Елена Брижань "Пять гладких камней"

– Да! Вот именно! Написано в энциклопедии. Я уже упомянула, что каждый исследователь, который пишет о какой-то стране, является носителем этой культуры, и пишет о том, что для этой культуры и для него самого – нормально. – Ответила Евгения Александровна.

– Ну с занавесками вместо стен – это тоже перебор. – Не выдержал я.

– Я тебе больше скажу, в первую брачную ночь, за занавеской находится специальный человек, который может в определённый момент остановить половой акт…

– Зачем?

– Ну они же объясняют, что добрачных отношений нет, парень неопытный, кровь горячая… Может сделать больно. За этим следят.

– Ну это уже слишком! – не унимался я, краем глаза наблюдая, как Василий Андреевич улыбается, глядя на дорогу и слушая весь этот диалог.

– Изучать чужую половую культуру очень сложно, она всегда представляется чем-то диким, непонятным. Не забывай, что нам никто не предлагает сменить свою половую культуру и никто не говорит, что у них там лучше, по крайней мере, в этой энциклопедии не были высказаны ни предпочтения, ни недовольства. Просто – собранная информация. У нас, кстати, статью в эту энциклопедию писал Игорь Кон, известный российский сексолог. Умер в 2012 году. Так вот, половая культура всегда зависит от физических данных представителей этого народа, от исторических особенностей развития, от многих факторов. Нужно быть максимально беспристрастным, изучая другие половые культуры, чтобы не падать в обморок. Однако, вернусь к своей мысли о регламенте половых отношений в культуре вообще, а не в частности. Не будет никакой культуры, никакого народа в целом, если не задать правильный тон отношениям «мужчина-женщина». Рассыплется всё. Нужно построить эти отношения. На чём строить их?

– Взаимное влечение, влюблённость, деторождение (обязательно совместное), взаимопомощь в жизни друг друга, совместное выращивание и воспитание детей, а также досмотр стариков, – выпалила Мила кусок лекции Евгении Александровны.

– Ещё совместное владение собственностью. А также любовь. Так, вроде всё. Может ли быть так, что в описанные отношения без изменения их смысла вступят другие категории людей?

– Нет, там выпадают звенья. Например, влечение, деторождение… – ответила Мила.

– Да, именно так. Возьмём пример однополого союза. Что на нём можно построить? На однополых союзах не сможет держаться ни одна культура, даже если цивилизация изобретёт пробирки, в которых дети будут развиваться тысячами и сотнями тысяч. Там, кстати по теме пробирок тоже много этических вопросов, которые, если их не решить, приводят к гибели всей культуры/цивилизации. Отсев эмбрионов, когда из нескольких оставляют один/два – это убийство по признаку неэффективности – деструктивный фактор. Нужно сказать, что однополые союзы, как культурный феномен, всегда имели место, тем более, если мы говорим о европейской культуре. Чаще всего их выталкивали на периферию, как отклонение от нормы. Не думайте, что современное общество придумало что-то принципиально новое, и теперь волна новизны должна захлестнуть всех людей с неистовой силой. Очень хорошо изученный, описанный, оценённый феномен – эти однополые отношения. И, знаете, ни одной культуры в истории мы не находим, которая бы зиждилась на таких союзах. Всегда, знаете ли, два пола, деторождение… и без этого народы не существуют. Однополые союзы – это всегда протест против существующей нормы, так как ни одна культура не сформировалась на основании однополой «любви». Сначала зарождается общество с отношениями мужчина-женщина, долго развивается, разрастается, приходит к боле или менее конструктивным нормам морали внутри себя, а уже потом в нём в качестве протеста возникает феномен однополых браков. Или не возникает. Однополые отношения создаются искусственно и не имеют опоры ни в биологии, ни в конструктивной морали многовековых культур. Все попытки создать общество, в котором будут только однополые союзы закончатся распадом культуры.

– Почему? – удивился я. Такой наглости от меня никто не ожидал. Да я и сам… не ожидал от себя… Мила посмотрела на меня удивлённо и с недоверием. – Ну я имею ввиду, если детей будут выращивать в пробирках, то что помешает такому обществу существовать, чисто теоретически?

