– Тяжело тебе, прости, – сочувствовал ему Феодор. – А что это там?
От соломенной колонны театра отделилась чья-то тень. Опять злые происки?!
8 ГЛАВА "ДОРОГИЕ ПРЕДМЕТЫ"
– Постойте! Куда же вы?
Так глупо попасться, сокрушался Феодор, оборачиваясь обратно к колонне театра. И кому, человеческому мальчишке!
– А ты? Что делаешь один, зимним вечером?
Пьер съежился, но не от холода:
– Я не уберег змея… Метель его отняла.
Феодор задумчиво огляделся:
– Поищем вместе игрушку, вдруг метель ее обронила. Нет, сперва хватайся за крыло, – чуткий слух дракона уловил движение на Пересечение. Не желая больше ни с кем разговаривать, Феодор воспользовался укрытием Пьера.
А к огоннику пожаловало заседавшее в строении знаний собрание активистов Царства:
– Ну! Как я и предсказывал, он улетел.
– Прогнав перед этим метель.
– Она покрошила огонник. А когда он надломится, что?
– Он не надломится!
– В любом случае, Феодор не даст нам замерзнуть.
– Слепая вера! Я вам кое-что напомню: именно с рождения дракона температура в Царстве начала понижаться. До него мы вовсе не зимовали!
– Мороз в Царстве полноправен теплу!
– Я о том, что дракон нам не благодетель. Снабжая нас огнем, он хоть как-то искуплял вину. А теперь, если его сородич лишит нас огня, это обречет нас на вымерзание!
– Феодор не даст нам замерзнуть.
– Вы так сильно верите в непредсказуемую и неизведанную драконью природу?! – голос был преисполнен сарказмом. Повисла напряженная пауза.
– Там шебуршание! – послышалось шелушение скорлупных крошек. – Как он тут оказался? Это змей моего отпрыска, – мальчик под боком дракона радостно пискнул, услышав про находку отца. – Удачно, что игрушку нашел я, он из-за нее прогуливает, догулялся до худшего по расчетам. Не получит обратно, пока не исправится, – Пьер горестно выдохнул.
– Мы не определились со списком потока Е. Вернемся, – и активисты удалились обратно. Пересечение опустело.
Невыносимое страдание. Андрон Емельянович причинил его Феодору. И дракон волка за него не винил. Несмотря на то, что услышанное его тоже расстроило, Пьер постарался поддержать дракона:
– Дядя Феодор, этот тип – обыкновенный злюка.
– Хватайся крепче, мы улетаем.
Пьер проживал рядом с пещерой Феодора, горой, избушкой Тараса и еще кое-чем тайным. Двор мальчика ходил ходуном: мать вовсю его разыскивала, расспрашивала каждого встречного, не видели ли они её мальчика.
– Во сколько завтра знания? – дракон понимал, как ему следует поступить в ответ на происходящее в Царстве. Оставалось найти в себе смелость воплотить это в жизнь. Мальчик казался ему нужным помощником, если не подведет.
– В восемь.
– Выйди в семь, пожалуйста. Раньше проснешься, больше сделаешь. Обещаешь?
– Обещаю, – приуныл Пьер.
– Это ради важного дела, – приободрил дракон мальчика. – Ну, беги к матушке, она, бедная, вся извелась, распереживалась, нехорошо.
Мальчик слез с крыла Феодора и потрусил к картонной избушке. Дракон проследил за ним из-за деревьев, наблюдая, как мама заключает Пьера в крепкие объятия, спрашивая, где же он пропадал.
Из скворечника выглянул нахохленный воробей. Ничего не сказав дракону, он улетел. Прервавшие зимовку птицы теперь ежедневно прогревали перышки на краях огонника.
Эту ночь Феодор впервые за месяц провел в своей пещере. Долго и задумчиво разглядывал предметы, много значившие для него в жизни: полусдувшийся резиновый мячик (о, он одержал с ним немало игральных побед!), пожелтевший портрет со знаний (они с друзьями дурачились, и Тарас уронил его в мусор). Книги по истории Царства, коллекционные театральные афиши и фигурки актеров. А в углу весьма ограниченной местом пещеры, на дорогих Феодору лохмотьях, укоряла его недоделанностью миниатюрная копия театра. Тоже соломенная! Феодор мастерил ее в подарок Михиным девочкам.
Привычная, такая родная обстановка пещеры вселяла в дракона уверенность в правильности его решения. Это всё ради них, его друзей и самого Царства. Дракон озарил крышу огнем с грустью, но грустью светлой.
Внешняя лампа пещеры угасла. Славно, что пестрая ленточка колыхалась от легкого ветра, как ни в чем не бывало.
