Елена Брижань "Пять гладких камней"

Пять гладких камней
Елена Брижань

Иногда так бывает, что кто-то совсем близко говорит о том, о чём ты не знал, как сказать, и толком не знал, как думать, но очень хотел об этом поговорить. Эта книга об ответах на некоторые важные вопросы.

Елена Брижань

Пять гладких камней

Защитить культуру

или

«…пять гладких камней из ручья…».

– Билетов нет. Ни на поезд, ни на самолёт. – Я виновато втиснулся в дверь кафедры, таща за собой 2 толстых словаря из библиотеки. Поездка в Крым срывалась прямо на глазах.

– Поедем на машине. – Не отрывая глаз от экрана ноутбука спокойно сказала Евгения Александровна.

Я застыл между входной дверью и столом.

– На машине?

Евгения Александровна подняла на меня взгляд:

– Не хочешь?

– Хочу! Ещё как! Но это долго и напряжение… там… усталость…

– У нас будет водитель. В нашем университете многие не отказались бы съездить в Крым в конце апреля. Вот и Василий Андреевич не отказался.

Она улыбнулась, потом резко перевела взгляд в монитор и, кажется, сразу забыла обо мне. Я сорвался с места, чтобы бежать к Миле.

– Послезавтра выезжаем. До конференции пять дней. Должны успеть. Миле скажи, а то я забуду.

– Ага! Я побежал уже!

Я побежал вприпрыжку. Поехать в Крым на конференцию весной вместе с девушкой, да ещё и на машине профессора … Чувства переполняли. Нужно успеть всё собрать… Мила была моей девушкой «официально» уже неделю. Мы учились в одной группе и темы дипломов были схожи. Подать вместе заявки на международную конференцию – это была её идея. Мила и Евгения Александровна – преподаватель философской антропологии – были довольно дружны.

Утром 26-го апреля мы с Милой стояли с сумками около её дома. Василий Андреевич Кронин, профессор кафедры философии, сказал, что заедет за нами в 7:30. Не очень больших размеров серый автомобиль подъехал прямо к подъезду. Мы загрузили сумки в багажник. Василий Андреевич открыл нам заднюю дверь:

– Евгения Александровна поедет впереди.

Примерно в 9:30 мы уже выехали за город и мчали по свободной трассе, предвкушая встречу с Крымом.

Евгения Александровна была оригинальной женщиной и неординарным преподавателем. Тема её диссертации была связана с понятием сексуальности в философской антропологии, и никакие другие темы её, казалось, не волновали в принципе. Нередко в студенческой аудитории, на кафедре или в кулуарах конференций можно было слышать её эпатажные выкрики, что-то вроде «…а я вас уверяю, что эта культура повсеместных разводов делает импотенцию всё более молодой болезнью! Можете почитать медицинские исследования!» или «…не нужно быть психоаналитиком, чтобы диагностировать у человека проблемные половые отношения, и да – это болезнь…» или «…здоровый оргазм не влечёт за собой болезненного привыкания и напряжённого поиска новых половых партнёров. Читайте Райха и не говорите глупостей!»

Не представляю, кто мог осмелиться спорить с ней, но, если такой человек находился, то вся остальная аудитория превращалась в зрителей, а спор в настоящее состязание. Никто не оставался равнодушным в такие моменты.

– Такие странные новости стали приходить, – задумчиво проговорил Василий Андреевич.

– Что Вас удивило? – Евгения Александровна нехотя попыталась поддержать разговор.

– В Берлине учителя уволили за то, что он отказался вести уроки полового воспитания.

– Это те уроки, на которых мягкие игрушки в виде половых органов с глазами?

– Наверное. Я не вникал. Меня удивило то, что у них есть такие уроки, а у нас нет.

Не знаю, отдавал ли себе отчёт Василий Андреевич в том, что он говорит, но Евгения Александровна восприняла это размышление, как вызов всей нашей культуре и образованию в целом:

– Вы и вправду считаете это удивительным? Именно это? То есть, вагина с глазами на детском канале, детские книги с половыми органами, уроки для детей младшей школы по теме надевания презервативов, не используя рук – это вас не удивляет, а вот отсутствие у нас полового воспитания в школах для вас удивительно. Я правильно поняла? Ну так вот, как минимум, опасность скатиться в сферу только анатомических рассуждений на таких уроках полового воспитания есть и в нашей культуре. Можете посмотреть, во что превратилось шоу Елены Малышевой. Это как минимум…

– Так что же, – перебил её Василий Андреевич, – вы считаете, что в нашей культуре половому воспитанию места нет?

