–Увести её в юрту, – кивнул он на плачущую красавицу и, наклонясь к ней, тихо прошептал:
–Отпразднуем моё назначение, – а затем обратился к не смеющим возразить ему тургарам:
–Ну? Кто-то ещё будет против моего единогласного избрания?
И, к его великому удовлетворению, все молча переглянулись и отрицательно закачали головами.
–Что ж, – самодовольно поджал губы новый каюм, – тогда вот мой первый указ. Все молодые люди старше четырнадцати лет с завтрашнего дня поступают ко мне на службу и начинают усиленно тренироваться под присмотром своим командиров. Остальные занимаются, как и прежде, своими делами. Пока я не решу что-то ещё, – и, отшвырнув ногой голову, обратился к Курдулаю, – повесьте его на самом видном месте. Да, и ещё, – повернулся мужчина к своим теперь уже подданным, – если кто из вас вдруг решит удрать, того ждёт участь пострашнее этого. – кивнул он в сторону окровавленного трупа и, наслаждаясь видом возникшего трепета в перемешку с ужасом и покорностью в глазах людей, добавил:
–Надеюсь, всем всё теперь ясно?
И в это самое мгновение тургары клана степных волков смиренно поняли: в эту ночь в степь пришла госпожа Смерть.
…Только-только забрезжил розовый рассвет и солнечные лучи умылись в утренней росе, а славличи уже группами разбрелись по лесу.
–Йорка! Дочка! Ау! – раскатистым эхом улетали слова в лесную чащу и терялись в кронах её деревьев.
Вот здесь, точно, ступала её нога, трава сильно примята, а здесь светлый локон смешался с зелёной колючкой. Там, на влажной земле, чётко отпечатался след маленькой женской ноги и берёзовая ветка повисла на тонкой ворсинке.
–Не бойся! Никто не обидит тебя! Дочка!
Отчаявшийся отец в гневе бежит к качающимся на якорях кораблям и врезается в толпу стоящих на берегу людей:
–Люди! Други! Да что же это! Украли! Девку украли!
И только тут видит мёртвое тело чёрного раба на рыжем от спёкшейся за ночь крови, песке и склонившегося над ним Торвальда
–Ты! – поворачивается купец к славличу и многозначительно вытягивает в его сторону руку. – Ты убил его!
Уверенность, с которой были сказаны эти слова, была настолько впечатляющей, что никто из собравшихся вокруг людей не сомневался в её правоте и все дружно повернули головы в сторону опешившего от этих слов Мудрояра.
–Я?– тут же остановившись, переспросил тот, не веря своим ушам.
–Ты! Ты! А если не ты, то твои люди. Видели, как вчера твой человек покупал этот нож. А теперь он в шее моего раба. Кто заплатит мне за испорченный товар? Ты?– обратился купец к одному из присутствующих и тот, отрицательно покачав головой, поспешил отойти в сторону.
–Или, может быть, ты, – взяв за грудки трюхлявенького старца, Торвальд тихонько тряханул его. – Кто вернёт моего убитого раба?
Всё ещё пытаясь понять смысл брошенных в его сторону обвинений, Мудрояр искал нужные слова, но настырно лезущие в голову мысли о дочери затуманили его разум. Однако, подбежавший Петро быстро что-то нашептал ему на ухо и прежний Мудрояр перешёл в наступление:
–Многие так же видели, как этот самый нож у моего собрата нагло стащили, – схватив за широкие полы халата, резко одёрнул он Купца, и, повернув к себе, крикнул ему в самое лицо:
–Да и какое мне дело до твоего черномазого? А вот ты девку украл! Люди! – резко отпустив его, обратился он к собравшимся. – Он дочь мою украл!
Заинтересованные таким поворотом, стоящие вокруг мужчины начали переглядываться и шептаться друг с другом:
–Девку?
–Когда?
–А зачем он её сюда привёл?
–Вы бабу видели? Нет. И я тоже.
