Никита обхаживал свою подругу, которая была молчаливой и холодной. И почти вежливой, к новому удивлению Элеоноры, которая представляла себе пассию сына каким-то монстром и невежеством. Нет. Урсула, в черной водолазке и таких же черных джинсах, делающих ее еще больше тощей и безжизненной, смотрелась воспитанно и вполне сносно в обстановке Элеоноры, которая изобилием книг претендовала на интеллигентность.
Сама хозяйка званого ужина, угощая гостей запеченным гусем в яблоках, утратила свою непосредственность и расслабленность, а стала вдруг под лучами глаз бабушки Урсулы, не естественной и зажатой.
–Мясо жестковато, – повторяла бабушка Урсулы, впиваясь зубами в гуся .– Надо было бы в маринаде подольше продержать. Или птицу выбрать помоложе. За домашнего переплатили. А они всегда откормленные.
Элеонора, что было ей не свойственно, оправдывалась:
– Да куда уж дольше? Часа четыре он у меня в приправах стоял и в уксусе. А потом еще и в духовке грелся.
– Ты бы к нам пришла, да отведала настоящих деликатесов. Повар отменный тебя бы обучил стряпне то. – Снова ворчала бабушка, выковыривая из зуба застрявшие куски птицы и показывая пальцем на своего супруга, который пытался спасти ситуацию.
– Ничего, ничего. – Повторял муж сварливой бабки. – Нужно было просто сварить его. И потом уже запечь, натерев хорошенько чесноком и соусом. Я вам подскажу, как. Поразите гостей.
– Тут не варить нужно. А навыки готовки. – Спорила с мужем бабушка Урсулы. – Если нет таланта к кулинарии, проще заказать из ресторана готовое. Это как тексты писать или петь. Вот я, например, сроду этими гусями не занималась. И никогда не буду. И тексты не сочиняла. Но пою хорошо.
– А вы можете и нам что-нибудь спеть? – Пыталась выкрутиться из неловкого положения посрамленной хозяйки Элеонора. – Если честно, первый раз такое сооружаю. Потому, не обессудьте.
Она показала на рояль, который стоял посреди огромной комнаты. Но моя мама, которая привыкла, что ее нужно уговаривать, начала отнекиваться и говорить, что голос у нее не в форме.
А после долгих уговоров прошла таки к инструменту, растопырив пальцы и указав на то, что рояль давно не настраивали. Но все-таки, перебрав своими толстыми и короткими пальцами в широкой ладони по клавишам, откашлявшись несколько раз, своим упругим и зычным голосом затянула:
Чёрный ворон, я не твой.
Чёрный ворон, чёрный ворон, Что ты вьёшься надо мной, Ты добычи не добьёшься, Чёрный ворон, я не твой. Ты добычи не добьёшься,
Все застыли от чего-то величественного, прекрасного и невероятного, которое разносилось по громадному дому родителей Никиты. Муж певицы смотрел на нее с вечным обожанием, как и привык. Профессор замер и перестал дышать, ощущая в себе какую-то накатившую тоску.
И даже молодежь, хихикающая за столом, замолкла и стала покорной.
Элеонора простила почему-то этой семье разом все. Потому что она, как натура утонченная, преклонялась перед искусством и перед хоть каким-то намеком на талант.
Но сегодня она видела всю мощь этого таланта, невероятную чистую и божественную энергию, какую-то несокрушимую магию этой семьи.
Которая имела центр в этой несносной женщине с огромными болотного цвета глазами, светящихся спрятанным в них золотом.
По лицу Элеонору, впечатлительной и эмоциональной, потекли крупные слезы. Она вдруг захотела навсегда остаться здесь, в этой древней земле очень гордого народа, который не казался ей в эту минуту дикарями.
Наоборот, все эти люди, выросшие вблизи моря и гор, выглядели в ее глазах свободными, органичными и определенными.
– Божественно! – Почти шепотом выдавила из себя Элеонора.
И была оглушена аплодисментами, когда бабушка закончила свое пение.
Мама Никиты, скучающая по культуре и театрам, снова была рядом с чем-то восхитительным, на расстоянии вытянутой руки. Ей хотелось подойти к покрасневшей и пожившей певице и поклониться ей от души. Подарить цветы и выразить свое восхищение.
Это был какой-то потрясающий и невероятный вечер. Элеонора, которая надела на себя маску превосходства над простыми людьми, которых она не знала, вдруг сняла ее с себя, и стала живой и теплой.
И первая подошла и обняла бабушку Урсулы.
– Ну, будет, – говорила смущающаяся пожилая женщина. – Не люблю этих лобызаний.
Но видно было, что ей приятно снова быть на сцене и получать овации.
А потом она своим грудным голосом говорила Элеоноре, когда они вместе выходили на террасу покурить:
– Первую любовь нельзя убивать. Никакой магией. Станешь своему дитю врагом. И грех это. Господи, прости нас всех и сохрани.
