– Хорошо, я не против.
Женщина засветилась от счастья, и махнула мне рукой, зовя за собой.
– Идем тогда, меня Мария зовут, а тебя? – сказала женщина, заворачивая за стеллажи.
– София, – ответила я, следуя за ней. Мы завернули еще за один шкаф и вошли в маленькую комнатку. Там стоял небольшой столик, тумбочка и пара стульев, на стене весело зеркало и несколько фотографий.
– Присаживайся Сонечка, – излучая материнскую любовь, сказала Мария. Я слегка вздрогнула, когда она назвала меня Соней. Я ненавижу, когда меня так называют. Но ей я почему-то об этом не сказала, я села на стул и еще раз осмотрела комнату.
– Все, чайник поставила. Сейчас будем пить чай, у меня здесь есть пряники и конфеты, – женщина полезла в тумбочку и достала оттуда два пакета. – Угощайся, – кивнула она.
– Спасибо.
– Ну, рассказывай Соня, что же ты забыла тут у нас? Все отсюда бегут, а ты, наоборот, – Мария села напротив меня и плавно опустила руки на стол.
– Я…, – мне было тяжело объяснить свой поступок, я и сама его не до конца понимала, – Я просто устала от своей прошлой жизни, мне нужен был покой, свобода, время для творчества. Там я была несчастна, думала, что найду счастье в другом месте.
– Нашла? – Мария смотрела на меня, и, кажется, сама знала ответ.
– Первую неделю я была счастлива, но теперь не уверена.
– Хорошо там, где нас нет…да? – грустно улыбаясь, заявила Мария. Чайник издал свист, и кнопка щелкнула. – Ну, раз ты здесь, значит, так нужно, – Мария встала и взяв чайник, разлила воду в кружки. – Я тебе вот что скажу, люди слишком упорно и порой долго ищут счастья. Но спроси у них, что же они пытаются найти, что значит для них это счастье, ничего внятного они не скажут. А знаешь почему? Да потому, что человеку не так уж много и надо. Нужно чтобы кто-то любил их, и чтобы кого-то любили они. Чтобы было с кем посмеяться и с кем поплакать. Чтобы крыша над головой была и хлеб на столе. И чтобы было хоть одно дело, которое приносило бы им удовольствие. А мы носимся туда-сюда по Земле и ищем призрачного счастья. И так его и не находим. А все потому, что ищем чего-то сложного, а оно все просто.
– Просто говорите? По-моему, это очень тяжело, найти такого человека, который бы тебя любил, и которого любил бы ты, с которым и посмеяться, и поплакать можно. Кто-то находит его даже не начав искать, а кто-то ищет всю жизнь, и ничего…
– Так вот что ты ищешь? Ну любовь ты здесь точно не найдешь, – усмехнулась женщина.
– Я не знаю, что я ищу. Просто хочу покоя. Хочу заняться искусством и ни о чем больше не думать.
– И чем же ты занимаешься? Каким искусством? – женщина поставила передо мной чашку и снова села напротив.
– Изобразительным, пишу картины.
– И хорошо?
– Довольно неплохо, – ответила я.
– Знаешь, что, я тут с директором школы говорила. Она ищет учителя рисования, если хочешь, можешь сходить, вдруг возьмут, других вариантов у них все равно нет.
– Да? Это интересно, правда диплом с собой не взяла.
– Ничего, у нас тут деревенская школа, думаю, это не будет проблемой.
– А знаете, я, пожалуй, схожу, а то скоро волком завою от скуки.
Я вдруг почувствовала некий прилив сил, вдохновение вновь охватило меня. Теперь я могла не просто творить, я могла научить других, делать это, привить любовь к искусству, красоте, миру. Странный трепет и рвение проснулись во мне. Я видела, как клетка вокруг меня рушиться, как над головой кричат стрижи, опускаясь все ниже и ниже, чтобы забрать меня с собой, прочь из этих оков.
