In Nomine
Гектор Шульц
Город, погрязший в грехах, на улицах которого развернулась война. Война за человеческие души. Не ищите Свет в этом Городе. Он почти угас.Оливия и Регина – последние оставшиеся сестры ордена святой Ангелины не представляли, к чему приведут их поиски пропавшей сотрудницы приюта. Теперь им в компании Малита – верного редитума Люцифера – предстоит распутать темный заговор проклятых, а ставкой в этом деле будет их жизнь.
Гектор Шульц
In Nomine
Если тебе кажется, что ты достиг дна, то помни, что под дном есть Ад.
Пролог.
«Мир начал меняться с первой искры, с первого судорожного вдоха. Мир менялся стремительно. Какое вселенной дело до жалких тысячелетий и убогих людишек, когда она измеряется бесконечностью? На смену одним цивилизациям приходили новые, и не всегда они несли свет и знание. Чаще всего они несли огонь и меч. Зачем тратить время на убеждение и логичные доводы, когда проще все решить с позиции силы? У кого сила, тот и прав. Мир менялся и принял новые правила.
Земля страдала от войн и людской глупости, тонули в крови города, а светлые головы украшали стены мрачных дворцов и белый мрамор пропитался горячей, пеннистой кровью. Но мало кто знал, что на Небесах тоже шла война и белые облака окрасились красным. Сомнение раскололо Небеса и превратило их в поле битвы. То братья сошлись в жестокой схватке, и лязг мечей со стонами умирающих сплелись в дикую симфонию гнева и злобы.
Небеса раскололись. Раскололись на свет и тьму. Белое и черное. Доброе и злое. Тогда добро победило, и зло было сброшено с Небес. Зло впилось в земную твердь, и тонны смертоносной пыли скрыли солнце от живых, превратив землю в жуткую могилу. Тогда реки вышли из берегов и утопили гневливых. Огонь и сера выжгли воздух, смели в одночасье прекрасные дворцы и превратили в золу гордецов, их построивших. Зло пало и скрылось в глубинах вселенной.
Но как свет не способен существовать без тьмы, так и Добро не могло существовать без Зла. Мир изменился вновь. Из света родился Рай, где правило Добро. Из тьмы родился Ад, где в бессильной ярости стонало Зло. А посередине, словно на шахматной доске, застыли люди, став пешками в игре великих. Старая война закончилась. Новая началась.
Война без правил, война без жестоких битв. Война за души пешек, которые не догадывались, что за их спинами стоят великие короли Добра и Зла. Весы качнулись и замерли в равновесии.
Для поддержания равновесия и были созданы религии, каждая из которых имела свой вес и свои догматы. Люди разделились. Кто-то пошел за одним пророком, а кто-то выбрал другого. И ценил Свет добро, а Тьма зло. Весы пополнялись душами, выбравшими свой путь, но равновесие тысячелетиями оставалось непоколебимым. Но Зло не сдалось. Оно искушало и смущало умы людей, которые были слишком простыми и наивными. Заманивало их в свои чертоги и злобно смеялось, когда свет в душе человека менялся на тьму. Весы скрипели, и равновесие скрипело вместе с ними.
Добро проигрывало и воззвало к свету в людских душах. И некоторые души откликнулись. Именно они стали предводителями, за которыми пошли миллионы, не поддавшиеся тьме. Они рассеяли тьму светом своих орденов, вставших на защите Добра. Дали другим маяк, который указывал нужный путь, но путь этот оплели темные щупальца, и лишь немногие из ступивших на путь дошли до конца. Однако Тьма была сильнее в этот раз. Один за другим гасли маяки, рушились монастыри и стирались в пыль древние ордена, хранившие равновесие. Весы снова качнулись, и Тьма возликовала. Лишь крохотные огоньки, остатки могучих маяков, все еще дарили надежду на то, что равновесие не будет нарушено. Они из последних сил боролись с Тьмой в людских душах, и от них зависел исход этой битвы».
– Во имя тупорылых графоманов! Что за хрень я только что прочла?! – резко воскликнула полная девушка в черном платье, с отвращением смотря на книгу, которую держала в руках. В голубых глазах пылал гнев, а пухлые пальцы впились в яркую обложку. Она повернулась к другой девушке, высокой и худой, которая лениво листала глянцевый журнал, сидя за столом, и ехидно улыбалась. Худая смерила её рассеянным взглядом и пожала плечами. – Ты читала?
