– Разжигать костер в квартире не безопасно. Нам нужен нормальный камин, – сказал Марк вперившись взглядом в пол.
Я как будто впервые за долгое время открыла глаза. Увидела самодельную костровую посреди гостиной. Выжженный паркет, остатки полусгоревших книг. Какие-то из них я читала за долгие месяцы заточения. Или прошли годы? Непонятно. О чем читала тоже не помню.
Пока Марк собирал все необходимое в рюкзак, я сидела с безучастным видом.
Потом долго упиралась. Марк пытался вывести меня силой, но сам быстро понял, что так мы далеко не уйдём. Махнул рукой, развернулся и хлопнул дверью. Какое-то время я перебирала в памяти отметенные ранее варианты идей покончить с собой. Но мои размышления прервал вернувшийся Марк. Он пришёл не один.
За верёвку он притащил за собой ходячий труп.
– Это тебе тренироваться.
Увидев мои глаза полные страха и отвращения, он сжалился.
– Ок, начнём с манекена. Дружище, прости. Тебе придётся ещё немного подождать. – Он вытолкал мертвеца, отчаянно клацающего оголенными зубами за дверь. Он ещё не успел разложиться до костей, но где-то содрал губы и щеки.
Я стояла посреди комнаты растерянно взирая на Марка. Он поставил меня лицом к дивану, принялся суетиться, сооружая какую-то хитрую конструкцию. Передо мной выросло нечто напоминающее человеческий силуэт.
– Сначала нужно определиться с оружием, которое тебе удобнее держать в руке. Он достал из-за пояса топорик и большой молоток. – Давай-ка посмотрим. – Он протянул мне топорик. Я взвесила его в руке, немного пожанглировала им, перекинула из одной руки в другую. Тяжёлый.
– Замахнись.
Я замахнулась от души, чуть не задев люстру и едва не завалившись назад.
– Э, нет. Так ты спину сорвёшь.
Я пожала плечами.
– Вся мощь в руках. Направь ее туда. В спортзал ходила? Учили тебя держать корсет? Вот. Не растекайся. Вся сила тут и тут. – Марк больно пожал мои плечи и запястья. – В ногах тоже сила. Иначе не устоишь. В общем, держи корсет. И думай о том, где основная мощь. Марк постучал пальцем по своему лбу.
Я кивнула, точно зная, что не применю эти умения на практике. Не покидало ощущение бесполезности всего, упущенного времени. Если б я раньше каким-то образом обрела навык сражаться с мертвецами. Если б я не отключала телефон на время работы. Думала об этом постоянно. Но почему-то продолжала слушаться Марка.
– Прямо стой. Ноги на ширине плеч. Топор держи двумя руками, – Марк изобразил, как я должна стоять, сжимая в руке невидимое оружие.
– Одной рукой держи за топорище рядом с лезвием и потренируйся в замахе. Когда будешь опускать топор вперед, рука должна плавно соскользнуть ко второй руке. Так ты сохранишь контроль и совершишь более мощный удар.
Я посмотрела на Марка так выразительно, что он пояснил:
– Меня дед учил так дрова колоть. Пригодилось.
Встрепенувшись от скребков в дверь, он продолжил:
– Положи топор в точку, которую хочешь ударить. Не отрывай взгляда от цели. Нужно уничтожить очаг именно в центральной части мозга.
И снова по моему взгляду Марк догадался, что необходимо пояснение.
– Они мертвы наполовину. Пусть и на большую, но в самом центре мозга есть живучий участок, который побуждает их двигаться и отвечает за голод.
Он объяснял очень старательно, с упоением. Нотки моего интереса заметно воодушевляли его. Ведь он столько времени пытался растормошить меня, добиться хоть какой-то эмоции. И вот ему удалось уговорить меня (как он думает) вступить в схватку с мертвецом.
– Давай, он ждет.
Я покосилась на входную дверь, за которой стояла моя первая потенциальная жертва. При условии, что я не промахнусь, и не случится наоборот.
– Я забыла, что делать.
– Замахнись, – вкрадчиво напомнил Марк. – Верхняя рука должна соскользнуть ближе к лезвию. Крепко держи топор над плечом.
Почему я слушалась его? Мне нравился сам процесс обучения чему-то новому. Я всегда любила учиться. Правда, больше теории. Тело меня не слушалось. Все мамины потуги сделать из меня грациозную лань с помощью всевозможных спортивных и танцевальных секций потерпели фиаско. И когда я выросла, женственные формы, которые я так не любила в юности, оказались весьма привлекательными для мужчин. Я научилась быть грациозной, не имея гимнастического прошлого. Сейчас мне не было стыдно показаться неуклюжей. Просто мучила бессмысленность затеи. Но невольно я поддавалась азарту, чувствуя, как новые знания наполняют меня.