Однако Купец был не простой малый, что бы вот так терпеть брошенные в его сторону обвинения, хотя прекрасно знал, что в какой-то степени они и правдивы. Но другие-то этого не знали! Поэтому он с присущей только ему наглой уверенностью оттолкнул Мудрояра и завопил:
–Девку? Да ты умом тронулся! Напраслину наводишь! Зачем мне девка?
–А не ты ли просил молодку привезть? Что б кровь с молоком?– даже и не думая отступать, продолжил Мудрояр.
–Я?!– для привыкшего всю жизнь выкручиваться и врать торговца не составило большого труда изобразить из себя невинную жертву и, округлив глаза, Торвальд схватился за голову обеими руками и запречитал, обращаясь к толпе:
–Люди добрые! Да что ж это такое? Мало того, что человека моего сгубили, так ещё и очернить хотят! Вы ж все тут меня не первую годину знаете! Да разве ж я хоть кого-то хоть как-то?.. Да я ж…
И купец демонстративно зашмыгал носом, вытирая широким полом рукава несуществующие слёзы, отмахиваясь от пытающихся утешить его знакомых и кося изподлобья на обескураженного таким поворотом Мудрояра: «Накось, выкуси! Нашёл с кем передряги устраивать».
–Чего случилось-то? Кудахчут словно куры насест поделить не могут, -усмехаясь наигранности Торвальда, поинтересовался у собравшихся только что подошедший к толпе Ратибор.
– Да девку вроде как украли, – просто ответил один из мужчин.– Славличанку. Их вождь воду и мутит. А что? Сам виноват. Не зачем было её сюда тащить. Да дай ты ему в морду!– переключившись на спорящих, советует он Торвальду, яростно выбрасывая вперёд сжатую в кулак руку.
Мгновенно перестав смеяться, Ратибор быстро отошёл за толпу и, сузив глаза, посмотрел в темнеющий вдалеке лес: «Значит, не привиделась. Точно была. И как это я…» – и, со злостью причмокнув губами, решительно направился к своему стану.
Ошарашенный наглостью своего недавнего друга, всегда добродушный Мудрояр неожиданно сжал кулаки и, догнав спешащего улизнуть торговца, послал ему такой сильный удар в спину, что тот упал лицом в песок и начал истошно вопить:.
–Люди добрые! Убивают! Было б за что! А так, незнамо, умирать не хочется!
Но, невзирая на его крики, вождь славличей схватил купца за ворот и потащил по берегу, оставляя на мокром песке широкую борозду:
–А не ты ли просил продать?
–Так ты ж не продал!– визжал купец.
–Вот ты и решил задорма взять?
–Да нет её у меня! Богами клянусь!
–А мы проверим! Эй, там, на лодке! Давай сюда!– машет рукой в сторону стоящих у причала лодок Мудрояр и, наклонившись к испуганному купцу к самому лицу, зло шипит:
–В каждую щель, под каждую половицу твоего корыта загляну. И не дай боже…
Протащив купца по песку прибрежной воды, старейшина швырнул Торвальда в лодку, в которую сел и сам. Пара крепких мужчин-славличей, выпихнув лодочников-рабов за борт, быстро прыгнули на их места и, взяв в руки широкие вёсла, стали грести к высокому кораблю-ладье.
…Дав распоряжение Курдулаю, новый каюм откинул полог юрты, и, войдя в неё, осмотрелся. Да, более, чем скромная обстановка никак не подходила для опочивальни будущего великого правителя. Пора бы выйти на связь с внешним миром и для начала задружить с эпийскими купцами.
Окинув недовольным взглядом своё жилище, Теймур увидел, как в тёмной его части, на старом ковре и подушках, обхватив колени руками, тихо всхлипывает бедная Хайна, кутающаяся в цветастое покрывало. Услышав шаги, она подняла голову и, увидев своего мучителя, забилась ещё дальше, сжалась в маленький комочек и затихла, вытирая рукавом мокрые от слёз нос и щёки.
Равнодушно посмотрев на неё, мужчина плюхнулся на ложе и закрыл глаза.