9 ГЛАВА "ДРАКОНЬЕ УДОВОЛЬСТВИЕ"
– Феодор! Давно тебя не видел, где ты пропадал?
– То там, то сям. Дядя Эмиль, вы не нальете мне молочка?
– Конечно! Залетай на верхний ярус.
Нижний, расписанный сочной акварелью ярус со столами предназначался общему пользованию, более сдержанный верхний предпочитали любители уединения. Такие, как Феодор.
Дядя Эмиль накрыл дракону кабинку-сыроежку совсем как в детстве: блюдце с молоком, тортик с вишенкой, леденцы на палочке (их не дракону, себе).
– Молочко, если не ошибаюсь, Ренаты? – Феодор лакал напиток взахлеб.
– Ее. У старушки Ренатушки оно самое вкусное. Кстати, а что же ты без лучших друзей? Не рассорились? В детстве всегда приходили втроем, – дядя Эмиль расплылся в добродушной улыбке, собравшей на его лице много-много сеточек. Удивительно, насколько хорошей была его память. Иногда он вспоминал проделки детей, о которых сами те давно уж забыли. Казалось, Эмиль приходился дядей всем без исключения ребятишкам Царства, оставаясь им, даже когда те взрослели. Слишком быстро они вырастали, частенько говорил дядя Эмиль.
– Мы же уже не дети, чтоб быть неразлучными, – заметил Феодор с некоторым сожалением. – Миха вон сам отец.
– Девчушки в него, такие сыроежки-сладкоежки, – одобрительно кивнул дядя Эмиль. – Когда Лия не видит. Кстати, что тортик?
– Объедение, – с удовольствием причмокнул Феодор.
– Его пек я, – посасывая леденец, дядя Эмиль накручивал ус. – Кстати, проверишь вестибулярный аппарат? После еды можешь в Царстве лишь ты.
– Проверю. До седьмой отметки.
Посередине верхнего яруса алела шляпка гриба. Дракон в нее прыгнул, человек спустился по лесенке.
Все от мала до велика в Царстве проверяли вестибулярные аппараты (чувство равновесия, координацию) в кондитерской усатого дяди Эмиля, на его прославленной бумажной вертушке. На рассвете сладкоежки еще не заходили и ее запустили специально ради дракона. Предусмотрительно спрятав когти в подушечки лап, он заскочил на вертушку с разбега.
Карусель изготовили из бумаги намеренно. При пробах у материала не отыскалось больших недостатков. А из бесспорных достоинств: эластичность, воздушность, устойчивость. На парадном показе вертушка раскручивала разом полцарства! И с возрастом не ослабела, что подтверждали ежегодные проверки, а появившееся бумажное шелестение не убавило, а прибавило ей очарования.
Вертушка крутилась и шаталась вокруг оси, у Феодора безумно сосало под ложечкой. Впрочем, прямые и изогнутые бумажные держалки он игнорировал, полагаясь на крепкий драконий вестибулярный аппарат. Полагаясь справедливо. Дракон получал то же удовольствие, что и в детстве.
Мимо Феодора мелькали размытые пятна – акварельные художества детей, накопленные почти за век. Где-то среди них и его рисунок: зернышки с палками. Дядя Эмиль налил тогда дракончику молочка за, как он тогда выразился: чУдный рисунок.
– Феодор! Феодор! – махал ему протиравший столы к кондитер. Занятие не особо нужное, ведь пока крошек некому было оставить, но совсем скоро сладкоежки ворвутся в кондитерскую и уж после них только успевай прибираться. Но дядя Эмиль не жаловался, он привыкший. Тем не менее, самым неаккуратным он давал в руки тряпку и просил помощи с уборкой. В Царстве на такие просьбы не отказывали, соглашаться на них учили малышей еще в обителях родители.
Дракон соскочил с бумажной вертушки: песок в шторах хрустальных окон достиг временной отметки VII (семь). Пора.
– До свидания, дядя Эмиль, – попрощался дракон, испытывая нежную благодарность к этому хорошему человеку и прекрасному месту. – Я улечу с верхнего.
– Лети с ветром! И, сынок, ты это, не переживай, – дядя Эмиль чувствовал, что Феодор прилетел к нему этим утром не только попить молочка и поесть тортика. И, понимая, что не может разделить с Феодором тяжелую ношу, просто верил в него. Всем своим сердцем надеялся, что помогает просто тем, что он есть у дракона. – Все наладится.
– Непременно, дядя Эмиль. Непременно! – Феодор взмывал ввысь, ощущая умиротворение на душе. Он вспомнил свое счастливое детство, одно из любимых удовольствий!
Дядя Эмиль раздвинул песочные шторы: около кондитерской уже толпились ранние сладкоежки.
