«Можешь прямо сейчас в сумку спрятать.»
Потом отводит к странного вида горбатому лежаку с ремнями и наручниками. Поднимает за бока и кладет животом вниз.
«Эй! С ума сошли?! А эти?»
Киваю на Ольгу Павловну и дебилов-одноклассников.
«Они нас не видят и не слышат.»
Видать, у него какой-то фетиш. Трахать девок в классе на уроке. Школьные комплексы.
Да мне-то какая разница, что у него за тараканы в голове? Главное, чтобы деньги заплатил.
И чтобы ходить смогла. Как отпустит – сразу по магазинам. Сперва в «Оптимум». По бутикам. Прикупить тот короткий сарафанчик, который Маге понравился. Да так, что он прямо в примерочной меня чуть было не оприходовал. Уже трусы разорвал, уже бедра раздвинул. И застыл, шумно сопя и вращая глазами. «Парасти, дарагая… Он так абтягивает тваю… н-нэ удержался.» Мага хороший. Другой кавказец на его месте за эти полгода сотню раз бы меня уже отдрючил. Да еще и с братухами-борцухами поделился. Я же вижу, как они слюни при виде меня глотают, эти его бородатые ваххабиты. А Мага меня ценит, хранит. Может жениться хочет? Или у него против целок предубеждение? Говорят, бывает такое. Кровь, вопли, плачь. Противно. Если так, то теперь мы с ним сутками будем кувыркаться.
А еще он обещал тур в Дубай. Пляжи, море, отель пять звезд. Вот там я ему точно дам. А будет отнекиваться, оседлаю и изнасилую. Бабка с пьяных глаз одним деревенским рецептом поделилась. Как мужику перевязать так, чтоб полдня стоял и не падал.
Ладно.
Продолжим о прекрасном.
К сарафанчику надо будет прикупить золотую сумочку и поясок в стиле «Мадлен Бишу». И туфельки. И сапожки на осень. И курточку. И еще шубу.
Но главное – Айфон. Семнадцатый. Про Макс. С супер-пупер камерой и нейросетью на борту.
А денег хватит? И вообще. Мне же квартира нужна. И машина.
Кажется, я серьезно продешевила.
Надо было требовать пять лямов. А то и все десять. За такие-то мучения.
Кстати, уже почти не больно. Странные ощущения. Я, походу, начинаю ждать каждой фрикции, когда его елда до упора раздвигает стенки влагалища и таранит матку. Это…
А это еще что?!
Он вдруг замирает и начинает мычать и мелко содрогаться.
Ни дать, ни взять колхозный бык-осеменитель.
Осеменитель!
По спине толпой бегут мурашки.
Увядший монстр выпадает наружу, и я тут же чувствую, как выплескивается и начинает сползать по ляжкам тягучая, густая масса.
Мать твою!
Он в меня кончил!
Вскакиваю с лежака, не обращая внимания на опять вспыхнувшую боль между ног.
– Ты в меня кончил! Мы так не договаривались!
Мистер Невозмутимый кладет тяжелую лапу мне на голову.
– Тихо. На место села.
Я послушно сажусь обратно на лежак. Словно включается первобытная программа и тот, кто в меня только что вдул, получает полное право мною помыкать. Становится моим хозяином.
Он идет к столику, наливает стакан воды и протягивает вместе с крупной голубой таблеткой.
– Выпей. Последняя швейцарская разработка. Стопроцентная защита от всех вирусов, спиногрызов и мандавошек. Лучше презерватива.
Я послушно глотаю. Смотрю на него, хлопая ресницами. Мельком кидаю взгляд на пачки денег.
– Всё? Могу идти?
– Куда? – усмехается он. – Ты же сказала училке, что у тебя голова болит. Будет странно, если появишься на уроке. До конца занятий целый час. Пойдем в ванную. Там биде. Джакузи. Подмоешься. Расслабишься.
Он берет меня за руку, стаскивает с лежака и ведет к выходу. Как есть, голую, с красными и белесыми следами на ляжках. Я вспоминаю, что за дверью холл, а в холле у него двое охранников. Но мне почему-то все равно.
Я оборачиваюсь на одноклассников, которые горбятся за мольбертами и не знают, что прямо у них под носом, в считанных метрах, отодрали главную красавицу гимназии. На которую дрочат все спортсмены, мажоры и ботаны. Сорвали юбку, стащили трусы, поставили раком и оттрахали огромным болтом, лишив невинности.
Кажется, я начинаю понимать мистера Невозмутимость с его стеклянной стеной.
Тайное знание.
Ты видишь. Тебя не видят.
Ты знаешь. Они не знают.
Это возбуждает.
Дебилы-одноклассники елозят кисточками по мольбертам.
А Ольга Павловна вдруг поворачивается и, сверкая очками, смотрит прямо на меня.
Она что? Тоже видит?
Лекс
– Ковалевский! Ты совсем с дуба рухнул?!
Когда моя бывшая сердится, она становится настоящей красоткой. Щечки румяные, губки пунцовые, глазищи сверкают вместе с очками. Пиджачок распахнут, крупные груди из выреза блузки чуть ли не выпрыгивают.