На следующий день я сходила в школу и директриса: довольно плотная женщина, с засаленными волосами, широким носом, и пухлыми ручками с радостью взяла меня на место учителя рисования. Я должна была преподавать всего раз в неделю по пятницам, платить мне обещали копейки, но я все равно была счастлива. Учебный год начинался через пару дней, и я должна была явиться на общее собрание, чтобы узнать программу на учебный год и познакомиться с коллективом.
Эти два дня пролетели в мучительном ожидании. Мне разрешили самой подготовить план занятий по моему предмету, поэтому все это время я просидела у Марии в библиотеке, шерстя книги и учебники, так как с Интернетом здесь были определенные проблемы. Время от времени мы пили с ней чай и болтали обо всем на свете, как старые подруги. В эти моменты я чувствовала, что моя жизнь наполняется смыслом, она как старый пылящийся кувшин вновь испробовала вкус вина. Среди сотен книг, запаха бумаги и чернил, обволакивающего теплом присутствия Марии, я избавлялась от одиночества и мрачных мыслей. Вечером, возвращаясь, домой, я долго лежала, погруженная в себя, и представляла, каким будет мой кабинет, каких детей я буду обучать, что буду говорить, и будут ли они меня слушать. А затем, мои мысли медленно растворялись, за ними исчезал шум леса, и все погружалось во тьму.
Настал понедельник. Помню, в моей прошлой жизни я ненавидела этот день недели. С трудом я вставала с постели и начинала еще одну пустую главу своей жизни. Но в этот раз, я вскочила с кровати еще до первых звуков будильника, я надела самое приличное, что у меня было, взяла свой план и помчалась в школу. Я никогда бы не подумала, что буду с таким рвением и такой радостью идти в это место. Скажи вы мне об этом еще год назад, и я бы рассмеялась вам в лицо. А теперь я открываю дверь школы, чувствую, как запах штукатурки и свежевыстеленного линолеума проникает в мои легкие, и сердце начинает биться в волнении и предвкушении чего-то нового.
Собрание проходило в кабинете нашей директрисы, той самой пухлой женщины с толстыми пальцами. Она сидела в кресле за столом, ее грудь спадала на живот, а живот в это время упирался в стол. Волосы темные, засаленные, были зачесаны набок. Маленькие серые глаза скрывались за щеками, а толстые пальцы теребили кусок бумаги. Помимо директрисы в кабинете было еще пять человек. Когда я вошла туда, директриса Анна Максимовна, представила меня всему коллективу. На диванчике сбоку сидели две женщины: пожилая, словно высушенная временем учительница русского и литературы и дама чуть помоложе, видно высокая, крепкая, с крупными чертами лица, это была преподавательница младших детей, а также по совместительству учитель истории и географии. С правой стороны на деревянных стульях сидело еще трое человек: худощавый мужчина, в очках и с проседью у висков, который оказался учителем математики и физики; учителем биологии и химии была молодая девушка, примерно моего возраста, с большими синими глазами, и белыми кудрями, и еще одна женщина, маленькая и круглая как шарик, являлась заместителем директора и по совместительству учителем английского языка. На этом преподавательский состав заканчивался. Я неловко села на стул, чувствуя пристальное внимание и любопытные взгляды, которые кидали на меня все учителя. Так всегда бывает, когда приходишь в новый коллектив, пройдет неделя другая и ты перестанешь быть для них главным объектом внимания, остается только подождать. Директриса произнесла свою речь, рассказала нам план занятий, расписание и другие нюансы учебного года. Затем собрание закончилось, и все учителя разошлись на первые учебные занятия. Я вышла из школы и направилась к Марии, не желая, возвращаться домой в свое одиночество.
Мария как обычно встретила меня своей добродушной улыбкой, ее глаза блестели и отдавали теплом. Когда я видела ее, я словно вновь оказывалась рядом с матерью. Она была также добра, болтлива, от ее лица всегда исходил свет надежды, а внутри нее цвела прекрасная китайская роза.
– Как все прошло? – Мария отложила в сторону книгу и взглянула на меня.