«Вот она, власть, – подумал он, – делай, что хочешь и с кем хочешь. Никто и слова не скажет. Надо бы наградить этого, – вспомнил он раболепного Старейшину, – наверняка, это он хотел продвинуть меня на выборы. И ещё разработать систему поощрений и наказаний, свод правил. И навестить соседние коганы. Посмотреть, что там у них. Да. Жених этот. Как с ним быть? Подумаю. И по Хайне тоже. Ну и хороша же девка! Крепкая, загорелая», – вспомнив запах её горячего пота, мужчина почувствовал напряжение, возникшее в его членах и, похлопав ладонью по ложу, позвал девушку:
– Эй, прыгай ко мне.
Но, не услышав ответа, он встал и подошёл к тому месту, где ещё совсем недавно сидела Ханна.
–Красавица, – неожиданно ласково позвал он девушку, дотрагиваясь до скрывающего её покрывала и потянул его на себя.
Но, растаявшее было в улыбке, лицо сменила маска жестокого гнева, когда вместо нежной пленницы он увидел кучу наваленных подушек, скрывающих подкоп под юртой.
–Курдулай!– неистово заорал он и тут же в юрту нырнул верный помощник.
–Найти и притащить!– приказал каюм, пиная ногой и без того разбросанные по полу подушки.
Глава 9
Ясно голубое небо рваными лоскутами просвечивается сквозь верхушки вековых деревьев. Солнечные лучи крадучись пробираются сквозь густую листву молодого кустарника, отражаясь всеми цветами радуги на крупных каплях утренней росы. Звонким пением птицы вещают о приходе нового дня и лес пробуждается всей своей звуковой палитрой. Вот и белокрылая бабочка опускает свою головку в только-только раскрывшийся бутон нежного цветка, упиваясь сладким нектаром. Вспорхнув с трепещущегося лепестка, крылатая красавица с удивлением кружится над странным колючим клубком, катящимся через заросли дикого орешника. Не обнаружив в нём для себя ничего интересного, бабочка взмывает в верх и уносится к верхушкам деревьев, а клубок, натолкнувшись на непредвиденную преграду, останавливается. Из-под его колючек высовывается любопытный носик, обнюхивая препятствие, а чёрные глазки-бусинки удивлённо смотрят на невиданного спящего зверя. Быстро перебирая лапками, ёж пробегает вдоль его туловища, останавливается, тянет любопытный носик ближе, быстро дёргая тонкими ноздрями, пытаясь определить величину исходящей от него опасности.
Йорка поднимает веки.
Маленькие чёрные глазки упираются в небесно-голубой взгляд и зверёк, моментально превратившись в колючий клубок, укатывается от греха подальше в сторону от странного существа.
Девушка обводит взглядом местность и, с наслаждением потягиваясь, поднимается. Незнаковый тёмный лес пугает своей природной тишиной. Еле заметный шорох заставляет девушку обернуться и увидеть, как чёрно-рыжий полоз, переливаясь мелкими чешуйками, быстро проползает мимо по влажной траве, дребезжа длинными полосками узкого языка, нисколько не обращая на неё внимание.
Славличанка приседает, собирает ладонью с травы влагу, затем, закрыв глаза, с наслаждением протирает лицо, глубоко вдыхает утреннюю свежесть и, окончательно проснувшись, открывает глаза и осматривается. Ага, когда они утром шли в сторону реки, солнце светило им в спину. Значит… Девушка ещё раз оглядывается, поднимается и уверенно поворачивает в сторону поднимающегося светилы.
…Когда Хайнну по приказу каюма привели в его юрту, она, оглядевшись, сразу сообразила, как можно удрать и, найдя в ней самое тёмное место, откинула покрывающий землю ковёр и шустро заработала маленькими ручонками, отгребая землю от края юрты.
Притоптанная земля плохо поддавалась, но упорная девушка, сжав губы от боли, ломая ногти и сдирая с пальцев кожу, не переставая рыла и рыла, пока, наконец, узкий просвет не появился между юртой и земляной поверхность. Она уже хотела быстренько улизнуть, но в это время со стороны входа раздались голоса:
–Двоих у входа, остальные на дежурство, – узнала она голос Теймура, быстро села у просвета, положила рядом с собой пару подушек и накрылась сдёрнутым с ложа покрывалом.