– Ошибка современных исследователей культуры и исследователей человека в том, что они слишком легко моделируют такое общество, в котором никому не нужна разнополая любовь. Однако, не имея достаточного опыта и многовековой проверки, я бы не воспринимала стремление мужчины к мужчине как к нечто долговечное, равно как и стремление женщины к женщине. Люди, а особенно исследователи, вообще часто забывают о том, что человеческие отношения нельзя просто синтезировать из воздуха. Одни разрушить, другие – создать. Назови мне имена известных гомосексуалистов, которые прожили вместе хотя бы 40 лет, и все об этом знают точно. Дело не в детях из пробирки. Люди стареют… Одно дело, молодые накачанные парни, которые влюблены в первую очередь каждый в себя, а потом уже им кажется, что и друг в друга, и совсем иное дело – два старичка в одном доме. Я с большим трудом представляю себе, как могла бы выглядеть однополая так называемая семья в 60 и 70 лет… Это всё больше похоже на гормональные игры с разумом и с телом. Но гормоны отступают. Эти естественные наркотики держат сильно, но недолго.

– Правильно ли я понял, что половое воспитание детей в школах должно включать в себя объяснение детям того, с кем нужно строить отношения? Рассказы про общение разнополых людей – это содержание программы полового воспитания? – Немного раздражённо задал вопрос Василий Андреевич.

– Дорогой Василий Андреевич, зачем говорить о том, что дети видят каждый день? Вы еще предложите им про солнце рассказывать, которое встаёт по утрам. – Улыбнулась Евгения Александровна. – Чем строже культура, в которой воспитывается человек, чем чётче в ней соблюдаются обычаи, тем лучше проходит у ребёнка половое воспитание. Дети посещают свадьбы родственников – вот половое воспитание, наблюдают отношения родителей – вот половое воспитание, смотрят фильмы о любви – вот половое воспитание. Академическая наука, преподаваемая в аудитории, тем более школьной аудитории, имеет свои сущностные черты. Половое воспитание очень трудно вообще положить в программу, написанную современным сухим академическим языком. Это очень сложный и спорный вопрос – нужно ли нам в школе половое воспитание. Как его преподавать? Приведу пример. Моя бабушка была очень красивой женщиной. Дедушка был красивым и строгим мужчиной. Дедушка умер, погиб в аварии. Бабушке было 55 лет. Она выглядела на 40. Очень красивая, весёлая, работящая. Она замуж больше не вышла. Умерла ровно через 25 лет. Мужчин у неё больше не было. Работа, внуки, всегда на виду была. Никто к ней не ходил, она ни с кем не встречалась. 25 лет прожить в верности человеку, которого уже нет. Не рыдала, не кручинилась, что одна живёт. Без мужчины. Только дедушку вспоминала. Я жила долгое время с ней. Я росла с таким человеком под одной крышей. Вот половое воспитание. Скажите, какие уроки, какие разговоры, мне могли заменить этот опыт? Про любовь невозможно рассказывать, на неё нужно смотреть. Правильное общение с людьми прививается, а не декларируется. Философия начинается с философа, культура – с носителя культуры, любовь – с любящего человека. Это такие вещи, которые без человека не работают. А система образования, за что мы её, конечно, и любим, направлена на то, чтобы максимально отстраниться от человека. Теоретизировать всё, всё записать – потомкам передать. Дать книгу, она всему научит. В этом есть большой конструктив, когда дело касается точных наук, конкретных знаний в гуманитарных науках. Книги и стандартизированные уроки делают своё дело, берут огромные объёмы, не останавливаются на личных чертах авторов… Это хорошо и эффективно, но это еще не всё. Есть знания, которые в книгу не вложишь, на уроке не научишь, а только привьёшь правильным примером…

– Тогда нужно учить взрослых, чтобы был правильный пример. – Василий Андреевич перебил размышления Евгении Александровны.

– Нужно… Их обычно учит жизнь. – Ещё более задумчиво произнесла Евгения Александровна.

– Слушайте, ну какая жизнь? Вы видели статистику разводов? Олигофрены, которые постарше, учат олигофренов, которые помладше, как нужно разводиться, изменять, пить, драться на свадьбе, скандалить с родителями, ненавидеть власть… – Василий Андреевич выдал фонтан эмоций, поворачивая направо к красивому небольшому кафе. – Выходите в кафе здесь, а я к той заправке, сейчас приеду. Здесь уютно, перекусим тут.

– Вы забыли о поклонении деньгам, – сухо сказала Евгения Александровна, выходя из машины.

– Делайте заказ, мы уже заказали. – Сказала Евгения Александровна, когда Василий Андреевич подошёл к нашему столику.

Мы сидели возле окна рядом с букетами засушенных цветов на подоконнике. Маленькие букеты очень вкусно пахли.

– Какие красивые занавесочки. – Сказала Мила.