– Я так не считаю, – сухо ответила Евгения Александровна, – но и ставить вопрос подобным образом – это верх виртуозности подмены понятий. В нашей культуре место есть для любого воспитания, в том числе и для полового. Оно выглядит иначе, чем то, о чём вы сказали.

– И как же?

– Если вы не возражаете, я выскажу свою мысль, которая протянется на много километров нашего пути.

– Извольте, – Василий Андреевич улыбнулся, понимая, что будет избавлен от опасности уснуть за рулём. Мы с милой переглянулись, поездка предстояла напряженная, но интересная.

– Дорогой профессор, вы же не рассказываете своему желудку, как ему переваривать пищу? Вы просто даёте ему эту пищу, и он работает. Вы не рассказываете своему мозгу как воспринимать информацию, вы просто что-либо созерцаете или слушаете, и мозг работает. Есть одна единственная вещь, которая может заставить нас с рвением и диким интересом обратиться к физиологии анатомических процессов – это сбой в их работе. А сбоем в работе анатомических процессов у нас в культуре занимаются не воспитатели, а специально обученные медики. Более того, это всегда очень личный процесс, конфиденциальный, закрытый. В целом, рассказывать вагине и фаллосу, как им нужно действовать в момент полового акта просто не нужно(!), они сами разберутся. К воспитанию эти манипуляции не имеют отношения. Это просто клиника во всех смыслах этого точного слова. Современный западный воспитатель, судя из того, что мы наблюдаем, не понимает, что значит «воспитывать». Считать, читать, писать, конструировать, рисовать, строить – да, но воспитывать – нет. В том числе и половое воспитание – там редкий камень. Но не будем долго разбирать деструктивы. Пойдём в сторону конструктивных норм. Давайте начнём с простых, всем понятных вещей. Общение между представителями разных полов – фундаментальный вопрос любой культуры. Это, как огонь, который собирает вокруг себя всех в независимости от возраста, пола и национальности, это самая интересная и одна из самых сложных тем, а для культуры – важнейшая. Каждая культура, если хочет выжить, должна ответить на вопрос норм МЕЖполового общения и регламента половых отношений.

– Регламента?

– Именно. Нерегламентированные половые отношения ведут к эпидемиям и пандемиям венерических заболеваний. Это в последствии разрушит культуру на уровне биологии. Со временем общество будет состоять из клинических дебилов, которые просто перебьют друг друга. Это один из вариантов развития событий. Люди могут просто вымирать от упомянутых болезней. Очень яркий пример – возникновение СПИДа. Это первое следствие сексуальной революции. А как вам недавние новости об обезьяньей оспе, которая передаётся половым путём, и ею заразился человек! Как? Ментально? Вот вам яркий пример нерегламентированных половых отношений. Половые отношения – это первое, что нужно регламентировать в культуре, первое, чему нужно учить молодое поколение, если вы хотите, чтобы культура просуществовала хотя бы 200-300 лет. Это и есть первый принцип полового воспитания.

– Ну то есть вы считаете, что детям на уроках нужно рассказывать, с кем вступать в половые отношения?

– В семейные. Программа всегда адаптируется к возрасту, а дети не состоят в половых отношениях, дети состоят в отношениях семейных, они являются частью семьи и размышляют о том, как создадут свою семью. Рассказывать детям о том, с кем нужно создавать семью – это нормально, это правильно, это адекватно и это – воспитание. Заметьте, без обращения к физиологическим темам.

– Но в современных школах нет и таких уроков. – Василий Андреевич не успокаивался.

– Это так. Но давайте немного отступим от темы. Мне нужно некоторое время, чтобы объяснить свою мысль. – Евгения Александровна открыла небольшую бутылку с минеральной водой и немного отпила. Она всегда так делала на парах, когда приходилось много говорить. – Цивилизация давно и яростно внушает человеку мысль о том, что он может прожить обособленно, всего добиться сам. Эту мысль особенно любят женщины. Я, мол, всего добилась сама. Так вот. Современный человек даже в магазин не может сходить сам. Вернее, сходить-то он может, но для того, чтобы он сам сходил в магазин, нужно полсотни людей, благодаря которым в магазине появятся эти продукты, и еще полсотни людей, которые этот магазин когда-то построили и еще неизвестно сколько тех, кто когда-то построил именно такую экономическую модель общества, где предусмотрены, магазины, деньги, зарплаты. Ну и конечно! Нужно несколько тысяч человек, которые должны жить рядом, чтобы было рентабельно открывать в этой местности магазин. Мы зависим от тысяч нам не знакомых людей, и это только в вопросе покупки хлеба с маслом. От родных людей мы зависим по более важным параметрам. Семья и ближайшее окружение строит нас, каждого из нас. Привычки, вкусы, повадки, жесты, фразы, одежда, способ мышления, алгоритмы умозаключений – это то, чего мы не могли бы взять нигде, кроме нашего окружения. Особенно на ранних стадиях развития и взросления. То, чего не слышали наши уши, наш рот никогда не скажет. Любая новая мудрость – это нечто, синтезированное из нескольких старых, всем понятных простых вещей, что-то, что все не заметили, но не то, чего в принципе нет в культуре. Что нужно сделать, чтобы в культуре появилось что-то новое? – и она повернулась к нам с Милой.

– Привнести что-то новое из другой культуры, а вот находясь внутри этой культуры, придумать что-то новое нельзя. В нём не будет принципиальной новизны. – послушно проговорила Мила фразу из лекций Евгении Александровны.

– Вот! Видите, Василий Андреевич?! Даже студенты знают. Любая попытка придумать что-то принципиально новое станет просто извращением уже существующего. Обычно такие попытки – это стандартный протест, как правило, он ни к чему не приводит. Не нужно придумывать новое, нужно внимательно вглядываться в то, что есть – долго и вдумчиво. – Евгения Александровна смотрела в окно, мы проезжали мимо красивого леса. Высокие стройные ели поблёскивали на апрельском солнце. Впереди было ещё много времени в пути. – Так вот, о чём это я?

– Вы говорили о том, что человек всегда зависим от культуры, в которой воспитан, и изменить ничего не может. – быстро ответил я.

– Может, конечно может. При необходимой степени мотивации. – Евгения Александровна повернулась ко мне и широко улыбнулась, – Он может стать частью другой культуры, ну или синтезировать несколько культур общих в одной своей личной. Всё это энергозатратно, требует от человека высокой степени образования и мощных аналитических способностей ума. Нужен очень сильный внутренний дискомфорт при нахождении в родной культуре, чтобы было желание перейти в другую. Ну, например, человека очень сильно обидел кто-то очень родной… Хотя… Обиды забываются. Особенно с возрастом. Уйти от привычного окружения человеку тяжело. С возрастом человек всё больше становится похож на того, кто его воспитал. Максимум, что у него получается сделать – это отказаться от какой-нибудь незначительной части того, что предлагает ему его культура.

– Ну это же плохо. – С сожалением в голосе заунывно протянул я, и тут же испугался своей смелости спорить с самой Евгенией Александровной.

– Плохо. – Вдруг неожиданно согласилась она. – Плохо, если культура деструктивная. Например, семья пьющих людей, а ребёнок не может или не хочет вырваться из этой атмосферы и идёт по этой же стезе. Если культура воров или мошенников – тоже плохо. Принцип действует против человека. Трудно уйти из Содома, если ты к нему привык, а тем более, если ты в нём родился. Нужны усилия, неординарность, чтобы покинуть это пространство и не оглядываться.

– Вы имеете ввиду жену Лота, которая превратилась в соляной столб потому, что оглянулась? – радостно спросил я, понимая, что речь идёт о том, что я знаю.

– Это метафора. Если быть точной, жена Лота была привязана к своему хозяйству, к дому, к хорошей земле. Она не была содомиткой, муж её от этого защищал. А содомитам уйти из Содома было нереально. Там был только один способ – всё сжечь. Их невозможно было изменить.

– Вам не кажется, что это слишком суровое наказание за то, что человек просто оглянулся? – я не верил своим ушам, но да, я решил поспорить с Библией… да ещё и в разговоре с Евгенией Александровной.

– А это не наказание. И в культуре не бывает никаких «просто». Это суть происходящего процесса. С тем, что тебе дорого, ты захочешь остаться в любом виде, даже в виде соляного столба. Нельзя привязываться к материальным вещам, станешь материальной вещью. Она любила дом, ей там хорошо жилось, сытно. Она не блудила, у неё был муж, который её защищал своей праведностью. Они смогли там вырастить дочерей… Ей было жаль всё это оставлять.

– Для неё это было благо, поэтому она и обернулась. Так я понимаю?

– Нужно было слушать мужа. – Евгения Александровна снова повернулась ко мне, с еще более радостной улыбкой, – Разве не понятно? Это единственное благо для женщины. Муж тебя уводит от беды – уходи, не оглядывайся. Он с Богом разговаривает, ему виднее. В данном примере Лот – это представитель другой культуры, другого духа, который может вывести других людей из агрессивной среды, от деструктива. Как он туда попал и зачем, это уже другой вопрос, тоже интересный, но другой, главное, что за годы жизни в Содоме он не стал содомитом и смог вовремя уйти оттуда. Смог сохранить свою культуру. Это очень сложно.

– Получается, что детей из хороших семей нельзя знакомить с культурой плохих семей, чтобы у них не было возможности последовать этому дурному примеру? – Наш диалог натолкнул Милу на мысль, и она, немного невпопад, задала вопрос.

– В принципе да, но на практике – это малоэффективно. Этот принцип пытались применить многие народы. Они воевали с другими культурами, истребляли их, чтобы от них не перенять чего-то пагубного, не заразиться, скажем. Но куда важнее оказалось другое. Мало вырастить ребёнка или поколение в хорошей традиции. Мало беречь его от чуждых культов и культур.

– А что нужно-то?

– Нужно чтобы он сам в момент нападения на его культуру встал на защиту своего родного, что сердцу должно быть мило. Любишь ли ты сам то пространство, в котором ты вырос? Не вырастили ли мы предателя своему народу? Эти тяжелые вопросы касались каждого народа и каждой культуры, потому что всегда больно видеть, как дитя, которому ты всё дал, всему научил и всегда был рядом, чтобы подать пример, вдруг показывает себя в виде предателя, уходит от незыблемых истин, сомневается в них…

– Если я правильно понял, в конструктивном дискурсе может сформироваться индивид, которому будет комфортнее в диструктивном? – Василий Андреевич задал вопрос.

– Да. Человек может начать искать проблем и приключений и бежать в противоположную сторону на глазах изумлённой семьи и общества. Сколько не уничтожай веретён, а девица найдёт, где пальчик проколоть о веретено.

– Ну то есть из конструктива легче уйти, чем из деструктива? – попытался я сделать вывод, так как начал уже терять нить рассуждений.

– Давай так. Если ты захочешь избежать дурного окружения, это будет трудно, особенно если ты в нём родился. Если, наоборот, твои родители захотят воспитать из тебя хорошего человека, это им тоже будет трудно. Большая вероятность, что ты попадёшь в плохую компанию или сам её создашь, или просто тихо будешь ненавидеть Родину неизвестно почему. Хорошая, конструктивная культура – это трудно. Можно сказать, что всё хорошее даётся с трудом. Латинская пословица «Плохая трава быстро растёт», построить дом дольше и тяжелее, чем его разрушить… Однажды блудница спросила у Сократа: «Почему за тобой ходит мало людей, а за мной – много?», и он ответил: «Потому, что ты ведёшь их вниз, а я веду – вверх». Порядочным быть тяжелее… Так понятнее?

– Да… Проясняется…– ответил я

Евгения Александровна улыбнулась, немного потянулась:

– Здесь красивые места. Может, остановимся?

Мы остановились. Небольшая прогулка по лесу позволила всем размяться, подышать лесным воздухом.

– Идите сюда, здесь круто! – голос Евгении Александровны заставил нас последовать вглубь леса. И действительно, большой полноводный ручей среди валунов, покрытых мхом, смотрелся не просто красиво, а даже эпично.

– Отойди немного, я селфи делаю! – Мила позировала в телефон.

Евгения Александровна опустила руки в ручей до самого дна, как будто что-то искала.

– Нашла! Смотрите, какой гладкий камень! В ручьях они всегда гладкие. Возьму парочку. – Она быстро отёрла камень и положила в свою сумку. – Вода здесь вкусная. Ну что, поехали дальше?

– Поехали, – Василий Андреевич направился к машине. – И всё-таки я не совсем уловил ваши мысли о половом воспитании в нашей культуре – сказал Василий Андреевич, открывая дверцу перед Евгенией Александровной.

– Я до них еще не дошла. Студенческая аудитория мне подскажет, на чём я остановилась?

– Всё хорошее даётся с трудом! Легко быть пьяницей, вором и негодяем. Трудно вырастить хорошего человека. – выпалил я, как скороговорку.

– Всё хорошее нужно уметь и хотеть защищать. – спокойно добавила Мила, явно посещающая лекции Евгении Александровны чаще, чем я.

–А что для культуры является хорошим? – спросила преподаватель

–То, что её не разрушает! – снова ответила Мила

–Точно! Мы с вами об этом говорили в четверг. Обычай добивать слабого младенца, не тратить еду на немощного старика, например, вскоре разрушат всю культуру в целом. Что ещё можно добавить?

– Нежелание кормить армию, платить налоги, жертвовать на храм… – Мила задумалась.

–Ты всё смешала. Государство, церковь, культуру… В целом, верно, но сумбурно. Действительно, в культуре должно быть уважение к старейшинам, или старшим, забота о младших, почёт защитников, вклад каждого в общее благосостояние и дань культу. И опять же, культ не должен быть с человеческими жертвоприношениями. Это важно. Культура с такими чертами оказывается самой жизнеспособной в исторической перспективе. Так вот, уважение старших и забота о младших происходит именно в семье – в малом культурном образовании. Тесный круг кровных родственников, двое из которых не имеют кровного родства. Так вот, отношения этих двух человек – сами по себе представляют собой центр культуры. Их отношения нуждаются в строгом регламенте. Кстати, отвлекусь ненадолго, – Евгения Александровна начала рыться в телефоне, – когда-то я читала интересную энциклопедию. Она была международной и была издана на английском языке в Нью-Йорке под редакцией Роберта Франкера еще в 1997 году. Принцип был такой: 135 сексологов со всего мира описывали половые обычаи и культуру в 32 разных странах. Каждый исследователь был носителем той культуры, которую описывал. Исследования переводились на английский язык и заносились в эту энциклопедию. Труд был совершен немалый, и было чрезвычайно интересно читать. – Она начала читать с телефона свои наброски для статьи. – «Например, в Иране до сих пор действуют строгие запреты на любые добрачные отношения между парнем и девушкой. Выбором спутника или спутницы жизни в семье занимается мать. Если это мать жениха, то она после свадьбы выполняет функцию учителя для молодой невестки. Свекровь имеет моральное право пресечь разговор молодой жены сына, не давать супругам оставаться наедине, и решает, в какое время им следует уединиться. При этом уединение влюбленных носит относительный характер. В доме они занимают комнату, где вместо стен занавески, и как минимум два человека намеренно присутствуют за этими занавесками, наблюдая за ходом брачной ночи. К тому же мать имеет право ночью пройти через комнату супругов, по пути в туалет или кухню. Для европейца такой образ поведения окружающих стал бы преградой на пути к личным отношениям, в то время как для культуры Ирана все якобы внешние действия входят в структуру личных отношений, и окружающие формируют частную культуру пары в соответствии с общей сексуальной культурой. В Германии же большинство подростков начинают половую жизнь в период переходного возраста. Местом для уединения им служит комната родительской квартиры. Родители хорошо представляют себе, что происходит за дверью (не за занавеской) в комнате дочери, но сохраняют спокойствие, руководствуясь тем, что они точно знают, где она и с кем. При этом и родители, и дети понимают, что дело не идет ни к супружеству, ни даже к помолвке. На основании этого все делают вид, что парень и девушка – дружат. Так проявляется толерантность к личной жизни человека, а стена, заграждающая путь посторонним (таковыми являются, прежде всего, родители) входит в структуру личного сексуального дискурса как подростка, так и зрелого человека, и культуры в целом». – Пока Евгения Александровна проговаривала эти данные мы с Милой периодически переглядывались, понимая, что оба варианта звучат достаточно дико для нас.

– Прямо в международной энциклопедии было написано о том, что подростки закрываются в комнате и там ведут половую жизнь? А родители делают вид, что дети там дружат? Не может быть. – Мила не сдержалась и всё-таки спросила.