Когда я ступил на «территорию фестиваля», конференция была уже в разгаре. Главное мероприятие проходило в конгресс-холле. В президиуме на сцене сидели маститые журналисты во главе с главным корифеем Совжура Всеволодом Поддоновым, в это время суток он был ещё трезв. Тут же в зале я обнаружил и председателя нашего отделения СЖ – Валентину Ивановну Матрёнову, даму далеко забальзаковского возраста, обладательницу пышных форм, массивных позолоченных очков и пучка прицепных волос на голове. Мне удалось жестами выманить её из зала:
– Игорь, я в курсе ваших злоключений, – поздоровалась она со мной. – Мне звонила Эмма Вадимовна и всё рассказала. Давайте в перерыве соберёмся всей нашей делегацией и решим, как вам помочь.
Перерыв наступил уже минут через пятнадцать, и вокруг меня плотным кольцом вместе с Матрёновой собрались три редакторши районных газет (все женщины пенсионного либо предпенсионного возраста) и два молодых человека из информагентств.
– Ну вот мы и в сборе, – резюмировала Матрёнова. – Нет только Евгения Витольдовича из областной администрации с помощницей, но они как вчера заехали и зарегистрировались, так пока и не появлялись…
– И не появятся, – отчего-то хихикнула одна из газетных редакторш. – Они в другой гостинице остановились.
– Это их дело, – парировала Валентина Ивановна. – Они работают по индивидуальному графику. Пусть и вдвоём.
Я рассказал коллегам в какой ситуации оказался: без паспорта, без денег, без жилья – и попросил одолжить взаймы до возвращения в Нижний Новгород и пустить, кто сможет, к себе в номер – перекантоваться эти дни.
– С наличкой проблемы, – сказала Матрёнова. – Когда сюда ехали, нас заранее предупредили, что спонсоры выдадут всем платёжные карты: ими здесь все и расплачиваются. Гостиницу тоже оплатили заранее, так что денег с собой брали по минимуму. Мы можем сброситься вам тысячи по две – хватит на эти несколько дней?
– За глаза! Спасибо, друзья! – я готов был всех их расцеловать от одной только мысли, что у меня появятся, наконец, какие-то деньги, и для начала я смогу хотя бы поесть. – Как приедем – тут же верну.
Они тут же сбросились и выдали мне на руки двенадцать тысяч рублей.
– Расписку надо писать? – спросил я у Матрёновой.
– Мы вам верим. К тому же нас шестеро свидетелей, – ответила она.
– С Таракановым и его помощницей получилось бы шестнадцать тысяч рублей и восемь свидетелей, – быстро подсчитал парень из информагентства.
– Что касается гостиницы, – пропустила Матрёнова это замечание мимо ушей, – то мы с коллегами из «районок» живём в номерах по двое. Мы, конечно, можем бросить жребий – кому из нас забрать вас на ночлег, – заулыбалась она, – но мы все женщины замужние – нам пересуды не нужны. Так что придётся вам, Игорь, проситься на постой к ребятам.
Тут уже заулыбались все четыре мои женщины-заимодавцы: «ребята» из информагентств были откровенно голубыми, нисколько не пытаясь этого скрывать.
– Ну что, возьмём Игорька? – наигранно спросил один другого.
– Пойдёшь к нам третьим? Не бойся – мы хорошие, – эпатажно подыграл ему второй гей, обращаясь ко мне с бесстыжей улыбкой.
Восемь женских глаз испытующе смотрели на меня, ожидая моей реакции и ответа. Но парни только что дали мне взаймы денег, и грубить им я не мог:
– Это наверняка было бы незабываемо, но я уже встретил здесь одного своего старого приятеля, и он обещал меня приютить. Так что спасибо, ребята, но я вроде как уже занят, – отшутившись соврал я.
Парни рассмеялись. Но Валентина Ивановна бескорыстно делать добро не привыкла:
– Игорь, мы выручили вас, теперь вы должны помочь нам.
– Нет вопросов. Что я должен сделать?