– Быстро и четко опусти топор вперед, позволь руке у лезвия соскользнуть ко второй руке. Целься в точку, которую выбрала.
Я зажмурилась, готовая вот-вот ударить. Мое тело. Я все еще чувствую его, умею им управлять. Для чего-то же у меня сохранилась эта способность. Может, и правда, быть мне бесстрашной воительницей?
– Глаза открой. Всегда оценивай обстановку, в которой атакуешь. Берегись неровных мест. Твоё зрение должно работать на 360 градусов. Если в процессе замаха топор за что-то цепляется, тебе конец. В стеснённых условиях нужно заранее рассчитать амплитуду замаха. То же самое касается и ситуации, если ты не одна, а рядом с тобой находятся живые люди.
При словах «живые люди» я скептически посмотрела на Марка.
– Пока есть возможность, можешь выбрать правильный для себя топор. Марк разложил передо мной в ряд несколько видов инструмента. – Попробуешь все и поймёшь, какой твой. Он начал перечислять, касаясь каждого предмета. – С односторонним лезвием, с двусторонним лезвием, с колуном, с клином.
Я проскользила подушечками пальцев по каждому топорику. Они были как новые. Где Марк их взял? Использовал ли в бою? Если да, то неужели отмыл и натер до блеска каждый?
Я выбрала двусторонний. С одной стороны классический, с другой – внушительно заостренный.
– Пойдем, – он дернул меня за руку в сторону входной двери.
Я вжала голову в плечи и вросла в пол.
Марк покачал головой и молча дернул меня еще раз.
– На, – протянул мне медицинскую маску, пропитанную лавандовым маслом.
Вышел первым. Мертвец раззадорился.
– Хватит его разглядывать, у тебя никогда не будет на это достаточно времени.
Я по стеночке проскользнула на другую сторону лестничной клетки, где было больше пространства для отступления. Марк кивнул: ладно.
– Пусть топор проделывает всю работу. Сделай быстрый, контролируемый замах и расслабься перед самым ударом. В последний момент ты просто направляешь топор. Это предотвращает переход ударной волны от лезвия в мышцы.
Я почувствовала легкую волну азарта и обманчивого бесстрашия, перемешивающуюся со стыдом. Я справлюсь, конечно, но эта тварь привязана, в отличие от остальных.
– Черепушки достаточно тверды. Не уступают полену. Правильно рассчитав нагрузку, ты сможешь участвовать в длительном сражении.
Я представила себя в длительном сражении с мертвецами.
– Топор должен быть острый. Тупое лезвие может соскальзывать с цели, отпрыгивать и увеличивать риск покалечиться. Как наточить топор, я покажу тебе позже.
Я искренне недоумевала, откуда у Марка столько воли к жизни. Зачем? Ну соскользнет, и что? Просто скорее все это закончится. К чему продолжать это страшное, бессмысленное и одинокое существование.
Марк, как будто прочитав мои мысли, отвлекся от процесса обучения, взял меня за плечи, заглянул в глаза и проговорил:
– Я понимаю, какой бессмысленной тебе кажется эта затея. Но мы не знаем, для чего мы остались, сколько нас и какие у нас шансы. Просто представь, что это не конец. Мы еще повоюем, и, возможно, где-то выиграем.
Я такого представить не могла. Мы не в кино, где сюжет должен как-то развиваться и к чему-то вести. Мы в статичном сером вымершем мире. Чтобы снова не завыть от удушающего осознания действительности, я схватилась за топор.
– Если ты нанесёшь удар по черепу, немного отклонив полотно лезвия от вертикали, будет меньше шансов, что лезвие застрянет в черепе, правда, скорее всего, полетит больше осколков.
Тут остатки моей психики не выдержали. Я разрыдалась. Неужели мне действительно придётся делать это? Разрубать чужой череп, чтобы выжить. Череп, который сначала формировался в утробе матери, потом складывался причудливым образом, чтобы выйти наружу через ее расползающийся таз, череп, на котором потом зарастал родничок, который мама проверяла нежными заботливыми пальцами. Человек, обладатель черепа, который я раскрою вдребезги, рос, учился говорить, ходить, ходил в школу, переживал из-за оценок, ссадин и мелких неудач. Как это несправедливо. Я не смогу. Почему я не могу просто умереть?