– Ты о чем, милая?
– Дуру из меня не делай. Где она?
– Кто?
– Виноградова!
– Первый раз слышу.
– Алиана!
– А! Это та длинноногая девица, которая вырядилась словно на кастинг в немецкую порнографию? Ты же ее домой отпустила. Типа, голова болит. Я тут не причем.
– Дурака не включай. Видишь мои очки? У меня зрение минус пять.
– Сожалею.
– А у кого слабое зрение, хороший слух. Вы оба-два целый час мне урок проводить мешали! Кровать ходуном ходит. Стены трясутся. Девка на весь дом то орет, то стонет. Ты ее резал что ли?
– С чего ты взяла что это она?
– Не виляй. Я ее голос из тысячи узнаю. Ты совсем идиот? Ей семнадцать! Ты ей в отцы годишься.
– Во-первых ей восемнадцать. Неделю назад исполнилось. Мои люди пробили ее по всем базам, как только она ко мне заявилась. А во-вторых, в отцы я гожусь только теоретически. Ей восемнадцать, мне тридцать один. Тринадцать лет разницы. Не помню стоял ли у меня в тринадцать. Но ни одна фертильная особь женского пола мною тогдашним бы точно не заинтересовалась.
Она вздыхает.
– То есть сознаешься. Ты ее трахнул.
– Что за лексикон, Олечка! Мы занимались любовью. Причем по ее инициативе.
– Знаю я эту инициативу. Говорили мне, что ты не просто так в свою кунст-камеру молодняк пускаешь, да я не верила. Думала, ты любишь общаться с художниками, актерами да поэтами. А ты просто девок молодых за деньги портишь. Ну ты и скотина.
– Да ты ревнуешь?
– Я?! Ревную?! Мне тебя жаль. Если взрослый мужик трахает школьницу, а потом платит ей за это деньги, то по закону это называется «Вовлечение в занятие проституцией». Благодари бога, что она совершеннолетняя. И что у нее мозгов меньше, чем у курицы. Была бы похитрее, накатала бы заяву и забрала бы все твои миллиарды. Ковалевский! Тебе что, ее вообще не жалко? Ты ее рожицу наивную видел? Она же по развитию второй класс, не старше. Кукла. У нее на лбу написано «Да-да войдите!»
– Ну вот я и вошел, – удачно каламбурю я.
– Ты воспользовался ее беспомощностью. Как последняя скотина. Еще раз спрашиваю. Где она? С нею все в порядке?
– Абсолютно. Просто устала. Сейчас отдыхает. Вечером отвезу ее домой. Хочешь на нее посмотреть?
Оля ожидаемо идет на попятную.
– Н-нет. Не обязательно.
На самом деле я немного кривлю душой. Девчонка лежит сейчас у меня в кабинете сразу с тремя свечками в заднице. То ли я ее недостаточно расслабил в джакузи. То ли влил мало лубриканта. А скорее просто поспешил и вместо того, чтобы готовить ее к первому в жизни аналу постепенно (один палец – два пальца – три пальца – маленькая пробка – средняя – большая), вогнал член в ее упругую круглую жопу резко, целиком и практически без подготовки. Потом пришлось долго утешать и успокаивать, вытирать слезки и сопельки и вывалить на столик еще кучу баблища в качестве компенсации. Не рассказывать же ей, что это условие заказа и что в техзадании эта сцена так и называется «Анально-оральное изнасилование в ванной».
Из гостиной доносится шум, голоса, двери открываются и в коридор высыпают ученики Художественной гимназии с тубами и большими картонными папками. Занятие окончено.
Оля хлопает в ладоши, чтобы привлечь внимание.
– Так! Ребята! Домашнее задание! Найти у себя дома и нарисовать старую вазу, чашку, кружку.
– А корыто можно?
– Тебе – можно. Давайте поблагодарим Александра Витальевича за гостеприимство.
Ученики вразнобой благодарят Александра Витальевича, я расшаркиваюсь, украдкой их разглядывая. В классе две трети девок. Есть несколько неплохих фигуристых экземпляров. Надо дать задание охотникам, чтобы они начали их окучивать.
Все шумной толпой бредут к выходу. Один, худой нескладный очкарик, останавливается.
– Ольга Павловна. А вы Виноградову не видели?
– Я ее домой отпустила, – хмурится Оля. – У нее голова разболелась.
– Я звонил к ней домой. Она трубку не берет. Может случилось чего?
– Ничего не случилось, Смирнов. Спит она. Выздоровеет, придет.
Очкастый Смирнов удаляется, что-то бормоча.
– Бойфренд? – спрашиваю.
Оля фыркает.
– Рылом не вышел. Скорее несчастный поклонник.
Я провожаю их всех до дверей.
Уже выйдя в холл, Оля вдруг оборачивается.
– Кстати, бойфренд у Виноградовой все-таки есть. Хороший мальчик из богатой семьи. И сдается мне, ты скоро с ним познакомишься.
***
Иду в кабинет, но по пути заглядываю в гостиную.