– Заходите, мои сыроежки!
10 ГЛАВА "О ДОБРЕ И ОТРОЧЕСТВЕ"
Феодор взлетал все выше и выше. С набранной высоты он оглядывал Царство, выхватывая разное и интересное драконьему глазу: переливающееся оперение птиц, рассевшихся по краям огонника; ползущего по оплетающему виноградом строению знаний шаловливого червячка. Принесший его мальчишка очевидно предвкушал громадный переполох, который устроит подкидыш. И откуда у него теплолюбивый ползучий? Не иначе, он с ним зимовал.
Неравномерные корпуса Изобретальни покрывала какая-то оранжевая субстанция. Эти изобретатели, в их числе его друг Тарас, явно с чем-то переборщили. Подобное часто у них происходило, например, однажды они чуть не взорвали собственный корпус! А в другой раз их строение неизвестно из-за чего окрасилось в нежно-розовый и начало раздувать по всему Царству воздушные пузыри. Девочки Царства от этого пришли в невероятный восторг, соответственно, сразу захотев стать изобретательницами. К их огорчению, Тарас с остальными быстро вернули прежний лиловый оттенок строению. И убрали пузыри. Хотя, как признался потом Феодору Тарас, внутри пузыри еще долго летали, успев порядком всем надоесть.
Писари же, одним из которых являлся друг Миха, никогда не перебарщивали. Шпили их синего строения равные тютелька в тютельку. Никаких подобных Изобретальни курьезных случаев у них никогда не происходило.
А вон и Пьер. Дракон догадывался, куда пойдет мальчик, сдержавший обещание встать пораньше. Действительно, гора влекла мальчика и без воздушного змея.
– Дядя Феодор! Вы прилетели со мной поиграть?
– Почти.
– А во что мы будем…ой-ёй! – дракон сорвался с вершины горы в никуда, попутно закинув Пьера на крыло.
Вниз, вниз, вниз. Феодор доставил мальчика в свою тайную пещеру, в которой обитал весь прошлый месяц (вполне обжитую, с развешанными по ней связками засушенных листьев), к огненному течению, протекающему под половиной Царства. Дракон создал его еще в отрочестве.
– Дядя Феодор, мне нравится с вами играть!
Пьер подкрался к огню на каемке грунта, дракон решительно его оттащил.
– Игра не баловная, а образовательная. Знания – это очень важно, Пьер.
– Тогда зачем мы здесь? – мальчик пытливо оглядывался, глядя на все вокруг с восхищением.
– Согласно расчетам, огонь должен был влиться в огонник к весенним единицам, его должно хватить Царству надолго. Но многое изменилось, поэтому я его подгоню, – Феодор лизнул течение, и его огненное наполнение заволновалось, закипело, потекло туда, куда ему указали. – Вольется аккурат к восьмой отметке. Залезай на крыло, мы улетаем.
И из перестающей быть тайной пещеры они улетели на известное, но такое же уединенное снежное подгорье.
– Вас в Царстве никому не переиграть!
– Предназначение моего огня созидание, бесконечность, потребность. Я сосредоточил это все на сохранение огонника. Злодейский умысел не сможет этого изменить, – учась извергать огонь с настолько сильным защитным уклоном, дракон воспитывал в себе усидчивость: подавляя огненный пыл, он кропотливо вязал шерстяные салфеточки. Некоторые оставил себе, а наиболее удачные подарил Лие, теперь они красовались в их с Михой берлоге.
– Злодей не сможет уничтожить огонник?– понял Феодора Пьер. – Надо скорее всем-всем рассказать!
– Сначала сходи на знания, потом можешь смело рассказывать. И Пьер, будь добр, скажи дяде Михе, что театр доделан.
Мальчик смотрел на дракона по-взрослому серьезно:
– Обещаю! Дядя Феодор, я вас не подведу.
И он не подвел. Но об обязательности Пьера чуть позже. Прежде – еще одна предыстория.
В отрочестве Феодору прислали послание от опекуна западного населения – его сородича, приглашение у них погостить! Однако ребяческий восторг затмило настоящее потрясение от того, о чем гонец, молодой человек, поведал ему по секрету: дракон Исаак разослал по приглашению каждому представителю их разрозненного вида. То есть, он сможет познакомиться с еще большим количеством сородичей!
На границе Царства Феодора перехватил другой гонец, от сына Исаака, Грэга. Вести были страшны: его отец скоропалительно отошел в мир иной. Соболезнуя горю родных, Феодор тактично воздержался от посещения.
А родные Исаака приглашать его не пожелали. Более того, под возрастающим влиянием Грэга западное поселение вскоре вовсе перестало принимать чужаков.