– Здесь в рамках фестиваля завтра будет вечер презентаций регионов-участников. От каждой области должно быть по три-четыре музыкальных номера. Мы с девчонками споём «Сормовскую лирическую», ребята обещали в молодёжной обработке исполнить песню Морозова «В Нижний Новгород – это значит домой», которую так любил петь наш губернатор Валерий Павлинович Шанцев. И мы знаем, что вы раньше играли в ансамбле. Сможете нам подыграть на инструменте и тоже что-то спеть?
– Конечно! У меня есть несколько песен о Нижнем Новгороде собственного сочинения, – со всем соглашался я.
– Вот и отлично, значит завтра все собираемся на вечер. Форма одежды – парадная, фестивальная, – жизнеутверждающе резюмировала Матрёнова, после чего вновь обратилась ко мне:
– Ну что, Игорь, ваши проблемы мы, кажется, решили: с деньгами помогли, с проживанием вы определились – теперь работайте на конференции. И – не тяните с паспортом. Я бы на вашем месте написала заявление в полицию, чтобы начали искать, а то обратно на поезд без документов не пустят. А для подтверждения вашей личности – называйте наши контакты, мы все здесь подтвердим.
– Спасибо! Вы и не представляете, как меня выручили, – искренне благодарил я коллег.
Ситуация на глазах начала поправляться.
Глупо, конечно, что я соврал про встреченного здесь приятеля, якобы обещавшего меня приютить. Но не идти же мне было ночевать к педикам! Прилипнет клеймо на всю жизнь, так что не отмоешься: ходи доказывай потом, что один раз – не контрабас!
«В конце концов, какие-никакие деньги у меня появились, – рассудил я, – если что, найду поблизости недорогую гостиницу или сниму комнату».
Для начала я пошёл перекусить – в отельном ресторане готовили вкусно, но и цены кусались: вроде и не взял ничего особого, а полторы тысячи пришлось отдать. Пожалуй, я действительно был здесь едва ли не единственным, кто платил наличными. Остальные вокруг расплачивались исключительно спонсорскими картами.
Ритмы фестиваля
Перекусив, я решил было осмотреться на рабочих мероприятиях фестиваля – ведь о чём-то предстояло «отписываться» в статьях по возвращении домой. Но как только пролистал его программу: пленарное заседание «Формула доверия к власти», панельная дискуссия «Современная российская журналистика», круглый стол «Совершенствование форм взаимодействия власти, общества и СМИ в информационном пространстве» и тому подобное – сразу потерял всякий интерес к происходящему.
Как журналисту мне часто приходилось участвовать в подобных фестивалях и конференциях – в Москве, в Дагомысе и на теплоходах, перевозивших журналистскую тусовку из столицы до Нижнего Новгорода. И всякий раз это неизменно выливалось в тягучее пустословие и муторную болтологию, переливание из пустого в порожнее, где конечным смыслом всех этих скучных «панельных дискуссий» и «круглых столов» было примитивное ожидание (под имитацию обсуждения серьёзных тем) вечерних приёмов и банкетов с халявной выпивкой и обильными закусками.
В названиях всех этих мероприятий ежегодно менялись местами одни и те же слова – власть, СМИ, общество, журналистика, пути развития, информационное пространство, формы взаимодействия и так до бесконечности. Но неизменными оставались формализм, лицемерие и фальшь записных чиновников от журналистики и прикормленных пропагандистов, которые даже сами себя в курилках иначе как «пропагандонами» и не называли.
И ещё неизменным атрибутом всех этих тусовок был извечный мэтр отечественной журналистики Всеволод Поддонов. Этот персонаж являл собой ярко выраженное раздвоение личности. С утра он садился в президиуме за одним столом с высокопоставленными чиновниками, как мантру талдычил одни и те же тезисы о необходимости вырабатывать формулу доверия, развивать диалог и укреплять позитивное взаимодействие между прессой и властью (переводя на обычный язык – элементарно клянчил денег на деятельность возглавляемой им журналистской организации), в обед – крепко принимал на грудь, так что его помощницы с криками «Всеволод пьян, у него язык не ворочается!» искали ему замену среди его замов для проведения запланированных с его участием мероприятий. К вечеру же, совсем набравшись и отбросив все условности, Поддонов напрямую называл журналистику второй древнейшей профессией, продажной проституткой, кричал, что журналисты сами «просрали и загубили профессию», поскольку на корню продались власти и бизнесу и довели дело до того, что статус профессии журналиста упал до нуля, потеряв всякое уважение в порядочном обществе.
