Талант для ковбоя
Татьяна Лунная
История взросления мальчика Миши Козырева. Миша, по словам соседа-баяниста, талантливый музыкант. Мать переезжает с сыном в особую деревню, где есть музыкальная школа и возможность выиграть конкурс, и получить грант на обучение в столице. Но есть и огромная конкуренция. Пока мать пашет за троих, чтобы вернуть кредит и долги, Миша путём обмана и предательства, прощения и дружбы пробивает себе дорогу.
Татьяна Лунная
Талант для ковбоя
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА 1
Миниатюрные боксерские перчатки, прикрепленные к зеркалу заднего вида, бешено раскачивались в разные стороны. «Газель» неслась по ухабам не хуже отечественных автокаров на ралли «Дакар». В салоне Елена Дмитриевна пыталась усидеть на месте и не дать свалиться собранным по узелочкам вещам. «А впереди еще три дня и три ночи, и шашлычок под коньячок – вкусно очень», – орало во все горло радио. Миша почесал ухо и поморщился.
– Что, сынок? – тут же на его движения отреагировала мать.
– Мам, попроси сделать потише.
Елена Дмитриевна сразу же наклонилась вперед к водителю:
– Дииим, сделай потише!
– Чё? Не слышу!
– Сделай, говорю, потише!
– Чё, сыночку не нравится? – водитель, не сбавляя скорости, обернулся к женщине и криво улыбнулся, обнажая передние золотые фиксы.
– Не барыня. Потерпит, – и выкрутил звук на максимум.
Миша недовольно посмотрел на мать: ничего не может добиться от мужчин.
– Мишаня, уже скоро приедем, – женщина сделала попытку погладить по голове тринадцатилетнего сына-подростка. – И вправду, потерпи чуть-чуть.
Мишаня резко отдернул голову. Впереди показалась деревня.
В населенный пункт въезжали также разухабисто, не сбавляя скорости, распугивая местных кур. Дважды на повороте попадались магазины музыкальных инструментов. А когда проезжали центр, в глаза бросились белоснежные колонны недавно отреставрированного дома культуры. Афиша на доске объявлений приглашала всех желающих на конкурс пианистов. Ближе к дому на самой окраине деревни скорость пришлось сбросить – разбитая дорога обещала разнести подвеску автомобиля в пух и прах, если не включить мозги.
– Всё, хозяйка, приехали. «Газель» остановилась перед скромным одноэтажным дощатым зеленым домиком. – Давай, выгружайся.
Елена Дмитриевна не без труда открыла дверь маршрутки и попыталась вытащить за собой огромный баул с вещами.
– Кореш, ты чего сидишь? – обратился водитель к подростку. – Матери подсоби!
Мишаня неохотно предпринял попытку помочь матери.
– Оставь, я сама, – мать замахала на сына, – ничего не трогай, иди лучше калитку открой. – Она протянула ему связку ключей: – И стой там.
Мальчик взял ключи и послушно поплелся открывать калитку их нового дома.
Диман закурил и презрительно сплюнул.
– Слушай, Елена, ну кого ты растишь? Не стыдно? Сама без мужика и из парня девку делаешь.
– Музыканта, Димочка, музыканта. Руки Мише берегу.
Елена Дмитриевна по узелку переносила вещи из машины к дому. Складывала перед калиткой. Диман, как и Миша, не торопился помогать женщине, которая, видимо, решила поработать за троих.
– Свихнулись вы все на этой музыке. Лавры Жигана покоя не дают?
Елена Дмитриевна сделала передышку, чтобы лишний раз полюбоваться сыном, который стоял со скучающим лицом и задумчиво отбивал пальцами какую-то мелодию по обшарпанному зеленому забору.
– А чем мы хуже? Тем более у Миши талант.
– Ну да, здесь все таланты. Видел, понаоткрывали магазинов. Если все пианины покупать начнут, кто работать будет?
– Найдутся, ты не переживай.
– Как скажешь. Все выгрузила? Мне еще обратно ехать.
Елена Дмитриевна внимательно осмотрела внутренности «Газели».
– Кажется, всё.
– Тогда рассчитаемся?
Елена Дмитриевна достала из сумки полупустой кошелек, отсчитала пять сотен и протянула водителю.
– Как договаривались, – сказала она. – И ты обещал ничего не говорить мужу.
– Могила! – Диман взял деньги и со словами «не потоните тут, музыканты» в последний раз презрительно сплюнул в сторону подростка и укатил. «А впереди еще три дня и три ночи…»
К дому и вправду местами было не пробраться, слякотно: видимо, где-то прорвало трубу, вот и развезло. Но Елена по-быстрому отыскала рядом с домом доски и соорудила дорожку. Дверь долго не хотела открываться – по ходу, дверной замок заржавел. Все время, пока мать суетилась, Миша оставался безучастным. Только два раза пересел с одного баула на другой, сравнивая их ветхое жилище с соседскими крепко срубленными хоромами. Их дом, с тонкими, видавшими виды стенами в клубах пыли и опавших листьев, отдавали за бесценок, и мать уцепилась за возможность сбежать от мужа-алкоголика и дать возможность сыну учиться в местной музыкальной школе.