Элеонора вздрагивала от этих слов и трезвела, хотя выпила в этот вечер больше вина, чем обычно. Вино было с приятным послевкусием уходящей осени. Но снимало тревогу.
И море не шумело так опасно, как раньше. И снова хотелось слушать это приятное меццо-сопрано. И тонуть в чем-то прекрасном и удивительном.
Талант – это Божий дар. И не важно, в чем он проявляется. В умении петь или подавать на стол отменного гуся или радовать своим присутствием окружающих.
12. Как рождаются стервы
Злата собиралась ехать в монастырь, но вздрогнула от звонка в дверь, выругавшись по пути на курьеров, которые всегда приходят не вовремя. Или на соседей, которым вечно что-то надо.
Но в пороге стоял не курьер и не назойливая соседка, а молодая женщина, которая держала в руках сверток.
Злата от неожиданности остолбенела и произнесла:
– Вы ошиблись, наш номер дома без буквы, а это следующий.
– Я – Таня. – Произнесла сухо и почти печально незнакомка.
– Вы, ты....– промямлила Злата. – Сестра…Ой…То есть дочь Алексея....Людмиловича?
– Да. – Тихо ответила Таня. – Это вам.
Она протянула сверток.
– Проходи…те..– Замялась Злата, ощупывая подарок.
– Кольцо и письма отца. – Произнесла, откашлявшись, его дочь.
И Злата покраснела, вспомнив, как утонул Алексей.
– Я не буду вас ни в чем обвинять. Это бесполезно. – Как будто спешила опередить ее молодая женщина, очень похожая на погибшего полковника. Такая же бледная и белесая, как будто стертая ластиком.
– А я и не виновата ни в чем. – Соврала Злата. И подумав, немного, добавила, показывая на свой живот. – Мне нервничать нельзя.
– Это ребенок отца? – Почему-то стала уточнять Таня.
– Да. – Опять соврала Злата, которая не была в этом уверена.
Чтобы отвлечься от темы, она провела на кухню свою гостью, предложив ей чаю.
– Вы меня извините, но мне нужно ехать. – Хотела отмазаться от неприятного визита сестра.
– Я ненадолго. Просто стало любопытно и хотелось на вас посмотреть. Отец долго выбирал себе жену. А на вас почему-то остановился. И я знаю, почему. Вы не похожи на остальных его любовниц. – Зачем-то стала откровенной Таня, как будто хотела досадить Злате. – Вы очень красивая.
– Это уже ничего не меняет. – Отрезала Злата. – Спасибо за посылку.
– Я могла бы оставить это кольцо себе. И продать. Но вам оно будет нужнее. – Почему-то дополнила свой монолог Таня.
Злата снова ощутила, как ее хотят уколоть бедностью. И ей опять стало неприятно, как будто дочка Алексея мстила ей за что-то. И захотелось кольцо вернуть, чтобы показать свою неподкупность и гордость.
Ведь не зря она никогда не торговала совестью и не брала взяток. А сейчас определенно могла сказать, что бедность унижает и лишает достоинства. У нее скоро будет трое детей. И снова долги. Она инвалид после двух инсультов.
И женщина, которая уже в годах, чтобы надеяться на спонсора или просто на того, кто ей поможет финансово и в быту.
– Не нужно обо мне переживать. – Почти по слогам ответила Злата, понимая, что разговор получается липким и глупым.
– Я возьму опекунство над своими младшими. – Почему-то не кстати отчиталась Таня.
– Мне все равно. – Перебила ее Злата, показывая, что ей пора.
– А мне нет. – С вызовом ответила дочь Алексея. – Ведь ваш ребенок – это моя сестра! И я не хотела бы, чтобы вы отказались от нее. Не вздумайте оставить ее в детском доме!
Злата почувствовала раздражение от того, что какая-то посторонняя женщина диктует ей условия.
– Послушай, Таня. – Резко произнесла она, испугавшись сама своего тона. – Я сама буду решать, что мне делать с ребенком. Ты для этого приехала, чтобы меня шантажировать? Моя дочь, возможно, и не от Алексея. Да. У меня были мужчины, кроме твоего отца. Это понятно?
И без того некрасивое лицо Тани скривилось очень странно, и она ответила:
– Какая же ты все-таки дрянь! Как мог мой папа в тебя влюбиться!
– Вон отсюда! – Вскрикнула Злата. – И забери это. Мне не нужны ничьи подачки.
Она швырнула сверток в шелестящей бумаге, который ударился о стену и развернулся.
Таня выбежала из квартиры, обзывая Злату плохими словами и впадая в истерику.
Злата снова почувствовала толчки своей неродившейся дочери в животе. И свое учащенное сердцебиение. Она подошла к развалившемуся подарку и вытащила оттуда коробочку с кольцом. К которому была прикреплена маленькая открытка с золотистыми словами на ней:
"С любовью, моему прекрасному ангелу. Ты – совершенство. Навсегда твой, Алексей."
