София решает жить
Ольга Гуляева
София становится свидетельницей того, как за один день привычный мир превращается в мир ходячих мертвецов. Спасти самых близких она не успевает. Ей предстоит выбраться из эпицентра скопления зараженных тварей, проделать путь на юг и найти новый повод жить. Среди одного процента выжившего населения страны она встречает разных попутчиков: и таких, на которых можно положиться, и предателей, новых миротворцев и тиранов, философов и простаков. Эта книга о том, как в мире беззакония создаются молодые общества и устанавливаются новые порядки. Как новый мир делят между собой самодостаточные личности старого мира и новые самопровозглашенные «царьки». Как в небольших общинах, огороженных высокими заборами от ходячих мертвецов, люди находят больше человеческого тепла, чем в развитых прогрессивных и безопасных мегаполисах прошлого. О том, как меняется система ценностей в мире, лишенном благ цивилизации.
Ольга Гуляева
София решает жить
Жить глупо, когда остальные мертвы.
Как будто ты уходишь с вечеринки последним
и точно знаешь,
что тебя ждет только бесконечное похмелье.
Пролог
Я выхожу из здания бывшего фитнес-клуба и опасливо оглядываюсь по сторонам. Стемнело незаметно. Обычно стараюсь возвращаться в коммуну до темноты. При свете проще заметить их раньше, чем они тебя. Тем более, им все равно, они идут на запах. Человечины. Хотя справедливости ради надо заметить, что и сами источают самое отвратительное из известных мне зловоние. Трупное. Но теперь оно повсюду.
На мне джинсы на широком кожаном ремне, тяжелые ботинки на шнуровке и мокрая от пота майка телесного цвета. Спортивная сумка через плечо. Я не успела переодеться после тренировки: увидев, как резко темнеет, поспешила на выход. Но не подумала, что, не приняв душ, буду «вонять» для них ещё сильнее. Или мой собственный страх, который обволакивает меня в неосязаемый, но только не для них, кокон, выдаст меня быстрее?
До того, как фитнес клуб стал школой выживания, я приходила в почти такой же около дома в любое время. В офисном платье, на каблуках. Выходила свежая, взбодрившаяся тренировкой и весело цокала по асфальту в сторону парковки, наслаждаясь вечерней прохладой и согреваемая изнутри теплом разгоряченных мышц. Все познаётся в сравнении.
Теперь привычный путь до парковки представляется дорогой смерти.
Но несмотря на то, что население заметно поредело, у самого входа в клуб, а теперь в школу, как и в прежние времена, свободных парковочных мест, как назло, не осталось к началу занятий. Не удивительно, ведь сегодня школа выживания пользуется особенной популярностью.
Сейчас площадка перед клубом пуста от машин. Самые предусмотрительные заранее приехали и вовремя уехали. А мне предстоит преодолеть пару сотен метров в темноте до парковки, где меня ждет мой автомобиль. Жестяная капсула, в которой я чувствую себя в безопасности. Главное следить за уровнем бензина и желательно иметь с собой запасную канистру.
Вглядываясь в темноту, я интуитивно кладу руку на бедро, где обычно висит мой топорик – лучшее оружие, которое вмиг раздрабливает их дряхлые черепушки. Но сегодня я забыла его в машине и не стала возвращаться, чтоб не опоздать на тренировку. Как же я без него? Они, конечно, не полезут сейчас из всех щелей, в крайнем случае добегу, но безоружной быть непривычно.
Огнестрельное не приветствуется. На один выстрел, потраченный на одного ходячего, немедленно сползется сотня. Топориком куда надежнее.
Можно, конечно, вернуться в школу. Там кто-то оставался. Попросить проводить. Но сегодня нам преподали несколько уроков по рукопашному обезвреживанию тварей. Самое время отточить новые навыки, если придётся.
В конце концов пора уже научиться жить в мире, который никогда не будет прежним, мире, неравномерно поделённом между живыми и мертвыми. Научиться жить, не будучи скованной липким ужасом каждую минуту.
Я сглатываю и спускаюсь на одну ступеньку вниз, беспрестанно вглядываясь в темноту и прикидывая самый безопасный путь до машины…
Еще шаг. И я понимаю, что уже не отступлюсь. Теперь только вперед, в темноту, без оглядки на уютный, хорошо освещенный и безопасный зал. Даже те немногие, кто остались внутри, не порадуются идее прогуляться со мной до парковки и потом обратно в одиночку.