– Читала, – кивнула худая. Полная, все еще гневно дыша, взяла со стола пачку сигарет и, чиркнув зажигалкой, выпустила к пожелтевшему потолку тягучие клубы дыма. – Что на этот раз так оскорбило твое нежное сердечко, сестра?
– Ересь, сестра. Гнуснейшая, отвратительная, и совершенно нечитабельная ересь, – подчеркнуто жестко ответила полная. Она была небольшого роста, с пухлыми руками, а черное платье ей откровенно жало, выделяя округлый животик и складки на боках. Девушка фыркнула и, присев на стул, закинула ноги на стол. – Когда подобный бред стал популярным? Писаки считают, что достаточно взять пару абзацев из Апокалипсиса, добавить собственный приход после пары мухоморов, щедро кончить на все пафосом, и читатель это сожрет?
– Пять тысяч экземпляров, – усмехнулась худая, не отрываясь от чтения журнала. Она поцокала, перевернув страницу, и с жадностью осмотрела холеное тело мужчины, рекламирующего нижнее белье. – Любят и просят добавки, Оливия. Люди любят пафос. Ты же знаешь. Пафосом удобно оправдывать собственные ошибки.
– Это не отменяет того факта, что я прочла поебень.
– Как и Телепузики, – хмыкнула худая и закусила губу, когда услышала разъяренное сопение Оливии.
– Не тронь, блядь, Телепузиков, – тихо и угрожающе ответила Оливия, когда восстановила дыхание. – И не сравнивай их с этим, блядь, говном, Регина.
– Тот же пафос, только в профиль, – улыбнулась Регина и тут же добавила: – Для монахини ты слишком много ругаешься.
– Для монахини ты слишком долго смотришь на эту фотографию. Как ее еще слюнями не заляпала и не прожгла стул своими пылающими чреслами, – отмахнулась Оливия. Регина покраснела и, отложив журнал в сторону, вздохнула.
– В чем дело?
– В том и дело, что дел нет. Деньги заканчиваются, за аренду платить надо, а клиенты не идут, словно у нас соседская собака насрала на коврике, – Оливия замолчала, когда в дверь тактично постучали.
– Сдается мне, что твои молитвы были услышаны, сестра Оливия, – ехидно буркнула Регина, поднимаясь из-за стола. – Будь душкой, открой дверь. А я пока поставлю чайник.
– Угу. Очередной наркоман, который увидел демона? Или старуха, поймавшая великовозрастного сынка за онанизмом? – ответила Оливия, открывая дверь. Она настороженно осмотрела высокого мужчину в черной альбе и вопросительно подняла бровь. – Чем могу?
– Сестра Регина? – тихо спросил мужчина, сверившись с помятой визиткой.
– Нет. Сестра Регина временно занята охлаждением своего взмокшего лона, – покачала головой девушка.
– Сестра Оливия?
– Именно. Чем могу?
– Позвольте представиться. Отец Джозеф Конкордиа. Мне посоветовали обратиться к вам.
– Грехи не отпускаем, – буркнула Оливия и покачала головой, когда за её спиной раздался грохот и тихая ругань сестры Регины. – За этим дуйте в собор Грека на костре. Всего пара монет и вам простят даже совращение сводной сестры.
– Я в курсе. Мне нужны другие услуги, – отец Джозеф тактично кашлянул. – Я могу войти?
– Входите, – нехотя согласилась Оливия, пропуская мужчину в помещение. – Не обращайте внимания на бардак. Мы на стадии переезда.
– Уже три года, – ответила Регина и внимательно осмотрела посетителя. – Что привело вас к нам, отец? Вашим клиенткам нужны услуги монахинь?
– Нет. Моя клиентка погибла сегодня ночью.
– Бывает, – кивнула Оливия и указала рукой в сторону стула. – А мы-то тут при чем?
– Она изрисовала все стены богохульными надписями, затем запрыгнула на потолок и, упав с него, сложилась втрое, – серьезно ответил священник. – Как полагаете, это подходит под вашу специализацию?
– Вполне. Расскажите подробнее, – Оливия переглянулась с Региной и заняла соседний стул. – Не каждый день клиентки на потолок запрыгивают. Если они не под «пыльцой феи», конечно.
Глава первая. Луксурии.
На первый взгляд отцу Джозефу было около сорока лет. Болезненно худощавый, даже стройный и обладатель очень строгого лица. Самое то для священника, который проповедует о Геенне Огненной. Его глаза, похожие на дождливое небо, внимательно осмотрели нехитрую обстановку небольшой квартирки и прищурились, когда увидели раскрытый журнал на столе. Отец Джозеф поджал тонкие губы, нервно улыбнулся Регине, которая поставила перед ним чашку с кофе, и, вздохнув, достал из потрепанного дипломата черную папку, которую протянул Оливии.