– Думаю, что хорошо. Самое сложное будет в пятницу.
– Ничего, волноваться не стоит, детки у нас хорошие, – успокоила меня Мария. –Чаю? спросила она, снимая очки. Я кивнула, чувствуя, как тепло разливается по моему телу.
– Тогда пошли, – улыбнулась Мария.
Мы зашли в комнатку за стеллажами и уселись за стол.
– Хорошо, что ты сюда приехала, с кем бы я еще вот так пила чай, – засмеялась она. – Но надолго здесь не оставайся. Нечего здесь делать Соня, ты молодая, тебе муж нужен, дети, а у нас одни старики, да пьяницы.
От слов Марии, что-то внутри меня защемило, начало карябать стенки желудка и груди. А потом появилось раздражение, такое странное зудящее, словно внезапная аллергия. Мне уже двадцать четыре года и последние несколько лет мои родители, друзья и все кому не лень, в один голос твердят, что мне пора обзавестись семьей. Не знаю, с чего они это решили, и кто им вообще дал право определять, когда и кому пора обзаводиться семьей. Во мне эта тема всегда вызывает бурю протеста. И мне хочется вылезти из своей шкуры подобно змее и уползти прочь. Не потому, что я люблю свое одиночество, скорее всего я просто не рождена быть женой или матерью, и вообще не рождена для любви. Мне бы очень хотелось, чтобы это было не так, но, кажется, мои желания здесь не учитываются. Я всегда смотрела на своих родителей и не понимала, как им удается, прожив столько лет вместе, до сих пор питать друг к другу теплые чувства. Когда они вместе, они заполняют любовью все пространство вокруг себя. И признаться честно, я порой завидовала им, потому что знала, что мне не суждено пережить подобного. Наверное, я всегда искала именно таких отношений, но, увы, планка слишком высока и мне до нее не дотянуться. Это может показаться странным, но я перестала искать в каждом прохожем свою любовь, перестала надеяться, что однажды испытаю подобные чувства, я смирилась, приняв, то, что дает мне Вселенная, как должное. Кто я такая, чтобы сопротивляться плану самой Природы. Я поняла, что не все рождаются для любви или семьи, и наполнила свою жизнь искусством.
– Нет Мария, боюсь, цель моей жизни не в этом.
– Что за глупости? Важнее семьи цели быть не может, Соня. Какая же тогда цель твоей жизни?
– Пока не знаю… но знаю, что это не семья. Вот представьте, человек рождается глухим, и он уже точно знает, что никогда не станет певцом или композитором, это не может стать целью его жизни, потому что так распорядилась Природа.
– А как же Бетховен?
– Ну, он не рождался глухим, он оглох гораздо позже.
– Сонечка, кто же тебя так обидел, что ты разуверилась в любви? – в глазах Марии пробежала тень тревоги.
– Никто, – честно ответила я, – Просто я никогда никого не любила, да и меня никто не любил. Так бывает, ничего страшного, – я натянула улыбку, хотя мне совсем не хотелось улыбаться.
– Ну, тебе ведь не шестьдесят лет, вся жизнь еще впереди. Я вот со своим мужем познакомилась, когда мне двадцать шесть было, и вот мы уже девятнадцать лет живем вместе. Так что не забивай свою голову всякими глупостями, отдохни здесь, а затем собирайся и уезжай куда-нибудь еще. – Мария взяла меня за руку, и то напряжение, что царило внутри меня, вмиг испарилось.
– А дети? – спросила я, потому что никогда не слышала, чтобы она о них упоминала.
–Да, у меня был сын, сейчас ему должно было быть шестнадцать. Мой мальчик…, – глаза Марии наполнились болью, я видела, как слезы просачиваются сквозь потускневший взгляд.
– Простите, – прошептала я. – Я не хотела.
Я почувствовала, как тяжесть ее боли легла мне на душу. Я потревожила ее еще не зажившие раны, и они засочились у меня на глазах. Я не люблю человеческой боли, и человеческих слез. В такие моменты я цепенею и теряюсь, не зная, что именно я должна говорить и делать.