Моля всех известных и неизвестных ей богов, девушка просила, что бы злодей ни возымел на неё желания и, кажется, они решили ей помочь, потому что Теймур только посмотрел в её сторону и завалился спать. Немного подождав, Хайнна выглянула из-под покрывала, увидела, как грудь закрывшего глаза каюма поднимается и решила, что он заснул. Осторожно, практически бесшумно она юркнула в узкий лаз и, активно работая локтями, вскоре выбралась наружу.
В центре, у погасшего огня прямо на земле спало несколько воинов.
Пробегая между юрт, девушка быстро добралась до окраины когана и там чуть не столкнулась лицом к лицу с делающим обход Курдулаем. Вовремя успев присесть, она прижалась к каменному колодцу и затаила дыхание. Наблюдая за остановившимся в шаге от неё воине, Хайна осторожно отодвигалась за колодезную дугу и, облегчённо вздохнула, увидев, как он прошёл мимо неё и направился к центральному, уже затухшему костру.
Пригнувшись к земле девушка, быстро передвигая маленькими ступнями, выбежала в степь и скоро её тёмная фигурка скрылась между курганов. До соседнего когана была всего ночь ходу и Хайна радостно представляла встречу со своим будущим мужем.
Ветер обдавал её ночной прохладой, развевая подол тонкой рубахи, путающейся между ног. Острые травинки начавшего засыхать ковыля больно резали голые ступни ног, выбивая капельки алой крови. Тяжёлая усталость наваливалась на всё её тело. Но девушка не замечала этого. Перед глазами снова встала жуткая картина с окровавленной головой любимого отца. Зачем он начал говорить! Ну, зачем?! Почему не подумал о ней, о мамке, брате?
Мамка!
Девушка внезапно остановилась.
Как она могла забыть о ней?
Дура.
Только о себе и думает.
Что будет с ней и маленьким братом?
Теймур не простит её бегства.
И девушка представила жуткие сцены расправы с любимыми ею людьми, потом посмотрела на чистое небо, сверкающие звёзды, повернула голову в ту сторону, где далеко за холмами располагалось стойбище соседнего когана, глубоко всхлипнула и, опустив голову, медленно побрела обратно.
Она будто и не заметила приблизившегося к ней всадника, не услышала его слов, не увидела поданную ей руку, даже не разглядела его лицо.
Какая разница?
Не всё ли равно, кто приведёт её к хозяину?
Главное, что бы он сказал, что она вернулась сама и не сопротивлялась.
Главное, что б гнев разъярённого каюма не обрушился на головы родных.
Главное…
Да какая теперь разница? Что для неё главное?
Теперь у неё не может быть главного.
Нужно просто быть послушной и тогда, может быть, будет всё хорошо. Ну, или хотя бы… терпимо.
…Лодка с сидящими в ней купцом, Мудрояром и славличами, уверенно приближалась к ладье.
С палубы, скаля кривые пожелтевшие зубы, на них смотрит пухлый балт в красных, местами выцветших и неумело залатанных, шароварах, с круглым обветренным лицом по имени Малыш. Его голую грудь и выпуклый живот покрывают густые чёрные заросли, а невысокий рост явно намекает на происхождение его прозвища. Рядом стоит нереально тощий, с выпирающими рёбрами и выпученными, как у рыбы глазами, но гораздо моложе, чем его сосед, прозванный с лёгкой руки Малыша, Дохлый. И действительно, это прозвище отражало его самую физическую суть. Настолько бледный и худой он был.
–Эй, там, на палубе, – машет руками Торвальд,– трап спускай!
Малыш на мгновенье исчезает и вскоре за борт вышвыривается длинная верёвочная лестница, уходящая концами в воду.
Славличи переглядываются.
–Милости прошу, – язвительно приглашает купец, указывая на трап и Мудрояр, решительно схватившись за верёвку, поднимается наверх.
Сильно прогнувшись под его тяжестью, трап нерешительно раскачивается и вождь опускает глаза вниз, на несводящих с него глаз людей.