– Мила, здесь вообще очень Мило, – решил скаламбурить я.

– Вы тоже взяли кофе? – Евгения Александровна обратилась к Василию Андреевичу.

– Да, пока подождём заказ.

– И всё-таки вы не правы. – Резко вернулась к прежней теме Евгения Александровна. Она продолжила, не замечая его недоумевающего взгляда. – Вы всё смешали. По-вашему, если взрослые ведут себя хаотично, неразумно, некультурно, в конце концов, то учить нужно детей в школе?

– Вы предлагаете в школу загнать родителей?

– Ну, во-первых, вы сами предложили учить взрослых. Дальше, учителя всегда работают не с ребёнком, а с семьёй. Так устроена школа. А в-третьих…

– Нужно учить учителей? – Перебил Василий Андреевич.

– Да, а учителя тоже могут быть в разводе и в ссоре с родителями. Как им доверять половое воспитание в школах? – Мила решила вмешаться в разговор.

– Я всё-таки договорю. А в-третьих, нельзя через образованных детей научить необразованных взрослых. Это просто принцип. – Закончила свою мысль Евгения Александровна.

– Но если детей не учить в школах и не подавать им правильный пример дома, где они научатся? – Василий Андреевич настаивал.

– Василий Андреевич, дорогой, нашу систему образования придумали не сегодня утром. Детям прививают культуру чтения, и после этого знакомят с книгами великой русской классики. Рассказы о героях Отечества – это тоже половое воспитание. Да и вообще, если девочке говорить, что она девочка, а мальчику – что он мальчик – это уже половое воспитание. А если вы хотите поднять общий уровень культуры, о котором говорили немного ранее, то школьные уроки вам ничего в этом процессе не исправят.

– А что исправит?

– Телевизор. Воспитывайте телевизор. Ну и Интернет, конечно.

– Воспитать телевизор нереально. – Василий Андреевич вздохнул и допил кофе из чашки.

– Нереально – нам. Государству – реально. Задачка со звёздочкой для парламентариев. А если говорить более широко, то общую культуру народа может поднять только одно.

– Что? – мы втроём непроизвольно задали вопрос, глядя на Евгению Александровну.

– Война.

– Да ну нет!

– Осознанная защита, объединение против врага, постановка вопроса жизни и смерти «на нашей земле – или они, или мы». Чёткое очерчивание своей территории. Самоидентификация. Ситуация, в которой предатели сами уходят, герои сами совершают подвиги, как нечто обычное, мамы ждут пап с фронта, папы защищают мам, детей и Родину, учителя поют гимн страны вместе с учениками. Телевизор показывает серьёзные вещи, а не развлекуху. Вот это всё повышает общий уровень культуры и в себе содержит ядро полового воспитания. Становится яснее ясного, что женщина – это не мужчина, даже теоретически, мужчина – это не женщина. Семья должна состоять из того, кто воюет и той, которая рожает детей и ждёт. Один – сильнее, другая – красивее и нежнее. Всем тяжело, все любят друг друга и ждут. И нет ничего дороже мирной совместной жизни.

– Суровое половое воспитание. – Тихо проговорил я.

– Без фактора угрозы народ истребляет себя изнутри – своими же страстями и пристрастиями. В сытости и покое больше рождается предателей и больше звучит протестов, даже против природы. – Евгения Александровна смотрела в окно.

– А вот и заказ. Спасибо, девушка. – сказал Василий Андреевич. Официантка расставила тарелки. Мы начали есть в полной тишине.

– Здесь вкусно готовят. – Сказала Евгения Александровна, когда мы садились в машину. – Я и официантке сказала. Просто изумительно. Хорошо, что вы здесь остановились, Василий Андреевич.

– Мне тоже понравилось. – ответил он, – Молодёжь, вы как? – повернулся он к нам. Мы довольно закивали головами. Еда была действительно вкусной.

– Какое еще равноправие? Бред собачий… – недовольно проговорила Евгения Александровна, что-то быстро печатая в телефоне.

– Что случилось? – заинтересовался Василий Андреевич, глядя на то, как она нервно колотит по экрану смартфона. – Достают феминистки? – улыбнулся он.

Нужно сказать, что у Евгении Александровны ненависть к феминизму, казалось, была в крови. В ней как будто была душа мужчины, свободного от любых обязательств всему женскому сообществу. Эта её черта была известна всем, а её непримиримая борьба с феминистическим мышлением у студенток и студентов не раз превращалась в показательные выступления на глазах изумлённой публики философского факультета.