– Ничего, – вздохнула Мария, вытирая скопившуюся у уголков глаз влагу. – Это было очень давно.
– Если хотите вы можете рассказать мне о нем? Но только если хотите.
Мария опустила голову и сложила руки в замок. Я видела, как ей было тяжело, и уже пожалела, что не перевела разговор на другую тему.
– Не знаю, что именно рассказывать, Соня. Ему было всего восемь, когда он умер. Он был милым, хорошим мальчиком. И мы с мужем любили его, любили больше жизни. Он учился играть на фортепьяно, оно до сих пор стоит у нас в зале, накрытое покрывалом. Долгое время я просыпалась по ночам, потому что мне казалось, что я слышу, как звучат клавиши. Но сейчас это прошло. Порой мне кажется, что я хорошо помню его лицо, а потом беру в руки фотографию и понимаю, что там другой мальчик, не тот, что остался в моей памяти. Он был с нами совсем недолго, но это были самые счастливые восемь лет в моей жизни, после его ухода образовалась пустота и эта пустота ничем не может быть заполнена.
– А что с ним случилось?
– Он болел с самого детства, как оказалось, у него была сердечная недостаточность, мы обнаружили ее, когда ему было шесть лет, начали проходить лечение, но потом у него просто остановилось сердце, – Мария закрыла глаза ладонью, пытаясь сдерживать слезы.
– Почему же вы не завели еще детей? Вы ведь были молоды.
– Не знаю, не хотела. Может быть боялась. А теперь уже поздно. У мужа слабое здоровье, да и у меня уже нет прежних сил. Мы просто доживаем свой век. Ладно, давай не будем говорить на такие печальные темы. Ты молода, нечего забивать свою голову моими проблемами. Я совсем забыла про чай, чайник уже закипел, – Мария вскочила с места и принялась разливать воду в кружки. А во мне накрепко засело чувство печали. Я не знала, откуда у Марии находятся силы излучать такое тепло и так искренне и часто улыбаться. Я видела в ней силу, силу которой, увы, обладают немногие. И эта сила восхищала меня, она удивляла и завораживала. Я смотрела, как Мария заваривает чай, насыпает в вазу конфеты и печенье, и мне хотелось остановить ее, сказать, что я вижу ее боль, и что ей не обязательно скрывать свои чувства. Но я промолчала, потому что еще больше я хотела видеть ее сильной, знать, что такая сила возможна, и питаться этим знанием.
****
Следующие несколько дней шли дожди. Нескончаемым потоком они лили и день и ночь. Во дворе образовалась огромная лужа, а дорога к библиотеке превратилась в кучу размокшей грязи. Я с трудом несколько раз выбралась повидаться с Марией, остальное же время я сидела в доме, продумывая план занятий, читая, и косо поглядывая на стену воды за окном. На кухне теперь уже в нескольких местах с потолка капала вода, и весь пол у меня был заставлен кастрюлями и ведрами. В дом со всех щелей проникала влага, и запах сырости стоял в каждой комнате. В зале в углу была маленькая железная печка, но я абсолютно не представляла, как ею пользоваться, поэтому я согревалась горячим чаем и теплым пледом. К четвергу мое жилище дало еще несколько трещин, вода начала ручьем бежать по стене в зале, и капать у входа в дом. А дождь все не переставал сокрушаться на и так промокшую землю. Наконец настала пятница. На улице стояла серая, пасмурная погода. Небо было затянуто иссиня- черными тучами, и казалось, что на дворе не раннее утро, а поздний вечер. На дорогах повсюду валялись, вылезшие из своих нор дождевые черви. Эти красноватые существа были везде, некоторые лежали на земле, некоторые разбухнув, плавали в лужах. Многие из них были уже мертвы, и именно от этого мне кажется, воздух наполнялся странным запахом сырой земли и мяса. От этого запаха и вида земли, устланной телами беспозвоночных, меня начинало мутить. Я старательно обходила все лужи и вздохнула с облегчением, когда началась асфальтированная дорога. Вскоре я увидела мелькающую впереди школу. Одновременно и радость, и жуткое волнение накатили на меня как морская волна, чуть не сбив с ног. Я зашла внутрь школы и, выпрямившись, как можно увереннее пошла в сторону учительской. Первый урок уже начался, поэтому в коридоре было довольно тихо. Лишь издали, раздавался совсем глухой женский голос. В этой школе был всего один коридор, он шел прямо, а затем сворачивал направо. По обе стороны от коридора находились кабинеты, их было немного, если я не ошибаюсь, я насчитала всего десять, два из которых были кабинетом директора и учительская.