Надо же, страх оказаться неудобной для кого-то превалирует над страхом оказаться мертвой. Раззадоренная этой мыслью, я делаю еще несколько уверенных шагов.
Тихо. Даже почти не воняет. Этот район достаточно оживленный благодаря школе выживания. Не все приезжают сюда на автомобилях. Многие приходят пешком, а по дороге устраняют околачивающихся в округе зомби, практикуясь перед занятиями или после.
Наши тренеры по выживанию – молодцы, умеют вселить воинственный настрой. Благодаря этому я сейчас иду вперед. Достаточно уверенно. Я хорошо попрактиковалась на живых, а с мертвыми должно быть значительно проще. Проще, если побороть отвращение и страх. Конечно, я уже не такая трусиха, как в самом начале заражения. Человек привыкает ко всему. Если не сходит с ума раньше.
Почти полпути. Но вот заканчивается зона, освещенная фонарем. Не оглядываться. Иначе я рвану назад и уже больше никогда не решусь проделать этот путь. Я навсегда увязну в терниях своего страха и сойду с ума, как большинство не подвергшихся заражению.
Несмотря на свой опыт выживания в горячих точках постапокалиптического мира, инструкторы покинули школу засветло. Внутри осталась лишь охрана, которая не высунет носа до утра, и пара таких же капуш, как я. Поэтому мой автомобиль, очертания которого уже можно различить на полупустой стоянке, частично залитой светом, выглянувшей из-за туч луны, выглядел куда более привлекательной перспективой, чем возвращение в почти пустую школу. К тому же безумно хотелось есть, а в коммуне меня наверняка дожидался ужин, пусть и остывший. Голод правит мною. Чем я лучше них?
Моя Мазда доставит меня прямиком к воротам коммуны, которые приветливо распахнутся, пропуская ее. И я смогу быть уверенной, что ни одна тварь не проскользнет заодно, благодаря чутким смотровым.
Мои тяжелые шаги становятся глуше: я ступаю по газону, отделяющему тротуар от парковки. Сорок метров до автомобиля – радостно прикидываю я. Рука уже нащупывает ключ в кармане и судорожно ищет нужную кнопку. Я одна, в темноте, без оружия – стучит у меня в висках. От осознания этого положения подкашиваются ноги, и кажется, что машина самопроизвольно отдаляется от меня. Я стараюсь ускориться, при этом не давая поблажку ни одному из органов чувств, работающих сейчас на пределе – слуху, обонянию, зрению…
? Зрение. Мой взгляд улавливает тварь у забора на противоположенной стороне парковки. Это точно не человек, я уже слишком хорошо изучила конвульсивную манеру движений мертвецов.
Он еще не заметил меня. Он дальше от моей машины, чем я. Он медленнее.
Но вернуться в зал все равно надежнее, если не наткнуться по дороге на другого ходячего. И все-таки я принимаю решение: не оглядываться. И бегу вперед. К автомобилю. Навстречу твари…
Я чувствую запах приближающейся опасности. И это не фигуральное выражение. Я чувствую вонь мертвеца, околачивающегося неподалеку от моего такого близкого и одновременно недосягаемого укрытия – автомобиля. Он тоже улавливает запах моего пота и неуклюже движется мне навстречу.
Но я ближе к цели, я все рассчитала холодным умом, когда приняла роковое решение идти вперед. Я бегу. Быстро. Никакой вязкости в ногах, как бывает в страшном сне. Наивно радуюсь этому. Но существо, тряся ошметками то ли одежды, то ли плоти тоже ускоряется, издавая предупредительный голодный рык.
Я уже сталкивалась с ними довольно близко, когда все только началось, до того, как нам удалось создать относительно безопасную коммуну. Но я почти сразу встретила Марка, который спас меня, и с тех пор редко встречалась с мертвецами один на один. Марк предоставлял мне возможность справляться с ними самостоятельно, но под его чутким руководством. С ним было почти не страшно, не то что сейчас: одной, в темноте, без оружия.
Я поравнялась с машиной. Руль с другой стороны, со стороны твари. Но оббегать авто, давая фору врагу, я не стану. Он совсем близко, от вони уже режет глаза. Я дергаю ручку пассажирской дверцы, но она не поддается. Я слишком лихорадочно и без разбора жала на кнопку ключа. И продолжаю делать это. Автомобиль пищит, мигает, раззадоривая тварь, но никак не открывается, хотя слышно треньканье замков. Я продолжаю одной рукой дергать ручку, второй жать кнопку пульта. Поддалась!