– Студентка собирается писать статью о равенстве полов. Это мыслимо вообще? В сборник на печать. Вот уж кому точно нужно показать мягкие игрушки в виде вагины и фаллоса. И чётко проговорить, что они не равняются друг другу… – Евгения Александровна, казалось, не замечала, как мы хохочем от её слов, она раздражённо продолжала говорить, переходя на гневный крик. – У меня ещё ногти были мягкие, а я уже писала статью под названием «Миф о неравноправии полов» и там чётко и до тошноты расписывала все эти понятия «пол», «гендер», «гендерное право», «равенство полов», «равноправие полов» … Это всё за уши притянутые подменённые понятия, попытка запутать всех.

– Так что же, равноправие полов невозможно? – Василий Андреевич, казалось, уже перестал смеяться.

– Это первые две лекции моего курса, я студентам объясняю это постоянно. – устало протянула Евгения Александровна.

– Евгения Александровна, можно я расскажу? – Мила послушно подхватила брошенную инициативу.

– Да, конечно… – ответила Евгения Александровна.

– Равноправие – это юридический термин. Оно распространяется на всех, вне зависимости от возраста, пола, национальности. То есть – равноправие не учитывает половую разницу, и, ввиду того, что оно чётко прописано в конституции РФ, в нашем обществе – соблюдается. Ну то есть равноправие полов – у нас и так есть. В конституции прописано. Каждый из нас имеет одинаковые гражданские права – и тот, кто мужского пола и тот, кто женского. Это первое.

– То есть с равноправием полов у нас всё в порядке? – спросил Василий Андреевич

– Ну конечно! – ответила Евгения Александровна. – Неравноправия нет.

– А вот женщины говорят, что их обижают. – Сказал Василий Андреевич.

– Конечно обижают! А мужчин обижают ещё больше. Очень жестокий мир. Обсчитывают, жульничают, ремонт сделают – а он плохой, машину починят – она снова ремонта требует… Все друг друга обвиняют, недоплачивают зарплату, заставляют терпеть тяжелые жизненные обстоятельства. Да всё, чего не коснись, кругом все обижают. И женщин, и мужчин. Только мужчины об этом не вопят, а, главное, не пишут диссертации на тему «Меня обидели, я несчастный, а теперь давайте поговорим об этом на 300 страницах, как мужчина с мужчинами». Если кто-то в отношении тебя нарушил закон, это не значит, что в обществе не соблюдается равноправие, тем более равноправие полов. Этим полиция должна заниматься, а не наука. Термин – жуткий просто. «Равноправие полов» – звучит, как юридическая дееспособность печени или щитовидной железы. Скромнее надо быть, женщины. Сидите со своим полом молча. Никто не собирается вас обижать, тем более, сильнее, чем мужчин. – Евгению Александровну уже было трудно остановить, но она всё-таки сдержалась и обратилась к Миле. – Извини, продолжай.

– А равенство полов невозможно по определению. Женский и мужской пол выполняют разные функции в физиологическом аспекте. Мужской организм не может выносить и родить ребенка, женский организм не способен на семяизвержение, женская половая клетка не может двигаться с той же скоростью, что и мужская – организмы в целом зачастую выполняют различные функции. И именно эта разница даёт нам эффективный механизм деторождения, а также совместного взращивания детей. Разделение мужского и женского труда уже на биологическом уровне – полезная и эффективная черта существования всего общества. Таким образом, словосочетание «половое равенство» представляет собой образцовое логическое противоречие. – заключила Мила.

– Вот! Нашла! – Евгения Александровна открыла какую-то небольшую книгу. – Я сейчас вам прочитаю, в какой ситуации можно было бы говорить о реальном неравноправии полов. Слушайте: «Нарушением равноправия полов можно было бы назвать тот случай, когда субъект изгоняется из общества или придается казни в связи только с половой принадлежностью. Так нарушается естественное право живого организма на жизнь. В связи с тем, что пол – характеристика, прежде всего, биологическая, то говорить о праве пола на жизнь (а от него в этом случае зависит жизнь всего организма) – справедливо. Община с культом уничтожения по половому признаку действительно нуждается в информации о том, что оба пола равны. Модель этого мира может выглядеть примерно так. Это община, предположим, мужчин, обязательно отшельников. Они поклоняются определенному богу (или богине), и одной из характерных черт этого культа является ненависть к женскому началу. Тогда каждая женщина, попавшая (не важно каким образом) в общину будет лишена жизни в связи с наличием у неё других половых органов. И это действо не выйдет за рамки культа и не будет противозаконным. В этом случае справедливо говорить, что равноправие полов не соблюдается. Возможно, такой представляется современная действительность человеку, убежденному в том, что существует угроза «повсеместного полового неравноправия». В то время как наше общество и государство действительное половое равноправие – обеспечивает». – Евгения Александровна демонстративно закрыла книгу и посмотрела на Василия Андреевича. – Вам никакая женщина не жаловалась на то, что её хотят убить из-за того, что она, скажем, «баба», а в полиции, куда она обращалась, ей сказали, что это законом не запрещено?