Мой урок был по счету следующим, поэтому я хотела зайти в учительскую, отдышаться и проверить еще раз план своего занятия. Но все, что меня там ждало, это несколько весьма любопытных пар глаз. В кабинете оживленно о чем-то болтая, находились две женщины. Это была светловолосая молодая девушка и маленькая круглая женщина с раскосыми глазками. Они улыбнулись мне, и блондинка махнула рукой.
– Заходи, – кинула она, так, словно, мы давно были с ней близкими подругами.
– Привет, – сказала я и вошла внутрь.
– Твой первый день? – широко улыбаясь, спросила блондинка.
– Да.
Я сняла куртку и повесила ее на вешалку, которая стояла у входа.
– Волнуешься?
– Да, раньше я не пробовала себя в роли учителя.
– Да ничего страшного здесь нет. Детей у нас немного, привыкнешь, – заговорила другая женщина. Говорила она как-то странно, слегка приоткрывая свои тонкие губы и искривляя рот.
– Главное не давай им спуску, а то эти маленькие чертята сядут тебе на голову, – засмеялась блондинка.
Мне было стыдно, что я не помню их имен, хотя более чем уверена, они моего тоже не помнили. Я улыбнулась и села на стул рядом с ними.
–Так, как ты оказалась у нас? В этот городишко уже сто лет никто не приезжал, – продолжала говорить девушка. Она сидела, слегка откинувшись назад, и закинув одну ногу на другую. Внешность у нее была довольно яркая, черты лица смотрелись гармонично и очень естественно. Она действительно была очень красива, хотя, я всегда предпочитала людей необычных и харизматичных, людям обычной заурядной красоты.
– Так получилось, я выбрала этот город абсолютно случайно, ну, по крайней мере, так мне показалось.
–Ты просто переехала в незнакомый город? Просто так? – я видела в глазах девушки удивлении и непонимание.
– Да, мне надоела моя прошлая жизнь.
–Так поехала бы куда-нибудь в большой город, где есть хоть какие-то возможности. Здесь ведь абсолютно нечего делать!
– Я устала от больших городов, – коротко ответила я. Мне начинал надоедать этот допрос, и я хотела поскорее прекратить эту тему.
– Ладно тебе, Кать, пристала к девушке, кто-то в мегаполис рвется, а кому-то деревню подавай, – заговорила плотная женщина. Ее слова были для меня спасением, и я тихонько выдохнула.
Через пятнадцать минут урок закончился. Звонка в этой школе не было, каждый учитель знал, когда прекращается урок и просто отпускал детей. Сейчас должна была быть пятиминутная перемена, а затем наступал мой час. Я, прихватив свою сумку, направилась в кабинет. Я вошла внутрь, стараясь не выдавать свое волнение, и осмотрела класс. В кабинете было всего несколько человек, они перестали разговаривать и со всем вниманием уставились на меня. Я поздоровалась, и они словно ожившие каменные статуи, поздоровались в ответ. Я подошла к учительскому столу и стала спокойно разлаживать все необходимое. Через пару минут в класс подтянулись и остальные детишки. Всего их оказалось не пятнадцать, как говорила Мария, а девятнадцать. Пятеро из них были еще совсем маленькие, им не было и десяти лет. Остальные ребята выглядели чуть постарше. Я должна была заниматься со всеми детьми сразу, что конечно влекло за собой определенные сложности. Когда все дети оказались в кабинете, они встали у своих парт, приветствуя меня. Нечто приятное заискрилось в моем теле. Я еще раз поздоровалась с ними и разрешила сесть. Теперь наступил самый ответственный момент, я должна была начать урок.