Это была необычная деревня. Мировая знаменитость, пианист Валера Цыганков по прозвищу Жиган родился и вырос именно здесь. Даже став известным человеком, Валера не забывал и не стыдился своей родины: отремонтировал в деревне дом культуры, открыл и продолжал спонсировать музыкальную школу. Он же учредил ежегодный конкурс пианистов. Победители в качестве приза получали возможность учиться бесплатно в музыкальных школах столицы: им оплачивали проживание в общежитии и даже выдавали стипендию. Музыка для жителей деревни стала своеобразной путевкой, лотерейным билетом в лучшую жизнь, а конкурс – отправной точкой к покорению мира. «Если у Жигана получилось, то чем мы хуже?» – думали местные мамаши и натаскивали своих детей кто на аккордеоне да баяне, а кто на пианино или, в самых редких случаях, – на скрипке.
У Миши интерес к музыке проснулся рано. В пять лет он вовсю уже играл на балалайке. Единственный доступный в их семье инструмент. Потом три года сосед учил его играть на баяне. Этот же сосед сказал, что «у Мишутки музыкальные способности» и «надо развивать». И рассказал про чудо-деревню, которая находилась в трех часах езды. После очередного мужниного побоя и запоя робкая в душе Елена Дмитриевна поняла – надо бежать. Стала искать незаметно от мужа жилье, и когда нашла, то просто собрала, какие могла, вещи, взяла заём в местной конторе, забрала сына и уехала.
И вот теперь она ковыряется в замке, стараясь открыть дверь, а сын сидит сложа ручки и думает о том, какая жизнь его ждет впереди.
Наконец замок поддался, дверь с протяжным вздохом скрипнула, и мать с сыном смогли зайти в дом. Прошли по трескучим половицам прямо в комнату. Несмотря на ветхость, дом внутри был симпатичным, но требовал генеральной уборки. Повсюду валялись загнившие яблоки, паутина разрослась до размеров всемирной, грустили по углам пустые бутылки из-под водки, минимум мебели, драматично присыпанной слоями пыли. И всё это скромное богатство освещалось природным софитом послеполуденного солнца. Оно прорывалось через хорошо сохранившееся двухрамное окно и ярким пятном высвечивало центр комнаты.
– Здесь мы поставим пианино! Прямо в самом центре! – Елену охватила волна предвкушения, как будто она разглядела прекрасное будущее. Она стала тормошить сына: – Ты рад? Скажи, ты рад?
Слова про пианино вывели Мишу из задумчивости. Желая сделать маме приятное, он выдавил из себя:
– Рад, конечно, я рад. Когда же его привезут? Ты точно на сегодня договорилась?
Елена посмотрела на часы.
– Должны уже быть.
В ту же секунду за окном раздался резкий и протяжный гудок.
– Мишаня, идем скорее, привезли!
Елена с сыном выбежали навстречу грузовику, из которого вальяжно вылезали водитель и его напарник, сорокалетний мужчина с недовольным грубоватым лицом.
– Пьяно вам?
– Нам, нам, – радостно закричала Елена Дмитриевна и бросилась к кузову.
– Полегче, – осадил её напарник, – наиграетесь еще! Он сдвинул с кузова скобы и опустил бортик. Запрыгнул внутрь кузова. Миша от нетерпения заскочил следом, скорее заглянуть под покрывало, где стояло оно – гладкое, коричневое. Миша сдернул с инструмента покрывало. Не новое, со следами пользования, но такое долгожданное. Он нежно провел рукой по крышке, ощущая на поверхности легкие шероховатости, и внутри у него все задрожало от волнения.
– Мальчик, дома налюбуешься. Думаешь, мы тут до вечера будем торчать? Посторонись.
Мужчина чуть ли не оттолкнул Мишу от инструмента, схватил покрывало за концы и завязал над крышкой внушительный узел. В кузов запрыгнул водитель, и вдвоем они потащили спускать пианино на землю. Торжественной процессией понесли в дом. Миша шел следом, то и дело поправляя покрывало. Елена шла впереди, показывая, куда нести и ставить. Расплатилась. Денег оставалось совсем ничего. На день-два хватит, а потом надо будет что-то делать.
Наконец все посторонние ушли. Мать и сын остались одни. Солнце почти совсем спряталось за горизонтом. Елена вышла на кухню и вернулась с кособокой табуреткой. Сиденье было обито войлоком и пованивало кошачьей мочой.
– Сыграй, Мишань, сыграй.
Миша сел на краешек табуретки, поднял крышку, погладил клавиши, которые оказались не белыми, а слегка бежевыми, цвета пожившей слоновой кости, а черные, наоборот, выцвели и были белесоватыми. Он мягко взял пару аккордов, как будто еще не веря, что все произошло, и он получил то, что хотел. Жизнь дает ему шанс, теперь главное постараться, мама рядом, она на все готова ради него, а уж он-то, талант, он пробьется, он сможет. Миша улыбнулся и смелее заиграл самое любимое из того, что когда-то подобрал на слух. Он еще не знал, что играет «Марш» из балета Чайковского «Щелкунчик», пам-па-ра-рам-пам-пам-па-па. Солнце окончательно закатилось, в комнате стало темно. Елена, прислонившись к дверному косяку, не сводила глаз с сына. «Триста рублей, полгода кредита, Валентине вернуть, тете Маше вернуть, найти работу, развестись, работа, неужели это я его родила, Господи, только не подведи, только не подведи, Господи…» Пам-па-ра-рам-пам-па-па-па.