Я плюхаюсь на пассажирское и шарю в темноте рукой в поисках топорика. Глупая тварь набрасывается на окно с водительской стороны, не додумываясь обогнуть машину. Да и не успеет уже. Я тянусь к дверце, чтоб захлопнуть ее за собой.
Но вдруг мерзкий рык усиливается, превращаясь в адское многоголосье. А я не могу перекинуть ногу через порожек, потому что в каблук моего ботинка вонзаются крепкие зубы мертвеца. Еще одного, притаившегося прямо под автомобилем и поджидающего меня там. Нет, они не способны поджидать специально. Они ничего не соображают и не чувствуют, кроме вечного неутолимого голода. Но откуда столько силы в челюстях этих доходяг?
Я не могу высвободить ногу рывком, приходится помогать второй ногой. Лоб мертвеца превращается в месиво от моих ударов, но хватка не ослабевает. Только бы не прокусил кожу ботинка и не пустил свой смертоносный яд в мою плоть! Я вспоминаю одного мужика из нашей коммуны, который остался жив только благодаря тому, что отсек себе руку по локоть сразу после того, как тварь впилась зубами в его запястье.
Рукоятка топорика наконец в моей ладони. Замах очень слабый, но все равно у меня получается добить мертвеца одним ударом и высвободить ноги.
Второй тут как тут. Смекнул-таки, обошел. И вот уже лезет ко мне вслед за своим менее удачливым товарищем. Только под другим углом, с высоты человеческого роста. Не такого уж и большого, похоже, он был подростком до обращения. Замахнуться под таким углом у меня не получится. Я захлопываю дверцу, и голова зомби попадает аккурат между ней и машиной. Что-то хрустнуло. Но для верности я повторяю движение еще раз. И еще. Чувствую кожей холодные брызги.
Мертвое, но теперь еще и бездвижное, тело сползает по автомобилю оставляя кроваво-гнойный след. Я толкаю его ногами и закрываюсь в машине. Провожу рукой по лицу, шее, освобождая кожу от чего-то более вязкого и темного, чем собственный пот, и долго сижу, тяжело дыша и уставившись в одну точку.
Один, два, три, четыре… Считаю про себя… Когда-то, до того, как большая часть населения планеты превратилась в вечно голодных мертвецов, именно на такой период времени мне необходимо было задержать дыхание после медленного вдоха, чтобы предотвратить паническую атаку. Четыре, три, два, один… Выдох такой же продолжительности. Вообще, это роскошь – выкроить время на подобную медитацию в современных условиях. Но сегодня удачный вечер. Я одолела двоих из них практически голыми руками, в одиночку. И пусть я воняю их протухшей кровью и другими внутренностями, обильно излившимися на меня из лопающихся черепов, но я вне опасности. Они остались снаружи, обездвиженные. А я в самом надежном укрытии – автомобиле, заправленном полным баком.
Убраться отсюда, чтобы вернуться уже завтра, но быть осторожнее: не задерживаться до темноты и не забывать оружие. Когда-то я испытывала смертельную досаду, не обнаружив в сумочке помаду или тушь для ресниц. Ругала себя за забывчивость. Теперь же меня могло расстроить только отсутствие хорошо заточенного топора, заткнутого за пояс джинсов.
Перебираюсь на водительское сидение и завожу машину. Колеса спокойно преодолевают небольшое препятствие в виде двух дряхлых тел. Двигаюсь почти наощупь – уже привыкла к тому, что стекла вечно заляпаны их мутной слюной и отпечатками грязных разлагающихся рук. Но дворники работают, фары тоже, небольшой обзор есть. В коммуне я отмою стекла, правда, эффект долго не продержится. Скорей бы домой, вернее, в место, огороженное высоким забором и оборудованное смотровыми вышками. Единственное надежное укрытие, наскоро построенное на костях. Я не помню сколько недель ушло на его возведение и уж точно сбилась, считая унесенные за это время жизни.