Дождавшись, пока я перестану всхлипывать, Марк, который все это время понимающе кивал, наконец снова заговорил:
– Ну и последнее, самое важное правило. Никогда не стой позади человека с топором.
Это прозвучало так легко и озорно, что уголки моих губ дрогнули. Я тут же устыдилась этого нелепого рефлекторного движения. Как неуместно и неловко. Марк заметил, но виду не подал. Хотя сам улыбался. Он часто улыбался, и я думала, не сумасшедший ли он?
Настал день переезда. А точнее, перехода. Марк, сказал, что пойдем пешком. Иначе никак. Дороги заставлены автомобилями. К тому времени я убила тринадцать ходячих. Марк решил, что этого достаточно для начала. Сначала я считала, по-моему, сбилась после сотни. Но это было позже. С самыми первыми я расправилась на лестничных площадках других этажей, строго-настрого запретив Марку снова приводить их на порог. От запаха было не отделаться. Он вообще уже просачивался сквозь окна и стены из соседних квартир. Стены оказывались буквально дырявыми, трупный яд стекал по стоякам, протекал через розетки. Да, нам нужно было более уединенное жилище.
В рамках последней тренировки Марк повел меня по квартирам. Предварительно притащил противогазы. Без них мы не смогли бы сунуться ни в одну из них.
– Я не вижу ни фига, – пожаловалась я, морщась от того, как тугая резина стягивает голову.
– Иначе просто в обморок упадешь с непривычки.
Он сбивал замок массивным топором. На шум сразу вышагивали засидевшиеся соседи, не с первого раза вписывающиеся в дверные проемы. Я не заходила в квартиры, чтобы не оказаться в западне в незнакомой обстановке. Дожидалась, когда мертвецы покинут свои жилища. На нейтральной территории наносила удар. Марк страховал меня.
Несмотря на те неприглядные картины, которые я видела каждый день, и к которым потихоньку привыкала, я начала есть. На вылазках тратилась энергия. Раньше я почти не двигалась и ела очень мало.
Насмотрелись мы всякого. Некоторые квартиры были пусты. Если на шум никто не выходил, мы просто заходили и осматривались. Забирали крупы, макароны, воду и консервы. Чтобы Марку лишний раз не приходилось бегать в супермаркет.
Бывало, нас никто не встречал, но в запертой комнате кто-то томился. Оставшегося функционирующего участка мозга не хватало на то, чтобы повернуть дверную ручку.
– В одиночку они не способны вышибить дверь, а вот стадом – вполне.
Стадом, поморщилась я.
Марк открывал дверь, я вставала в стойку метрах в двух, готовая держать удар. Один раз из комнаты выскочил очень маленький ходячий, ростом примерно метр десять. Я так растерялась, что не успела среагировать. Не знаю, что меня больше обескуражило, его скорость, или то, что это бывший ребенок. Марк быстро сориентировался, подстраховал. А я рыдала весь вечер, обнулив все свои прошлые достижения.
Но на следующий день шла снова, чтобы увидеть что-то не менее страшное. Все двери в квартире открыты. Слышно характерное хрипение, но навстречу нам никто не выходит. Оказалось – повешенный.
В другой квартире бедолаги оказались умнее. Было тихо. Марк снял было противогаз, но тут же сморщился весь и натянул его снова. Хозяева прострелили себе головы, лежа в кровати.
Долгими сумрачными вечерами я размышляла об этих людях, о том, как они переживали последние минуты, о детях, запертых дома «до прихода родителей» и умирающих в одиночестве. Марк подходил, сжимал мою руку в своей и говорил:
– Хватит.
Я прекрасно понимала весь подтекст этого слова, как и то, что ему до смерти надоело мое нытье.
В то время, как слезы вытекали из глаз, важное страшное умение наполняло меня. Навык выживания в новом мире.
Марк предупредил, что мы будем встречать живых. Они могут оказаться не менее опасны, чем мертвецы, поскольку многие из них безумны. Не с каждым стоит вступать в диалог и, тем более, объединяться.
Я заглядываю в глаза каждому новому встречному. Они редки, поэтому мне особенно интересно, насколько их рассудок подернут безумием, ведь остаться нормальным познав все «прелести» нового мира невозможно. В их глазах я пытаюсь рассмотреть собственное отражение, понять, насколько безумна я сама. Или выживанием мы, наоборот, обязаны крепкой психике? Никогда бы не подумала, что смогу дать фору многим по этой части, хотя неврастеничкой я никогда не была. Но шарахалась от пролетающей мимо бабочки, черт возьми. Если мой рассудок сохранил ясность, чему я обязана?