ГЛАВА 2
Миша проснулся ни свет ни заря. Рассвет только занимался. Солнце стояло на низком старте и нехотя набирало обороты. Лениво потягивалось, перед тем как вынырнуть в новый день. Миша оглядел свое новое пространство, где ему предстояло жить. Небольшая проходная комнатка, между коридором и кухней. Места как раз достаточно, чтобы разместился диван, пианино и рабочий столик. Рядом совсем крохотная спаленка для матери. Сколько они здесь пробудут? Пройдут ли годы, или уже на следующий год он сможет… Дальше он запретил себе думать, побоялся сглазить. Нельзя сказать, что судьба не баловала его, но лучше не загадывать, не дразнить её излишними ожиданиями. Он считал, лучше один раз попросить у судьбы верняк, крупный куш, чем размениваться по мелочам. Откуда он взял эту идею, Бог ведает, может, как многие одаренные дети, интуичил. А был ли он на самом деле одаренным ребёнком? Он сам часто задумывался над этим. Вот и сейчас, перед тем как встать с дивана, который выделили ему в качестве кровати, он, вытянув вперед свои красивые и утонченные пальцы, снова задумался о своем предназначении. У него действительно были красивые руки. Длинные пальцы с мягкими, еще не натруженными долгой игрой костяшками. Тонкий мизинец, аккуратные лунки и блестящие ногти, размером почти во всю верхнюю фалангу. Руки явно не трудовые, да и не созданные для тяжелого труда. Любуясь своими пальцами, он легким движением наиграл в воздухе невидимую и только ему одному слышимую мелодию. Глядя на пианино, полуприкрыв правый глаз, он провел кистью, как будто смахивая с глянцевой поверхности за ночь налетевшую пыль. Он должен обязательно, во чтобы то ни стало вырваться отсюда. Эта обстановка явно не для него – живого, тонко чувствующего музыканта, почти со стеклянной, легко ранимой душой. Он бы и дальше так лежал, витая в облаках и наигрывая пальцами мелодии по воздуху, но на кухне упала кастрюля и вернула своим неблагозвучием в реальный мир, который требовал к себе нестерпимо. Пора вставать.
Сунув ноги в ветхие тапочки, он поплелся на кухню, на ходу поднял крышку пианино и сыграл пару аккордов, оповещая мир, что главный человек в семье проснулся. Сейчас мать от звуков встрепенется и что-нибудь придумает, задаст ориентир, и жизнь перестанет расползаться, как лизун, в нечто пугающе бесформенное и снова соберется в пучок.
– Встал? А я вот уже вожусь, – показывая на ведро с водой и тряпками, встретила сына на кухне мать. – Есть хочешь?
Миша, как все дети и мужчины, заходя на кухню, задрал майку и почесал живот.
– Съел бы что-нибудь.
– Надо будет сходить за хлебом, сына.
Миша поморщился. Только не это.
– Я не знаю, где здесь хлебный.
– Так я тоже не знаю. – Елена Дмитриевна села на табуретку. Она выглядела озабоченной. – Миша, ты знаешь, я всю ночь думала. Нам надо серьезно поговорить.
– Ма, может, сначала чай хоть попьём?
– Да-да, конечно. Я сейчас. – Она бросилась ставить на плиту чайник. – Здесь тугая колонка, пока сам не зажигай. Еще пожар устроишь.
Миша сел за пустой стол и увидел, что есть совершенно нечего.
– Ладно. Схожу за хлебом.
– Ты мой сынуля. – Елена Дмитриевна бросилась целовать Мишу в макушку. Он не сопротивлялся. Иногда ему приятна была мамина любовь и поддержка. А поддержка сейчас была нужна. Будучи по природе стеснительным, он ненавидел незнакомые места, незнакомых людей и выход на улицу. Но иногда в нем просыпалась даже не совесть, а порыв «сделать одолжение», как он сам это про себя называл. Ему нравилось «делать одолжение» матери, как будто таким образом он платил ей за то, что она живет его жизнью. Видя себя большим музыкантом, он не хотел быть неблагодарным.
ГЛАВА 3
– Будешь проходить мимо соседей, может, зайдёшь, узнаешь, где продуктовый?
Миша поморщился, но угукнул. С неохотой натянул на себя вчерашнюю рубашку, пропахшую сигаретным дымом и «Газелью», и мятые брюки. Гардероб был скудным. Хорошо, что зима ещё нескоро, и пару месяцев можно протянуть. Напоследок, еще раз погладив гладкие бока и зеркальные прожилки музыкального друга, Миша вышел во двор.