Как в одном человеке уживались два диаметрально противоположных мнения? Когда он был честен перед собой и окружающими – утром или вечером? Ответ на эти вопросы лежал на поверхности: что у трезвого на уме – то у пьяного на языке. Поначалу эти перевоплощения Поддонова несколько удивляли, затем банально раздражали, а потом все с этим как-то свыклись, воспринимая его метания как неизбежную декорацию подобного рода журналистских тусовок на просторах родной Ойкумены. Но деньги ему исправно выделять продолжали.
Выбрать в первый день фестиваля мероприятие по вкусу мне помогла неожиданная встреча – я даже ощутил себя провидцем. Когда, отклоняя недвусмысленное приглашение геев из информагентств поселиться с ними в номере, я соврал им, что встретил здесь старого приятеля, то и думать не мог, что действительно увижу здесь Влада Покрова.
С Владом мы были знакомы ещё со студенческой скамьи, несколько лет вместе работали на нижегородском телевидении. Потом он недолго был собкором ВГТРК по нашей области, но что-то у него там не срослось. А тут как раз на Чукотке губернатором избрали Романа Абрамовича, и так как в его предвыборной кампании активно участвовали нижегородцы во главе с Сергеем Капковым, то и Влад в составе большого десанта нижегородских журналистов отправился работать туда «за большой деньгой». Там у него вместе с зарплатой и северным стажем дела пошли резко в гору, так что по линии СМИ он даже выбился в большие чукотские начальники, и на всероссийский фестиваль в Ульяновск приехал как представитель журналистов народов Севера.
Влад Покров со студенчества был склонен к экстравагантности и эпатажу, мог прийти на любой экзамен в университете в солдатской гимнастёрке и кирзовых сапогах. И когда я неожиданно столкнулся с ним в фойе перед конференц-залом, вместо приветствия у меня вырвалось: «Ба, Владик! А поцелуй меня в задик!»
Окружающие все как один с интересом повернулись в нашу сторону, ожидая немедленного исполнения моих желаний либо резкого отпора, но были разочарованы: их глазам предстала банальная встреча старых приятелей.
Влад не стал делать того, о чём я его просил. Да с моей стороны это была и не просьба, а лишь своеобразное приветствие – намёк на давнюю историю, которую Покров сам не раз вспоминал в студенческие годы. Тогда многие парни приходили учиться в вузы на рабфак сразу после армии. Влад был одним из таких рабфаковцев и долгими вечерами на картошке любил рассказывать молодым соплякам, поступившим в универ после школы, различные случаи из своей армейской жизни. Почти все они касались дедовщины.
Поначалу Влада на службе, как и всех остальных молодых бойцов, то бишь «духов», очень донимали «деды». Один злобный армянин гнобил Покрова свирепее других. Ежедневно с утра до вечера плац сотрясали его зычные крики: «Рядовой Покров, бегом ко мне!», «Поко?р! Лечь, отжаться!» и всё в таком духе, так что Влад вздрагивал от одного только голоса этого «деда». Без рукоприкладства, естественно, тоже не обходилось. Но вот прошли полгода, и Покрова через процедуру определённого количества ударов пряжкой солдатского ремня по солдатской же заднице перевели в «черпаки», иначе – «фазаны». Сразу после этого обряда новоиспечённый «фазан» Покров вышел на плац, подтягивая штаны, и вдруг услышал до боли знакомый голос: «Владик!» Армянин впервые назвал его не по фамилии! «Ну всё, – обрадованно подумал Покров, – кончились мои страдания!» Он мигом обернулся к доселе злобному «деду» и радостно отозвался: «Я!» – «А поцелуй меня в задик! Бегом ко мне!» – продолжил глумиться армянин. Так что легче Покрову стало только когда злобный армянский дед дембельнулся. Вот тогда уже настало время «дедушки Влада».