Я чудом дожила до того момента, когда территорию коммуны стало возможным считать безопасной. Когда были залатаны последние щели и укреплены хлипкие стены. «Это временное убежище, мы будем искать более надежное», – говорил Марк. Просто всем нам необходима передышка после первой страшной битвы, которую мы в числе немногих пережили. Это временный штаб для планирования дальнейших действий в условиях новой эры. Эры живых мертвецов. В которой каждый из нас если не умирал, то становился сильнее с каждым пережитым днем, и сегодняшний – не исключение. Что нас не убивает…
Свет фар выхватывает из темноты силуэт, волочащийся по пустой дороге прямо мне навстречу. Я притормаживаю, чтобы убедиться, что это не заплутавший раненый. Но скорее для галочки. Мне секунды хватает, чтобы определить – не человек. Но и не мертвый. Мертвые в могиле. Отставить философию. Сейчас я могу спокойно его объехать. Но тогда риск, что именно эта тварь перегрызет кому-нибудь горло существенно возрастет. Поэтому я газую изо всех сил.
На тебе! Смачный удар приносит удовлетворение. Даже если не удалось повредить тот самый вечно голодающий участок мозга, то размазанный по дороге недотруп будет представлять меньше опасности для заплутавшего путника.
Случайный ходячий на автомагистрали оказался не последним испытанием на сегодняшний вечер. Я поняла это, когда подъехала к воротам коммуны. Они были распахнуты. Петли вырваны. Смотровые вышки пусты. Нашему маленькому временному пристанищу пришел конец, смиренно думаю я. Что случилось здесь за день моего отсутствия?
Выхожу из машины, крепко сжимая в руке топорик. Из нашего недавнего укрытия мне навстречу коряво вышагивают сразу несколько тварей. Я готова держать удар. Но они демонстративно проходят мимо. Ну конечно! Я же воняю ими. У меня есть фора. Я начинаю пробираться в глубь коммуны, а в моей пока еще полноценной голове бьется мысль: где все? Где Марк? Марк…
СОФИЯ
***
Жизнь в коммуне мне нравилась.
– Будь осторожна! – крикнул Марк, указывая мне под ноги.
Я балансировала на незакрепленных обрезках бревна, которые в будущем должны стать черновым полом одного из жилищ, с молотком в одной руке и отверткой в другой.
Меня позабавило предостережение, как будто со мной действительно может случиться что-то страшное. Как будто с человеком, который не боится смерти, вообще может что-то случиться.
Я ничего не ответила, но посмотрела на него спокойно, без прежнего презрения, вытерла рукавом пот со лба и взглянула на небо сквозь не до конца еще готовую крышу, чтобы примерно определить, сколько еще времени до заката. Воздух трещал от стрекота кузнечиков, как будто нарочно лишая возможности услышать приближающую опасность.
Я все еще была обижена на Марка за то, что он спас меня. «Я не просила делать этого» – сказала я после того, как он, больно впившись своей рукой в мой локоть, вытащил меня из помещения, кишащего мертвецами. Тогда я еще не догадывалась, что они не сожрали меня только потому, что я уже пахла кровью и находилась в оцепенении. Он вывел меня из здания, он не дал мне вернуться обратно и остаться, когда я начала вырываться и отчаянно выть, привлекая внимание мертвецов. Он рисковал собственной жизнью ради сумасшедшей, и поэтому я считала сумасшедшим его. Потом он согласился пойти со мной еще в одно место. После того, как я более или менее вменяемо объяснила ему, зачем мне это нужно. Но о том, что было дальше, я уже давно запретила себе вспоминать.
Ну а после этого были скитания, отработка точных и сильных ударов, адаптация, объединения в небольшие группы с другими выжившими, но все было как в тумане, потому что не было главного – жизни. Вместе с ней ушел страх и даже голод. Хотя голод покинул меня совсем некстати, в магазинах все еще было достаточно свежих продуктов. Сейчас такая роскошь нам не доступна. Но недостатка в макаронах, консервах и крупах мы пока не испытываем. Только по уровню мародерства в какой-то момент мы смогли сообразить, что выживших на самом деле больше, чем могло показаться. Мертвецам ни к чему были печенье, шоколад, бутилированная вода, чипсы – а все это (легкий ненапряжный перекус) пропало с полок супермаркетов в первую очередь.
Живя в коммуне, я пришла к страшному пониманию: нам всем нужен был хороший апокалипсис. Он выявил пороки, отделил важное от второстепенного, сделал почти каждого выжившего выносливее и мудрее.
Я никогда не чувствовала своё тело таким подвижным и всемогущим. И мышцы, и мысли работали по-другому, как никогда раньше. Появилась почти животная гибкость и ловкость. У меня и у тех других, кто дошел до этого этапа. Как в компьютерной игре, в которой с каждым уровнем герой становится все ловчее и изобретательнее. А к самому концу он практически неуязвим.