– Вроде бы нет. – улыбнулся Василий Андреевич.

– Ну вот видите? Половое неравноправие до нас еще не добралось. – Сказала она. – Нет его у нас. И говорить не о чем. Кстати, а по поводу полового равенства могу сказать, что оно вполне возможно. Только это должно быть общество или община, в которой нет половых отношений и не требуется деторождение. Вот там будет половое равенство ввиду того, что пол будет одинаково не используем, как женский, так и мужской.

– И что это за общество такое? – спросил Василий Андреевич.

– Монастырь. В православных монастырях женщинам дают мужские имена, например. И живи, равная всем монахам на земле.

– Всех феминисток в монастырь? – засмеялся он.

– Ну просятся же! – уже смеялась и Евгения Александровна.

Мы ехали по красивой трассе, периодически попадая в поток других машин. Солнце заходило на посадку, но пока не на большой скорости.

– А гендер-то что это? – спросил я.

– На пары мои надо ходить. – Быстро и серьёзно ответила Евгения Александровна, и продолжила. – Американский сексолог Джон Мани ввел понятие «гендер», так как ему при изучении гермафродитизма и трансексуализма – ну то есть физиологических и психических отклонений – потребовалось разграничить понятие пола как фенотипа и понятие пола как сексуально-генитальных качеств. Пол как фенотип, то есть внешние черты женщины и мужчины, он назвал гендером или гендерной ролью – ролью, которую человек играет в обществе. Додумался до того, что гендерная роль может не совпадать с биологическим полом. Забыл акцентировать на том, что это всё – у больных людей, или нестандартных людей, и такое несовпадение не является конструктивной нормой. НО! Феминистки в этом описании как-то сразу узнали себя и дальше их было уже не остановить. Гендерные исследования полились рекой. Такая благодатная тема. Сколько всего интересного. А нравится ли мужчине быть мужчиной? А нравится ли женщине быть женщиной? А, может, нет? А вдруг, да? Но не факт. И понеслось. Как-то сам собой в эти исследования влился разговор о домашнем насилии. Опять же, подборка тем шла без рабской зависимости от здравого смысла… Ну и как-то так всё закрутилось. А изначально «гендер» – это понятие английской грамматики. Это род.

– Я запутался. Какой род? – устало протянул я, не понимая о чём идет речь.

– Ты прав. – Повернулась ко мне Евгения Александровна. – Это действительно непонятно нам, носителям русского языка. Давайте немного пробежимся по знаниям английского.

– Оой нет, я пас. – сказал я.

– Ну давай вместе. Как будет на английском «я»?

– «I», произносим «ай».

– Остальные местоимения знаешь? В сущности, меня интересует только «он», «она», «оно».

– «He», «She», «It», произносим «хи», «ши», «ит». – сказал я.

– Кого мы называем «хи» – он и «ши» – она?

– Только людей.

– И всё?

– Еще животных, у которых есть клички. – Помогла мне Мила.

– Молодцы! – Похвалила нас Евгения Александровна – Правильно. А почему только людей и животных с кличками?

– А почему? – Уже заинтересовался Василий Андреевич.

– Всё просто. У людей и у животных с кличками мы точно знаем половую принадлежность.

В воздухе как-то стало тихо. Каждый из нас пытался понять, что это значит и какой вывод из этого можно сделать….

– Иии.. что? – первым не выдержал я.

– А то, что английское «хи» и «ши» «он» и «она» – это не род, как в нашем языке, а пол.

– Иии.. что это значит?

– Для того, чтобы на живое существо сказать «ши» нужно точно знать, что у неё женский половой орган. Это прямая идентификация с полом. Ну, это, как если бы вместо «она» мы бы каждый раз говорили слово «вагина» или, я не знаю, «яйцеклетка». Сейчас постараюсь объяснить. В нашем языке такое встречается, когда, применяя нецензурную брань, бывает, человека называют его половым органом, чтобы оскорбить. Вот что-то примерно такое происходит в англоязычной культуре. «Он» и «Она» – это не род, а половая принадлежность с постоянным акцентом на ней. Помните, я вам говорила, что нельзя в разговоре с человеком, особенно посторонним, касаться трёх тем?