– Сколько лет, сколько зим! – приветствовал меня Покров. – Ты как тут?
– Да так же, как и ты, – ответил я. – Только ты от народов Севера, а я по-прежнему от народов Поволжья, но зато с приключениями.
Я поведал ему, как по вине попутчиков в поезде остался без денег, документов и телефона. Но Влад сразу засомневался в моих подозрениях:
– Брось ерунду пороть! Если они ехали из заключения, неужели стали бы мараться и позарились бы на твой телефон и мелочёвку? Их же по билетам тут же вычислят, подумай сам! Да и на хрена им нужен твой паспорт? Такие вещи если и берут, то сразу сбрасывают, – со знанием дела разъяснил он мне. – Ты лучше съезди на вокзал в полицию – может, кто уже нашёл и принёс твои документы? Так что раньше времени не паникуй!
– Да, но без паспорта меня никуда не селят. Можно я сегодня у тебя в номере переночую?
– Исключено! Как ты себе это представляешь? Я приехал сюда не один – со мной коллега из дальневосточного региона, – кивнул он на стоявшую неподалёку выдающихся форм женщину. – Так сказать, от нашего куста. Поэтому не обессудь, наверняка тебе здесь подыщут что-нибудь. Не может быть, чтобы в таком большом комплексе да не было номеров!
Его намерения и планы стали мне предельно ясны, и больше я не будировал эту тему.
– Куда ты направляешься? – спросил я его. – Может, посидим где-нибудь вечерком? Давно ведь не виделись.
– Да не где-нибудь, а здесь же – в отеле! Вечером будет приём, культурная программа и всё такое, – ответил Покров. – А сейчас мы с коллегой направляемся на панельную дискуссию «Региональная власть и пресса – горизонты доверия». Пойдёшь с нами?
Я ещё раз оглядел его спутницу, подумал, что в данном конкретном случае логичнее было бы дискутировать об объёмах доверия, но, безусловно, в горизонтальном положении, а вслух произнёс:
– Почему бы и нет? Горизонты так горизонты. Идём!
И мы решительно направились в аудиторию.
Горизонты и вертикали доверия
Панельная дискуссия начиналась традиционно скучно. Местные чиновники как заведённые сыпали штампами, что «журналист – это особая миссия» и «власть всегда рада любой критике».
Представитель от нижегородской администрации Евгений Витольдович Тараканов (он всё же объявился на фестивале) сетовал на то, что «у журналистов есть одно важное преимущество – со стороны дать самую нелицеприятную характеристику работе других людей, и в то же время сами журналисты часто находятся вне критики, ставя себя над ситуацией». При этом он отчего-то постоянно смотрел на свою смазливую «помощницу», которая всем своим томным видом показывала, что хочет обратно в постель.
Евгению Витольдовичу вторил и чиновник из Орла: «Все мы сегодня видим, что есть пресса объективная, а есть жёлтая. СМИ должны тщательнее проверять информацию, прежде чем её выдавать, чтобы в погоне за жареным не вводить в заблуждение общественность».
В зале было кому обидеться на эти слова: сидевшие рядом со мной орловские журналисты тут же припомнили пресс-конференцию в ТАСС своего губернатора Вадима Потомского по поводу установки в Орле памятника Ивану Грозному. Тогда высокопоставленный российский чиновник двадцать первого века Потомский отправил персонажа отечественной истории шестнадцатого века – царя Ивана Четвёртого из Москвы в Петербург, дословно озвучив следующее: «Иван Грозный однажды произнёс фразу: “Я виновен в смерти своего сына, потому что вовремя не отдал его лекарям“. Он сказал это, когда они ехали по дороге из Москвы в Петербург. Это есть исторический факт, но об этом не рассказывают».
Так как детей ещё в школе учат, что Иван Грозный умер задолго до основания Петербурга, то орловские журналисты тут же задались вопросом: каким образом человек, не обладающий во всей полноте даже базовыми школьными знаниями, может руководить целым регионом? Да ещё и обвинять прессу в публикации непроверенной информации, когда сам вводит общественность в заблуждение грубым искажением отечественной истории?