Монахиня тут же углубилась в содержимое, потом удивленно показала одну из фотографий Регине и, отложив папку, закурила сигарету, заставив отца Джозефа закашляться.
– Простите, я не курю, – скривился он, когда от дыма начало першить в горле.
– Правильно делаете, отец Джозеф. А я все пытаюсь бросить, но как изгоню очередного ублюдка обратно в Пекло, душа так и просит никотина с алкоголем.
– И Телепузиков, – вставила Регина, занимая место за столом. Она покраснела и, смахнув журнал в сторону, виновато улыбнулась. – Прошу прощения. Рекламные брошюры уже не помещаются в почтовый ящик.
– Скажите, отец Джозеф, ваша клиентка всегда выглядела как героиновая блядь? – ничуть не смущаясь статуса гостя, спросила Оливия. Голубые глаза оценивающе пробежались по дрожащим рукам святого отца, а пухлые губы тронула улыбка. Кашлянув, девушка взяла в руки заинтересовавшую её фотографию и ткнула пальцем на женщину, которая сидела в углу бедной комнатки и скалилась прямо в камеру.
– Я бы сказал, что она выглядела как человек, из которого уходили силы, – кисло поморщился отец Джозеф, услышав слово на букву «Б».
– Понятно. Так и любого засерю описать можно. Вы когда-нибудь видели, как выглядит человек, мучающийся запором примерно неделю? Из него тоже все силы выходят. Куда хуже вашей клиентки. Ладно, что-то я разболталась. Расскажите поподробнее о том, что случилось, – хмыкнула Оливия, выпуская в воздух тонкую струйку дыма.
– Я знал Марту примерно восемь лет, – тихо ответил отец Джозеф. Он пригубил кофе и, вздохнув, продолжил: – Она всегда была… очень чуткой женщиной. Помогала маленьким бродягам, когда на улице стояли морозы, и давала им приют на ночь…
– Хреновая идея. Её запросто могли бы ткнуть ножом в бок под утро и жестоко содомировать. Были случаи в практике, когда милосердие клиента приводило к твердому предмету в прямой кишке этого клиента.
– Она была добра к каждому созданию, с которым её сводила жизнь, – поморщился гость, неприязненно посмотрев на сестру Регину. – В какой-то момент она пожаловалась мне, что у неё часто болит голова, а сны преисполнены кошмаров.
– Каких кошмаров? – спросила Оливия, беря в руки блокнот в коричневой обложке, украшенной непонятными отцу Джозефу знаками. – Сексуальных?
– Простите?
– Её ебали во сне? Пердолили, как сидорову козу? Жарили во всех позах? До крови царапали лоно?
– Эм… Нет. Кошмары были абстрактными. Чаще всего она описывала их как тьму, которая разговаривала с ней, пыталась сбить её с пути, соблазняла. Марта рисовала картины по мотивам своих снов. Вот, взгляните, – мужчина протянул Оливии рисунок, на котором была изображена голая женщина в языках пламени. Рисунок был настолько качественным, что казалось, будто нарисованная женщина в ближайшую секунду начнет свой соблазнительный танец. Но Оливия внимательно всмотрелась в лицо женщины. Оно было пугающе злым и жестоким, а черные глаза внимательно смотрели на того, кто держал рисунок. – Странность в том, что Марта никогда не умела рисовать. Даже простые каракули были для неё чем-то сверхъестественным.
– «Точка, точка, огуречек, получился человечек», тоже для неё было трудно? – спросила Оливия, усмехнувшись. Отец Джозеф поджал губы и кашлянул. – Не стоит злиться. Чаще всего к нам приходят люди и говорят, что душой их близких завладел демон, а на деле оказывается, что любимый сынок словил передозировку и просто обосрался. А когда пытался встать, измазал стены в говне. Не всегда виноваты демоны, святой отец. Чаще всего виноват человеческий идиотизм и боязнь получить по жопе от родных.
– Простите, вы не могли бы выражаться… помягче, – поморщился священник, но наткнувшись на лед в глазах Оливии, замолчал. – Хотя бы самую малость.