– Да, возраст, пол, национальность. Это рождает напряженность. Акцентирование на этих темах – всегда создаёт двусмысленную ситуацию и переводит общение в плоскость личных тем. Это напрягает человека, и он становится нерасположенным к коммуникации. – сказала Мила.

– Верно. А англоязычная культура всегда акцентирует на половой принадлежности. В нашей культуре есть понятие родов – мужского, женского и среднего. Мы с детства изучаем слова, познаём рода слов, просто в дополнение к другим знаниям. Казалось бы, информация бесполезная. Нос – он, щека – она и так далее. Но нет – это важное отличие нашего языка. Он приучает нас не акцентировать внимание на половом аспекте. Он – стол, она – река, оно – окно. Здесь совсем нет пола, даже намёка на него. Мы спокойно говорим на женщину «гражданин», на мужчину – «личность», не замечаем, что «гражданин» – это мужской род, а «личность» – женский. Именно эта чехарда с понятиями «он» и «она», с мужским и женским родом, делает наше сознание неуязвимым, а психику нечувствительной к гендерным (родовым) манипуляциям. Грамматический род – это такая «буферная зона» между нашим мозгом и нашей половой принадлежностью. Когда приходит время, человек нашей культуры начинает себя осознавать, как мальчика или как девочку, основываясь не на том, как его называют, а на своём биологическом половом факторе. Мальчик понимает, что, если мама его называет «радость моя», он не перестаёт быть мальчиком. Девочка не теряет самоидентификацию от того, что ей говорят «ты – мой ребёнок», «ты мой – ангел». Род меняется – пол нет. Это постоянно в языке происходит. И мы этот принцип впитываем без разъяснений, априори.

– По итогу, носителям англоязычной культуры важнее, как их называют, чем их реальный пол в их собственном теле? – спросила Мила.

– Как показывает практика, да. Они очень чувствительны к вот этому «хи» или «ши». А слово «гендер», как грамматический род существует в языке номинально. Просто, чтобы сказать, что в языке есть грамматический род. Но на деле – он не работает. У слов в английском языке нет рода. Рода нет. Есть только пол. И попытки использовать грамматический род свелись к тому, что его просто привязали к полу. Им не понятно, как может быть женский род не у женщины, а мужской род – не у мужчины. Этого нет в языке и нет в культуре. Мышление работает чётко «Хочешь, чтобы тебя называли «он» – делай операцию. Ну хотя бы переоденься, ну или заяви во всеуслышание, что ты мужчина». С женщиной – то же самое. «Хочешь, чтоб тебя назвали «она» – где тогда твоя грудь?»

– А почему кому-то может захотеться, чтоб его называли «она», а ее «он». – спросил Василий Андреевич.

– Человеку свойственно примерять на себя чужие роли. Моделировать ситуации. Это не только про пол. Мы периодически ставим себя на место какого-либо другого человека. Бывает из интереса, бывает – в воспитательных целях. Человек себя всегда кем-нибудь представляет. «Вот бы узнать, что чувствует телезвезда» «Как это – быть знаменитым?» «Что чувствует солдат, когда рискует жизнью?» «Интересно, как это – быть хирургом?» Это нормальные вопросы, особенно в период становления личности. Наше сознание свободно мигрирует между понятиями «он» и «она» и все превращения, если они необходимы, происходят мысленно. Достоевскому для прорабатывания образа Настасьи Филипповны не нужно было делать операцию по смене пола. Мыслительные процессы с лихвой обеспечивают все эти переходы. – Евгения Александровна задумчиво смотрела в окно. Вокруг стало уже совсем темно.

– Здесь есть небольшой гостевой дом. Остановимся, переночуем. Часов в 7 утра выедем, и завтра примерно в 2 часа дня будем в Симферополе. Там у нас номера в гостинице «Москва» уже забронированы. Здесь тоже возьмём два номера. – Сказал Василий Андреевич.

– Ну мы так и планировали же. – Ответила Евгения Александровна, и прочитала надпись на двухэтажном частном домике. – «Родные Пенаты», хорошее название для гостевого дома. Здесь будет, где поужинать?

– Да, здесь готовят на заказ, как в кафе. – Ответил профессор.