Кто-то вышагивает нам навстречу. Не мертвец, но и недостаточно ровная походка для живого. Оказалось, бродяга с бутылкой водки. Это разочарование.
Почему они живут, а другие нет. Более достойные, красивые, целеустремленные, молодые, здоровые. Эпидемия забрала их. А бродячим забулдыгам с посиневшими, опухшими лицами и циррозом в последней стадии все нипочем. Я часто задавалась этим вопросом раньше. Почему этот бродяга или наркоман живет, а моих знакомых и близких забирает то рак, то разорвавшаяся (на ровном, казалось бы, месте) аневризма, то нелепый несчастный случай. Сейчас ответ на этот вопрос вырисовывался с навязчивой ясностью: люди, оказавшиеся на дне, не вакцинировались. Назревал другой вопрос – как им удается избежать атак ходячих? Ответ напрашивался один – это всего лишь вопрос времени. Пройдет не так много недель или месяцев, когда останутся самые стойкие и выносливые. Хотя справедливо ли сомневаться в выносливости бездомного? Ему не привыкать – есть что попало, спать где попало, не мыться и не заботиться о внешнем облике.
То, что когда-то считалось вонью бродяги: режущий глаза запах мочи, немытых волос, запущенного рта – все это померкло по сравнению с застывшим в воздухе трупным запахом. Теперь все перечисленное, что заставляло презрительно морщиться в прошлой жизни, стало просто признаком того, что ты живой.
Не помню точно тот момент, когда я впервые поняла, что от меня воняет, но точно знаю, что меня это не смутило. Запах пота, нестиранного белья, засаленных волос свидетельствовал лишь об одном – я еще жива.
Так же терпимо я научилась относиться к другим выжившим. В этой терпимости чувствовалось какое-то превосходство над прежними нами. Столько энергии уходило на мишуру, на обертку. Как будто все это дано нам, чтобы заглянуть в глубь себя и научиться наконец использовать те незадействованные раньше ресурсы мозга и души. Жизнь начала казаться настоящим чудом, и неважно, что теперь ты просыпаешься по утрам в одежде, которую не менял неделями, с грязными волосами и без возможности почистить зубы прямо сейчас. Вот запускать зубы не хотелось, даже если и найдется хороший выживший стоматолог, вряд ли от него будет толк без специального оборудования. Так что я, как и многие другие выжившие, старалась находить возможность чистить зубы хотя бы раз в три дня. И эстетические мотивы здесь ни при чем. Зубная и головная боль – то, чего я никогда не могла терпеть. Со второй проблемой я разобралась, запасясь спазмолитиком в одной из уцелевших аптек.
Мы шли по лесу, вернее, по лесопарковой зоне, чтобы избежать столкновений с большими стадами ходячих. Но в городе их все же было слишком много, и Марк постоянно говорил о том, что город надо будет покинуть, как только переждем зиму. Я не подавала виду, что ставлю под сомнение его оптимистичность, согреваемая спокойной уверенностью, что до весны не доживу.
– Вот, – сказал Марк.
Остановившись перед современным коттеджем, я осмотрела его и спросила:
– Там кто-нибудь был?
– Мертвецы? Нет. Я выбирал пустой. В состав трупного запаха входят летучие вещества, они крайне быстро и легко распространяются в закрытом пространстве. Проникают в отделочные материалы, в стены, пол, потолок, одежду, впитываются в мебель. В этом составе из микроэлементов и органических веществ быстро происходят бактериальные вспышки, поэтому даже после проветривания и очистки поверхностей трупный запах будет появляться вновь и вновь.
– Им можно отравиться?
– Если концентрация высока или дышать им постоянно, то да.
В особняке прямо в гостиной было огромное зеркало. Я давно не видела себя в полный рост и, пройдя мимо, сделала шаг назад. Когда-то я была бы рада такому отражению. Не лицу серого цвета и спутанным грязным волосам, а отсутствию тех самых ненавистных форм. Меня как будто сдули. Я наконец достигла той стройности, к которой всегда стремилась. И несмотря на то, что боль, которая привела меня к этому состоянию, не могла сравниться со страданиями, которые вызывают все диеты мира, я залюбовалась отражением. Мне захотелось снять мешковатую одежду и поносить что-то по новой фигуре. Успеть поносить, потому что я была уверена, что проживу ещё совсем недолго.
Странное желание – насладиться новым телом, истощенным болью, страхом и страданием.
***