Я решил поддержать коллег и, чтобы вывести дискуссию на более широкие горизонты, предложил собравшимся поговорить об общем интеллектуальном уровне нынешних чиновников. Для этого рассказал историю о ныне покойном нижегородском губернаторе Иване Склярове.
Как-то в присутствии прессы он принимал у себя в кабинете побратимскую делегацию из Ломбардии, в состав которой входил и худрук театра Ла Скала Массимо Боджанкино. Приближалась очередная годовщина Александра Сергеевича Пушкина, и итальянцы в рамках культурного сотрудничества предложили поставить у себя в Милане с участием артистов нижегородского театра оперу Даргомыжского «Каменный гость» из пушкинского цикла «Маленькие трагедии».
«Идея хорошая, – одобрил Скляров. – Но только в этой опере все ходят в камзолах и латах, как лыцари. А это же – Пушкин! Нужно, чтобы артисты были в русских рубахах и сарафанах». Итальянский худрук сначала подумал, что его разыгрывают и, вопросительно глядя на сидевшего рядом переводчика, промолвил: «Но там же действие происходит в Испании, там Дон Жуан, Донна Анна, Командор. И – русские костюмы?» – «Да. Пушкин же русский поэт, значит и костюмы должны быть русскими», – настаивал Иван Петрович. Массимо Боджанкино, решив, что ему что-то неправильно перевели, либо нижегородский губернатор не читал «Каменного гостя» Пушкина, вышел из кабинета озадаченным. Впрочем, гений Александра Сергеевича для постановщиков всё же возобладал над мнением Ивана Петровича, и в итоге Дон Жуан с Командором не поменяли на сцене в Италии шпаг на топоры.
И раз уж на панельной дискуссии возникла тема формулы доверия к власти, то в своём выступлении я припомнил и нашумевшую в своё время в Нижегородской области историю с мэром Дальнего Константинова. Как-то, напившись пьяным в честь очередного праздника, он не дошёл до рабочего места и справил малую нужду на клумбу перед родной мэрией. А местные папарацци не спали. В другой раз он сделал то же самое, но уже возле почты. А когда его застукали за этим делом и в третий раз, то сначала оппозиционная пресса, а затем уже и все жители городка стали звать его не иначе как «наш вездесущий мэр». Стоит ли говорить, что следующие выборы он проиграл.
– Так что прежде, чем обвинять в необъективности журналистов, представителям власти не мешало бы поискать бревно в своём глазу, повторить школьный курс отечественной истории и литературы или хотя бы не ссать на клумбы, – резюмировал я.
В этот момент, полностью полагаясь на профессиональную солидарность, я искренне был уверен в том, что коллеги поддержат мою точку зрения, и потому заранее благодарно посмотрел на Влада Покрова, как бы передавая ему эстафету развить мои тезисы.
– Власть очень много делает у нас на Чукотке для того, чтобы люди тянулись к очагам культуры, – начал человек, выбившийся в большие чукотские журналистские начальники. – У нас традиционно отмечаются праздник кита, День моржа, праздник встречи солнца. И всё это благодаря всемерной поддержке администрации Чукотского автономного округа и лично…
Дальше слушать я не мог, со всей очевидностью убедившись в том, что народы Севера и не собираются разделять мою точку зрения, потому что приехали сюда публично льстить своему начальству, используя всероссийскую трибуну.
Ещё раз пристально посмотрев на Покрова, я вспомнил, что, будучи втянут им в панельную дискуссию, до сих пор так и не решил свои личные проблемы – с пропавшими документами и с ночлегом. Под монотонный бубнёж Покрова ничего путного мне в голову не приходило, а потому я взял свою сумку и вышел из аудитории. Для себя я решил, что поступил по-английски, но Тараканов посмотрел мне вслед недобро.
