зайчонок?

«Зайчонок», – так я была записана в мамином телефоне.

– Что ты с ней сделал?! – заорала я.

Слезы брызнули из глаз. Нет, это не были слезы жалости к себе, это была слепая ненависть и бессилие.

– Ну, малышка, не плачь, – его шепот был таким горячим и липким, что меня передернуло. – Твои слезы – только мои. Я хочу не только слышать их, но и видеть, ощутить их вкус. Такие соленные, как и твоя кровь.

– Что ты сделал с мамой?!

– Убил. Это было очень приятно. Почти так же хорошо, как и с твоей сестрой. Но Ангелину я еще выпил всю, до последней капли. Пока я трахал ее, я наслаждался ее изысканным вкусом.

Я резко убрала телефон от уха, не в силах это слышать. Я беззвучно орала в потолок, не понимая, за что эта тварь так хладнокровно мучает меня.

Резко выдохнув, я приказала себе успокоиться. И снова поднесла телефон к уху.

Я не доставлю ему удовольствия своими слезами, мольбами или страхом. Если он идет за мной, то я сделаю все, чтобы этот путь принес ему лишь страдания.

– Зачем ты забрал телефон?

– Хочу найти тебя. Мне так жаль, что я не поставил скихр. Я буду опечален, если тебя присвоит кто-то другой. Ты должна быть моей, Эля. Я как раз смотрел ваши совместные с Ангелиной фото. Вы здесь такие веселые и беззаботные малышки…

– Что с моим отцом, урод?

– О, не говори о нем… я хотел, чтобы он насладился тем, что я делал с твоей матерью. Но он испортил мне все веселье, сдохнув раньше времени.

Меня ослепила ненависть, и я закричала в трубку:

– Ненавижу тебя! Ты пожалеешь о том, что сделал. Я убью тебя!

– Тогда я просто обязан найти тебя, Эля.

– Оставь меня в покое!

– М-м-м… дай-ка подумать, – и он выдыхает коротко: – Нет.

– Зачем… за что?!

– Я голоден.

– Сукин сын!

– Твоя ненависть… это так сладко. Где ты, Эля? Здесь было столько крови, что я потерял твой след. Но это ненадолго. Я почувствую тебя, где угодно.

– Я лучше умру!

– Не огорчай меня. Ты портишь мне охоту.

Я желала испортить всю его жизнь.

– О-хо, Эля. Такая решительная. Скажи, ты станешь сопротивляться, когда я приду за тобой? Попробуешь навредить мне? Я хочу, чтобы ты сопротивлялась.

– Я тебе не достанусь! – выпалила я и сбросила звонок.

Меня не отпускала ярость.

Она колотила меня так долго, что я не сразу подумала о госпитале, резервации и ребятах, которые здесь лечились. Неужели они все погибнут из-за меня? Если чужак придет, он не пощадит никого.

Меня охватила такая паника, что я едва добежала до унитаза и меня пару минут мучали рвотные позывы. Я сползла на пол, стирая с лица немые слезы. Мысль о том, что я следующая, что я точно умру и умру страшно, сводила с ума.

С другой стороны, сейчас я принадлежу самой себе и если уж выбирать свою смерть – то лучше свести счеты с жизнью самостоятельно.

Я доползла до койки, снова схватила телефон и открыла страницу браузера. Напечатала в поисковой строке «профессор Севастьянов», и, к моему удивлению, выпало множество ответов и даже фото.

– Доктор биологических наук, – прочитала я. – Севастьянов Алексей Станиславович, академик РАН, член российского физиологического общества…

Что бы делать ему на военной базе в Подмосковье?

И я вдруг вспомнила, как Сергей с Константином переговаривались, и что говорили, думая, что я еще не пришла в себя. Когда я только очнулась, они говорили, что некто может почувствовать мою кровь.

Почему они выслали меня сюда? Опасались ли они за собственные жизни? Или они опасались чего-то другого?

Меня пронзила безумная догадка.

Дверь в бокс отъехала в сторону, и я увидела Никиту, с лица которого сползла улыбка. Он с изумлением обнаружил меня на полу, зареванную и совершенно растерянную. Взглянул на нетронутую еду.

– Ты что? – ошалело спросил он. – Каша не понравилась, что ли?

Я с трудом поднялась, протянула ему телефон.

– Мне нужно срочно поговорить с Инной Владимировной. Пожалуйста. Это очень важно.

Он забрал телефон, рассматривая меня с жалостью и думая, наверное, что я слетела с катушек от горя.

– Я скажу ей, – тем не менее, согласился он. – Она зайдет после обхода.

– Нет, Никит, – взмолилась я. – Он идет за мной, понимаешь? Вы все в большой опасности. Мне нужно связаться с профессором Севастьяновым.

– С кем?

– Поторопись… прошу.

Он нахмурился, кивнул и снова запер меня в боксе.

Глава 4

Суров задремал.

На сон всегда было слишком мало времени, особенно сейчас, когда его стали одолевать воспоминания. Это была прошлая жизнь. Жизнь, в которой он сделал выбор – стал человеком без сердца.

Неожиданно затрещал телефон, и Константин скинул ноги со стола и выпрямился в кресле. Отерев лицо, будто смахивая остатки сна, он принял звонок:

– Подполковник Суров слушает.

По этому телефону никогда не звонили просто так – дело, по которому Сурова беспокоил полковник Шилов лично, должно быть чем-то из ряда вон.

– Ты охренел там, Сура! – заорал динамик, и Константин отодвинул телефон от уха. – Вы там, вообще, с ума посходили? Какого черта происходит? Ты, сопляк, какого хрена пасть свою не держишь закрытой?

– Да в чем дело? – нахмурился Константин. – Какие-то новости?

– Новости, – выдохнул Петр. – Ты передал девку в Васильевскую?

Константин потер глаза, проклиная все на свете. Если бы Шилов не был его старым другом, разговор, наверняка, строился бы иначе.

– Да. С ней проблемы?

– Она, вообще, откуда взялась?

– Подобрал ее на дороге, передал в госпиталь. В чем, черт побери, дело?

– Она подняла там всех на уши. Она что контактировала с чужаком?

Константин помедлил с ответом, но все-таки лгать не стал: