Алексей Владимирович Куйкин "Мои два года"

– Квасить, и что вместе с нами что ли?

–Да ну вас, идиоты. Сейчас капуста посыплется, а вы её утаптывайте, трамбуйте, – вот и поговорили. Машина наверху загрохотала, и нам на головы посыпалась капустная стружка, перемежаясь периодически с морковной. Сказали топтать, будем топтать. А нас бабы ещё и солью посыпают, да какими-то специями, тмин, вроде, анис. Во работку нам ротный подогнал. Встали в круг, положили руки на плечи друг другу и топчемся, изображая сиртаки. Женщины наверху смеются, бросают в резервуар яблоки, причём в нас попасть пытаются. Сыплется и сыплется капустная стружка, сыплются специи и соль, утаптываем мы запасы на зиму. Примерно через час колодец наполнился наполовину, а мы топчемся по пояс в капустном рассоле.

– Эй, дамы, а мы тут таким макаром не утопнем?

– Сколько лет квасим, ещё никто не захлебнулся. Хотя можете стать первыми утопленниками в капусте, – перекрикивая грохот адской машины, орёт сверху начальница продсклада, та самая габаритная тётка. Ещё час-полтора и мы уже сидим на бетонных бортах колодца. В сапогах хлюпает рассол, костюмы колом стоят от соли, а пахнем анисом и тмином. Сверху женщины раскидали два ящика красивых красных яблок, лучше б нам отдали, целые небольшие кочаны капусты, и всё засыпали солью и специями. Здоровенную крышку из толстенных досок мы еле затянули наверх колодца. Зато легла идеально, а сверху тяжеленный камень. Переоделись и умученные бредём по «централке» в роту. Из дверей первого КПП выскакивает Димка Шалиев, машет мне рукой и что-то кричит. Подхожу:

–Чего, Димон?

– К тебе приехали, – за турникетом стоит двухметровый симпатичный мужик в белоснежном костюме. Это второй мой дядька, Андрей. Вот те раз, Можаев-старший же обещал только позвонить. Поздоровались, обнялись, и повёл я старшего прапорщика Можаева в канцелярию к ротному, увольнение добывать. Выражение лица Сергея свет Николаевича сложно описать. Озадаченность, удивление и много ещё всяких эмоций. От меня он такой «подляны» видимо не ожидал.

– Товарищ старший лейтенант, ко мне родственник приехал. Разрешите на сутки в увольнение уйти?

–Мне тут звонил полковник Можаев, из ЦСКА, – да, всё-таки ротный озадачен.

– Это брат мой, старший, Александр Валентинович, старший тренер сборной России по фехтованию, – Андрюха, что же, решил совсем нашего ротного добить?

–Приёмко, увольнительную записку, – заполнив клочок бумаги, протягивает его мне, – ну ты, блин, даёшь!

Выходим из казармы, спасибо говорю, дядька, побежал я переодеваться. Ага, сейчас тебе, отвечает мой родственник, Сашка приказал тебя забрать и к нему на квартиру доставить. И не спорь со старшими, тем более, со старшим по званию. Приказано доставить и всё. У твоей сестры троюродной сегодня день рождения. Переодетый в гражданку, я познакомился с женой Андрея Ириной, и попросил дядьку притормозить возле какого-нибудь цветочного магазина. Надо же явиться на день рождения хоть с цветами. Да есть у меня деньги, у кэпэшника да не будет. Вот тут я похоже и дядьку озадачил. Купил готовый небольшой разноцветный букет и маленького белого медведя. Поехали.

Вот так я и оказался в Крылатском, в квартире на семнадцатом аж этаже. Вид с балкона открывается замечательный, но вниз смотреть жутко. Накормили от пуза, угостили польской водкой «Королевская». Я такой бутылки и не видел никогда. Матового стекла, посередине небольшое прозрачное окошко в форме бойницы, и этикетка наклеена с другой стороны, текстом вовнутрь. Вот, мол, какая наша водка, прозрачная як слеза, читать через неё можно. Но вот когда младший Можаев собрался до дому и меня решил с собой увезти, тут я встал на дыбы.

–Дядья мои драгоценные, спасибо вам огромное за вечер, но я всё ж таки на это увольнение рассчитывал. Есть у меня дела ещё, так что побегу. Телефоны вы мне написали, адреса я тоже теперь знаю. Дай бог ротный будет отпускать на сутки. Всё, до свидания, я убёг.

Галопом нёсся я до метро, а под землёй ещё и поезд материл, чтоб быстрее ехал. На Электрозаводской пробежался по магазинам. Купил букет белых роз, бутылку шампанского, небольшой торт со взбитыми сливками, всё что Настя любит. Ого, конец сентября, а у них тут клубника. Стоит, конечно, запредельно, но ведь один раз живём, беру небольшое плетёное лукошко. Через минуты двадцать уже звоню в дверь Настиной комнаты. А мне в ответ, мол, у нас все дома, никого не ждём, шляйтесь там, где шлялись.

– Настенька, я всё могу объяснить. Дверь открой, солнышко, а то ведь я тут прямо самоубьюсь, посредством пробивания головой твоей двери, тебе будет перед соседками неудобно, – говорю, а сам тихонько бьюсь лбом об дверь.

– Балабол, блин, – дверь мне открыли. Веник из роз и мой рассказ сделали своё дело, а бокал шампанского и вовсе успокоил моё разбушевавшееся счастье. И вот я уже слизываю взбитые сливки с Настиных губ.

–Девушка, у меня претензия. Мне помнится, обещали прапорщика, а вы вовсе даже в халатике. Непорядок.

–Фетишист, -Настя открывает дверь шкафа и скрывается за ней, -извращенец. С кем я связалась?

– Какой ни есть, весь я. Не всё ж меня прапорщикам раком ставить.

– Поговори у меня, – раздаётся из недр шкафа. А потом дверца закрылась. Настя в незастёгнутом мундире медленно идёт ко мне, а я вдруг понимаю, какое счастье мне досталось. Маленькие, почти детские, ухоженные ступни, тонкие щиколотки, аккуратные стройные икры, аппетитно-округлые бёдра. При каждом шаге мундир слегка распахивается, открывая высокие крепкие груди, плоский животик и золотистый треугольник волос в низу живота. Иди ко мне, радость моя.

Уж не знаю, может мундир так подействовал, а может ощущение полной свободы, когда точно знаешь, что вся ночь твоя, и почти весь завтрашний день. Не надо никуда спешить, никому докладываться. Это была феерическая ночь. Упоительно-нежная, сладко-страстная, замечательно-долгая и инициативная, причём с обеих сторон. Настя мне с тобой ХОРОШО, ЗАМЕЧАТЕЛЬНО, ВЕЛИКОЛЕПНО. Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ…

Эта маленькая садистка растолкала меня в начале одиннадцатого утра.

– Солдат, подъём. Умываться, завтракать, гулять, – кричит мне прямо в ухо. Я сел на кровать, сграбастал Настю в объятия и зарылся лицом в вырез халатика на груди. И тут же был зверски укушен за мочку уха.

– Ай, за что?

– Ты зачем извращенец малолетний мундир порвал, – смотрю на висящий на стуле мундир. Да, ай да я. Выдрать умудрился погон, который намертво втачан в плечевой шов.

– Признаю свою ошибку, ну я ж в порыве страсти. Могу пришить обратно.

– В порыве своих извращённых желаний по отношению к прапорщикам. Иди мойся, швея-мотористка. И завтракать на кухню приходи. Ты чай или кофе?

– Чай, я кофе не люблю.

А на завтрак у нас омлет с колбасой и помидорами. Ух, ты.

– Куда гулять пойдём? – спрашиваю.

– А куда бы ты хотел?

– Да я в Москве-то был на Арбате да на Красной площади. Веди куда хочешь. Я сегодня покладистый, где покладут, там и лежу, – отвечаю с набитым ртом.

– Тогда поедем в Сокольники.

Обнявшись выходим через общажное КПП, у дежурного с явно слышимым стуком отпадает челюсть. А и хрен с вами со всеми, мне хорошо. У меня ещё целый день увала. Мы бродим по аллеям парка, едим морожено и целуемся. Жизнь прекрасна. Последние тёплые сентябрьские дни. Лёгкий ветерок гоняет по асфальту первые опавшие листья. Я ещё не знаю, что для меня это ветер перемен. Но это уже другая история.

Отпуск

Стою на пешеходном мосту над Днепром, смотрю на Владимирскую набережную. И на фига тут памятник Владимиру – Крестителю. Что-то не помню я упоминаний о его пребывании в Смоленске. Лучше бы Мстиславу Романовичу Старому памятник поставили, как никак основатель ветви смоленских князей Мстиславичей. Вот против Владимира Мономаха на Соборном дворе я ничего не имею. Правил и в Смоленске тож.

Смоленск, мой родной город, любимый город. Осенью 95 не было ни Владимирской набережной, ни этого пешеходного моста. Но также по холмам над днепровским водами высились башни крепостной стены. Эй, дядько Днепр, куда несешь ты свои зеленоватые воды? До восемнадцати с половиной лет жил я в стольном граде Смоленске, больше чем на неделю, не выезжая из него никуда. И уйдя в армию, я и не думал, что так скоро вернусь в родной город. А «был обычный серый творческий вечер, я лабал собачий вальс по заказу». Тьфу ты, блин, вот ведь КВН, привяжется, хрен из головы выкинешь.

А было-таки обычное сентябрьское утро. Первый месяц осени доживал в Москве последние денёчки, желтели листья на деревьях, холодные уже ночи сменялись всё ещё тёплыми солнечными деньками. Через пятое КПП туда-сюда сновали машины, прошли на работу мужики из автопарка и девчата из ближайших отделений. Как всегда, сижу, нажимаю кнопки, проверяю пропуска на транспорт. Обычная рутинная работа. И тут прибегает мой напарник Санька. С чего бы вдруг, ещё и одиннадцати нет.

– Иди, – говорит, – в роту. Ротный вызывает. Меня с продсклада сняли и тебе на смену отправили.

– О как. И что там на продскладе?

–Молоко шоколадное привезли, вместо кефира теперь будет. На вот, – и Санёк протягивает мне маленькую картонную коробочку. О, к ней ещё и трубочка приклеена. А вкусно-то как.

–Спасибо, Сань. Порадовал.

Иду в роту не спеша. А куда спешить-то? Озадачат какой-нибудь фигнёй, блин.

–Товарищ старший лейтенант, рядовой…

–Иди вон к Приёмко, он тебе всё расскажет, – а чего идти-то, вот он писарь Андрюха в двух шагах. Наша канцелярия – это комнатушка три на три перед кабинетом ротного. Шкаф, сейф да два письменных стола. За одним писарь, за другим должен бы сидеть замполит. Но наш заместитель командира по борьбе с личным составом, Алексей свет Николаевич, перевёлся в миротворческие силы и куда-то укатил. Соскучился мужик по десанту, похоже. Так что, не считая Рассказова в кабинете, Андрюха Приёмко в канцелярии совсем один. И тут он меня ошарашил:

–Я в отпуск со 2 октября иду, ты тут вместо меня будешь.

–Ну ни уя себе струя. Я ж и не знаю ничего, да и печатать не умею,– сказать, что я озадачен, это ничего не сказать. Я, мягко говоря, в ахуе. Нашли, такую мать, канцеляриста.

– Раз Сергей Николаевич приказал, то научишься, – ну да, тут всё правильно. Приказы не обсуждают. Но как мне за три дня выучиться тому, что Вася Пищиков Андрюхе три месяца втолковывал. «Приёмник» досадливо машет рукой, ничего, мол, сложного, всё объясню, если не дурак, то во всём разберёшься. Спасибо, блин, на добром слове. Хотя как оказалось ничего такого запредельно страшного в этой должности не было. Печатать мне пришлось только одну рапортичку в день, расклад для бухгалтерии ГВКГ о больных, отпускных и прочих разных в роте. Ну и какие-никакие рапорты, что начальство прикажет. «Портянку», лист ватмана со списком роты, на октябрь Андрюха уже напечатал, мне в ней только по дням отмечать кто в каких нарядах. К обеду ближе сходили мы с Приёмко в управление, показал он мне в какие кабинеты нужно зайти обязательно, и какие бумаги в них оставить, а что забрать. Ничего вроде сложного, но не люблю я рядом с начальством находиться.

– Главная задача солдата какая? – спрашиваю у Андрюхи, проходя мимо фонтана в малом парке, – оказаться подальше от начальства, да поближе к кухне. А тут две недели сидеть, имея Рассказова за спиной.

– Да нет, Сергей Николаевич тоже в отпуск уходит, – ни хрена себе информашка.

–И кто ж за него? Замполита-то нет.

–А Мелимук будет, – у меня упало вообще всё. Вот так так. Мук-старший, он же «страшный прапорщик» Мелимук Игорь Иванович прозвище своё заслужил не зря. Десантный прапор до мозга костей, резкий на язык, да и на руку, требовательный до придирчивости, он держал в страхе уже не одно поколение солдат в РМО. Для тех, кто понимает, ему, как и ротному, дневальные орали «Рота смирно!», и Рассказов не имел ничего против. Помнится, как-то сразу после присяги старшина повёл нас шестерых «молодых» на собачник. Там были выгружены штук тридцать листов ДСП, огромных, 2 на 4 метра, или около того. Вот их надо было затащить в одну из собачьих клеток. А высота двери в той самой клетке что-то около метра восьмидесяти, да и клетка сама узкая. Вот и мучайся. Часа за три, матерясь, на чём свет стоит, мы с десяток листов в клетку запихали. Но ведь ещё два раза постольку. Ужас. И тут появляется Мелимук. Для начала обматерил старшину, что ты мол творишь, чудак на букву «М». В клетке ДСП всё равно воды наберётся и разбухнет, надо закрытый склад искать. Выволакивайте всё обратно, это он уже нам. Мы аж взвыли. Но под чутким руководством Мука, узнав про себя массу нового и интересного, да не только про себя, но и про предков своих в пятом поколении, понукаемые трёхэтажным матом и разнообразными весёлыми эпитетами, типа «тараканов беременных» и прочая и прочая, и прочая, наша шестёрка выволокла из клетки всё туда загруженное за полчаса. Старшина только тихо матерился, смотря на это безобразие. Когда он вёл нас в расположение, тоже много чего про нас наговорил, но и по лексикону, а главное и по экспрессии он явно Мелимуку уступал.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70875647&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.