Я никогда не видела столько своей крови. Раньше только во время месячных. А сейчас каждый день мелкие бытовые травмы. И в этой крови свежей, красной, горячей и было подтверждение жизни. Кровь – это жизнь. Разлагающаяся гниющая плоть, черви, зловоние – смерть.
Почти не остается времени на уныние и сожаление. Вся энергия направлена на выживание: обеспечить тёплое безопасное жилище, быть сытым. Брезгливость атрофировалась и стало легче, слишком много энергии уходило на нее.
Цивилизация и чувство защищённости подарили человеку слишком много непрошеного свободного времени. Именно на него нанизывалось большинство человеческих пороков. А сейчас мы почти чисты – и в помыслах, и в делах, потомственные интеллектуалы, растерянные, откатившиеся на несколько веков назад, но решившие выживать. Будучи поколением эпохи высокотехнологичных изобретений, мы оказались в эпохе использования керосиновых ламп. И так во всем. По отдельности мы были слишком никчемными, чтобы запросто возродить даже самые элементарные блага. Как строители библейской вавилонской башни, мы потеряли связь друг с другом, строительство «лестницы к Богу» пришлось остановить, а то и вовсе начать сначала.
***
Поначалу мы долго отсиживались в квартире многоэтажного дома. Помню, сначала пришли в мою, но остаться там не смогли. Меня накрыло. Марк нашёл другую. В ней была кровь и плохо пахло. Но он старательно отмыл зловонные пятна и постепенно вонь отступила или просто уже стала привычной.
Интересно, кто здесь жил – ловила я собственные мысли, беспорядочно перебирающие своими мелкими паучьими лапками в моей голове. И тут же находила ответ. В улыбающихся лицах взрослых и детей, взирающих на чужаков в своей квартире с семейных фотографий.
– Надолго мы ещё тут? – то ли спрашивала, то ли проговаривала про себя. Все же этот вопрос мало интересовал меня на самом деле. Да и не помню, чтобы слышала ответ от Марка.
Чего мы ждали? Скорее всего, что кто-то придёт на помощь и расчистит территорию. Сделает грязную работу. Это всегда кто-то делает. Катастрофы, пожары, аварии. Всегда приходит кто-то (скорая, МЧС, другие экстренные службы), но на этот раз не было никого. Опять же не знаю, сколько времени прошло, но счёт пошёл, как минимум, на недели, а так никто и не пришёл.
Однажды Марк сказал: «Скоро зима. Я нашёл нам дом с камином».
Я посмотрела на него как на сумасшедшего. Уйти отсюда? Дом – это далеко. Я все ещё равнодушна к своей судьбе, но снова сталкиваться с тварями – это неизбежно, если куда-то идти. Безумие. Лучше умереть, чем снова увидеть ходячие разлагающиеся тела, вдохнуть их трупный запах. Хотя Марк частенько пах ими после коротких вылазок за едой и другой провизией.
Каждый раз, когда он уходил, я думала о том, что будет, если он не вернётся. Что со мной будет? Закончится еда, вода. И что? Мне придётся отсюда выйти? Нет. Долгими часами, пока его не было, я прикидывала, каким способом лишить себя жизни. Вернее, способности дышать, думать, что-то чувствовать. Потому что жизни во мне не было уже давно.
Однажды я решила уснуть и не просыпаться. Нашла баночку с просроченным успокоительным, припрятала полбутылки виски, про которую Марк вроде как забыл, потому что уже не раз приносил новые, и принялась ждать, когда он в очередной раз уйдет.
Предварительно я не спала около полутора суток, чтобы максимально быстро отключиться после приема горючей смеси таблеток и спиртного. Несмотря на жажду смерти все равно не хотелось сталкиваться с ней лицом к лицу. Просто уснуть. Умереть трусливо, бесславно и незаметно для себя.
Мне почти удалось, потому что отключилась я мгновенно. Но вот огромная волосатая мужская рука, которую я обнаружила у себя во рту, засунутую почти по локоть, оказалась ничем не лучше момента настоящего умирания. Казалось, Марк сейчас выпотрошит меня через горло.
Обошлось. Так он тогда сказал и не разговаривал со мной несколько дней, только кидал обиженные взгляды. А я испытывала досаду по поводу того, что недостаточно хорошо спрятала «следы преступления» перед уходом в вечность. Тогда Марку понадобилось бы больше времени, чтобы понять, что со мной, и я, возможно, успела бы умереть.