– Здравствуйте дети, меня зовут София Евгеньевна, и я буду преподавать у вас изобразительное искусство, ну или урок рисования, как вам удобнее. С вами я познакомлюсь в процессе обучения, так что не обижайтесь, если я не сразу запомню все ваши имена, – я улыбнулась, надеясь, хоть как-то расположить к себе этих детей. Затем я вышла вперед, и осмотрела класс. На столах у детей почти ничего не было, лишь у некоторых лежали тетрадки и ручки.
– Скажите, у вас раньше был урок рисования?
– Нет, – выкрикнул какой-то мальчишка с задней парты.
– Да, – перебила его девочка, сидящая передо мной. – Но всего несколько занятий, потом учительница уехала жить в другое место, и больше уроков у нас не было.
– Понятно. Значит, принадлежностей для рисования у вас тоже нет?
Все хором замотали головой.
– И альбома и красок дома ни у кого нет? – переспросила я.
По классу начал разноситься шум, кто-то выкрикивал «есть», кто-то «нет». Я хлопнула в ладоши, привлекая внимание к себе.
– Ладно, поступим так, к следующему занятию, пусть каждый из вас принесет альбом, простой карандаш, краски и кисточки. Хорошо?
– Да, – почти хором выкрикнули дети.
– Тогда сегодня у нас будет небольшое вводное занятие. Я расскажу вам, что такое изобразительное искусство, и мы попробуем немного к нему прикоснуться. Итак, давайте начнем. Что же принято понимать под искусством? Искусство – это способ отражения, воспроизведения действительности в художественных образах. Мы видим мир, воспринимаем его всеми органами чувств, а затем переносим этот образ на бумагу, камень, глину, на что угодно. В искусстве нет границ. Стремление к искусству было заложено в человеке с момента его появления на свет, и не человека в нашем привычном понимании, а человека времен палеолита, первобытного человека. Ему не нужно было учиться искусству, оно было с ним от рождения. Кто может мне сказать, о каком искусстве я говорю?
Девочка, сидящая на первой парте, вскинула руку вверх.
– Хорошо, как тебя зовут?
– Рита, – ответила девочка. Она не была похожа на тех зазнаек, которые обычно сидят на первых партах и знают больше остальных. Нет. Она выглядела абсолютно заурядно, держалась она немного сковано, а в глазах мелькала неуверенность.
– Так, о каком искусстве идет речь, Рита? – переспросила я.
– Они в пещерах царапали различные рисунки, – ответила девочка.
– Правильно. Первобытные люди часто изображали различных животных или сцены охоты. Вот, смотрите, – я достала книгу и открыла ее на рисунке с маленькими фигурками оленей и людей с луками. – Это выглядело примерно так. Если захотите, можете потом взять книгу и посмотреть. А мы пока продолжим. После того как человек стал более разумным и появилась цивилизация, искусство стало более разнообразным и сложным. В Египте строились пирамиды, храмы, стали делать скульптуры. В Греции стали зарождаться основы изобразительно искусства, которые используются художниками по сей день. Искусство продолжало развиваться в Риме. И развивается до сих пор, постоянно появляются новые виды, техники, направления. Мир меняется и вместе с ним меняется взгляд на искусство. Я не хочу слишком много рассказывать вам об истории, думаю это немного скучно. Давайте лучше немного с вами поговорим. Ребят, может кто-то из вас знает какое-либо произведение искусства? Может где-то видели или слышали?
В классе повисла тишина. Все сидели молча, опустив взгляд вниз или устремив его в стену.
– Ну же, не стесняйтесь.
Через секунду, рука одной девочки поползла вверх.
– Да, – я указала на нее взглядом.