А мог бы работать кондуктором…
День выдался очень тяжёлым, и, выйдя из конференц-зала, я сразу почувствовал, как сильно устал. Но приткнуться отдохнуть было негде, поэтому я решил вернуться на вокзал, чтобы узнать, не нашлись ли мои документы и другие вещи, а если нет – написать в полицию заявление о пропаже.
Спустившись на ресепшн, я снова увидел симпатичную девушку, которая помогала мне утром.
– Ну что, разыскали земляков? – приветливо обратилась она ко мне.
В суете я забыл её имя, поэтому посмотрел на грудь, где был приколот бейдж. Грудь была чудо как хороша, так что одно удовольствие было прочесть: «Эльвира Улябина, дежурный администратор».
– О! Мы с вами где-то встречались? – невольно вырвалось у меня, но я поначалу не понял, откуда мне знакомо её имя.
– Да всего-то пару-тройку часов назад! – кокетливо ответила она. – Решили вопрос с ночлегом?
– Коллеги мне посоветовали ещё раз съездить на вокзал: там могли найти мои документы. Могу я оставить у вас сумку, чтобы не возить её с собой? И как отсюда ходит транспорт до вокзала?
– Конечно, оставляйте, – она взяла мою сумку и положила её под стойку. – А шаттлы ходят от отеля через каждый час или два по расписанию. С бейджем – проезд бесплатный.
– Спасибо, Эльвира, вы мне очень помогли, – поблагодарил я.
– Зовите меня просто Эля. Мне не нравится, когда ко мне обращаются официально, – улыбнулась она. – Удачи вам в поисках, и смотрите ещё что-нибудь не потеряйте!
– Что же я ещё могу потерять? У меня больше ничего и нет.
– Голову, например, – и я уже не мог оторвать глаз от её улыбки.
– С вами это сделать будет непросто, – начал было кокетничать я, но тут же поймал себя на мысли, что с моей стороны – это верх наглости: мало того, что я человек без документов, так здесь в Ульяновске – ещё и без определенного места жительства, то есть практически бомж. – Поеду идентифицироваться.
Шаттл стоял у отеля, и минут через десять я уже был в пути. Эля мне очень понравилась и мне показалось, что это было взаимно. Всю дорогу я никак не мог вспомнить, где раньше слышал эту фамилию – Улябина?
Автобус сделал одну остановку на набережной Ульяновска, и вскоре я уже был на вокзале. Второй раз за день.
В бюро находок, куда я сперва обратился, ничем мне помочь не смогли – ни одну из моих пропаж сюда не приносили. В местном отделении полиции – то же самое. В течение дня уверенность в том, что меня обокрали именно блатные попутчики в поезде, у меня как-то рассосалась, и поэтому заявление о краже я писать не стал. «А в случае потери документов, – терпеливо разъяснил мне дежурный, – заявление об их пропаже нужно писать по месту прописки, то есть в Нижнем Новгороде, где их и будут восстанавливать».
Здесь всё равно ничего не добьёшься, подумал я и решил вернуться в «Древо Хитрово».
Тут я вовремя вспомнил, что в отеле кусаются цены на еду, и все там расплачиваются халявными спонсорскими картами, каковой у меня нет. Так как мой бюджет был довольно скромен, а застрять в Ульяновске мне предстояло на несколько дней, я решил перекусить в кафе у вокзала – благо здесь было значительно дешевле.
Заказав плотный обед, я попытался вспомнить: откуда мне знакома фамилия администратора отеля Эльвиры? И уже когда допивал чай, торкнуло: «Маша Улябина из Ульяновска», – так, кажется, говорила, направляя меня в командировку, директриса Чулкова о какой-то своей однокурснице с журфака МГУ. «Может, родственница? – подумал я. – Нужно будет узнать».
Выйдя из кафе, я увидел, что на том месте, где утром пел Пашка План, какие-то новые парни играют шансон. Я поинтересовался у них: где утренний певец?
– Перебрался на набережную. Там туристы с теплоходов выгуливаются – бабла можно больше срубить. А мы поём здесь для тех, кто ждёт поездов. Поддержите музыкантов, чем можете.
Я положил им в шапку полтинник, прыгнул в шаттл и поехал в отель.