Злата стала разворачивать листы формата А4 и читать письма того, кто был в нее влюблен. И которого она бросила одного, как и своего покойного мужа.
Она всегда бросала мужчин первой, потому что опасалась, что с ней расстанутся. Когда-то парень Антон, которого она ждала из армии, вернувшись оттуда, объявил через знакомых, что она ему уже не нужна. И вообще, она жирная корова и как такую можно любить.
С тех пор Злата никогда больше не была жирной коровой. И не смогла больше никого полюбить так преданно, как тогда, когда она была невинной девушкой, которую просто использовали и забыли.
Злата вспомнила, как ей вернули все письма, которые она писала своему возлюбленному в армию, когда ждала его. Тогда она была уже беременной, а мама обманом сделала ей аборт.
Рассматривая кольцо с бриллиантом, очень дорогое и сверкающее на солнце, Злата вдруг увидела перед глазами то простенькое украшение, первое кольцо, которое подарил ей ее парень, ставший ее первым мужчиной.
И которое она вернула ему, поскольку его мама пришла и потребовала отдать этот подарок. Кольцо было копеечным, некрасивым, но в то время Злата ничего от того, кого любила, не ждала.
Тогда она была юной и доверчивой настолько, что отдалась своему красивому и неопытному любовнику после пары вечеров ухаживаний. А он обозвал ее потом доступной и дешевой. Злата плакала от оскорблений.
И с тех пор больше никому не выдавала авансов. И стала неприступной, холодной и расчетливой.
И сейчас, перебирая письма Алексея, вспоминала свою первую любовь, которую стерла из своей памяти навсегда, поскольку ее предали и сделали ей больно.
Снова в ее душе что-то защемило и закололо. Она жалела потом о том, что согласилась поехать с мамой в больницу на осмотр. Там ей сделали укол и избавили ее от неродившегося ребенка, заверив в том, что вся жизнь впереди. И нужно учиться и сделать карьеру, а не раздвигать ноги.
Это было тогда, а сейчас она сама могла распоряжаться своей жизнью. В которой не было уже той юной и доверчивой Златы. Хрупкой и верящей мужчинам. Невероятно красивой и уязвимой. Воздушной. Легкой. Наивной. И мечтающей о белом платье и фате.
Которого в жизни правильной учительницы так и не случилось. Была просто роспись с ее нелюбимым и настойчивым мужем Ваней.
Злата решила позвонить своей наставнице и перенести их встречу, поскольку чувствовала себя плохо и опустошенной настолько, что ей ничего не хотелось.
Как будто Таня украла у нее безмятежность и определенность. Или купила ее, как выкупили у одного мальчика его смех. Об этом Злата читала в какой-то книжке в детстве.
Она упала на свою кровать и глухо зарыдала, как и тогда, когда ей передали все письма, перевязанные лентой, и слова, что она больше не нужна, потому что слишком доступная и дешевая.
И тогда, когда она проснулась одна в незнакомой белой комнате, а ей объявили, что ее ребенка больше нет. И нет проблем.
А значит можно продолжать жить. Учиться. Делать карьеру. А рожать, выходить замуж и любить потом.
Злата так и сделала. Добилась результатов в карьере. Много работала и училась. Вышла замуж. И даже родила. Но полюбить больше не смогла.
13. В чем сила женщины
Богдана, кузина Златы, ей очень завидовала, поскольку сама не смогла выносить ребенка из-за хронического стресса и волнений. Она смотрела на живот своей сестры с нескрываемым любопытством. Именно поэтому Злата всячески скрывала свое интересное положение перед окружающими.
Еще из-за того, что ее осуждали за такое решение. Она вдова с двумя детьми, с которыми уже не справилась. К тому же, на инвалидности. Какое материнство?
Но Злата, упрямая по своей природе, как будто наперекор всем, приняла решение рожать. Сначала она хотела оставить дочку, благо ее наставница из монастыря могла бы ей в этом поспособствовать, поскольку была причастна к благотворительным фондам и ко всевозможным организациям, помогающим женщинам в трудной ситуации.
Но потом в ней все-таки заговорил какой-то поздний материнский инстинкт и надежда на смысл жизни. Какую-то деятельность, выход из этого отчаянного положения, в котором она оказалась.
Когда Злата пришла в гости к Богдане по поводу приезда Сергея, то увидела, что в жизни этой странной семьи ничего не изменилось. Была такая же суета из шестерых детей. А больная сестра Василина так и продолжала лежать. Никакая реабилитация ей не помогла. И приходилось за ней ухаживать.
Сама Богдана от этих хлопот сдала. И выглядела уже не цветущей молодой женщиной, а многодетной и замученной бытом матерью. И впала из суеты в откровенную лень. Потому плохо заботилась о доме, в котором царил вечный бардак. И о детях, которые были предоставлены сами себе.