– Мир таков, каков он есть, отец Джозеф, – холодно бросила монахиня. – Здесь люди подыхают от «пыльцы феи», избивают жен кулаками, вымещают злобу на детях, до смерти лупцуют животных за то, что те напрудили лужу, и сваливают все на демонов. Только демоны здесь не при чем. Виноваты сами люди. Именно они позволяют демонам забрать их души, а когда становится слишком поздно, бегут к нам. «Ох, спасите-помогите, меня хочет выебать Диавол». Вы хотите, чтобы я была помягче? Я и так, блядь, предельно корректна.
– Это точно. Обычно концентрация слова «блядь» у сестры Оливии зашкаливает, – кивнула Регина, делая маленький глоток кофе из своей чашки. Она взяла рисунок, который священник положил на стол, и нахмурилась. – Подождите. Вы говорите, что Марта не умела рисовать вообще, да?
– Да, сестра.
– Я вам верю, – хмыкнула Регина, кладя рисунок на стол и поворачивая его к священнику. – Левый угол.
– А чтоб тебя… – прошептала Оливия, недовольно смотря на маленький знак, который терялся в языках пламени. Он изображал странные кривые фаллические загогулины в обрамлении древних арамейских символов. – Сигил луксуриев.
– Простите? – не понял отец Джозеф. – Чей сигил? Лкусуриев?
– Это значит, что ваша клиентка попала в сети блудниц. Хитрожопые крысы. Давно не появлялись, и на тебе. Регина, дай мне «Познание».
Та кивнула и, порывшись в ящике стола, извлекла на свет толстую книгу в тяжелой деревянной обложке. Отец Джозеф заинтересованно подался вперед и внимательно осмотрел рисунок, нанесенный на деревянную пластину.
– Мне не доводилось видеть такой книги, – тихо произнес он.
– Естественно. Это «Познание». Основной труд ордена святой Ангелины и наша реликвия. Эта книга содержит сведения о всех дьявольских легионах, верховных иерархах и рядовых ублюдках Ада. Раньше каждый орден владел своим «Познанием», – буркнула Оливия, раскрывая книгу. Она пару минут просто листала страницы, бережно переворачивая их толстыми пальцами, а потом, удовлетворенно хмыкнув, повернула книгу к отцу Джозефу. Тот, нахмурившись, внимательно посмотрел на гравюру, изображающую похожую женщину в языках пламени. От рисунка тоже веяло странной злобой и жестокостью.
– «Луксурии, они же блудники и блудницы, – прочел отец Джозеф. – Если где творилась похоть и блуд, луксурии обязательно появятся, да душу светлую на тьму обрекут». Первый раз о них слышу, если честно.
– Блядищи, – со знанием дела ответила Оливия, закуривая сигарету. – Самые отъявленные блядищи. Все вокруг себя превращают в бордель, ненасытные, как соседский бульдог Патрик, охочий до чужих ног. Очень любят беззащитные души девственников и девственниц, уродов и добряков.
– Иными словами – кормятся неудачниками, – резюмировала сестра Регина. Она вздохнула, увидев на лице отца Джозефа растерянность, и пояснила более подробно: – О Вавилонской блуднице наверняка слышали?
– Конечно.
– Это и есть Луксур, а её подданные именуются луксуриями. Она одна из верховных демонесс, отвечающих за блуд.
– Еблю, – поправила её сестра Оливия. – Редкостная блядь. Если она нашла себе душу, то вцепится в неё всеми пальцами и не отпустит. Вашей Марте повезло, что она погибла так рано.
– В смысле? – нахмурился отец Джозеф.
– Обычно луксурии не позволяют своим носителям умирать, пока цель не достигнута. Их цель – смутить душу. Спихнуть её с правильного пути. Одержимость луксуриями осложняется и тем, что носитель фактически осознает, что творит, но не может бороться. Поэтому он медленно, но верно убеждает себя в том, что виновен. А луксуриям только этого и надо. Когда человек сдается, демон убивает его, тело пожирает, а душу забирает в Ад. Понятно? Ваша Марта боролась за душу, но демон был сильнее. В какой-то момент он понял, что её не сломить, и убил её. Изувечить тело… Луксурии это любят, отец Джозеф. Скажите, вы не замечали за Мартой странного поведения в эти дни?
– Она… хм… приставала ко мне, – покраснев, ответил священник. – Однажды схватила меня за… хм…
– Я же говорила. Отмороженные на всю башку, – со знанием дела кивнула Оливия. – Только луксурии полезут к священнику веселья ради.
– Получается, что ничего нельзя сделать?
– Что, например? Надо было звать раньше, – фыркнула Регина. – Сейчас мы можем лишь помолиться за её душу, как и вы.
– А другим ничего не грозит?
