Глава 5
Тут помню, тут не помню
А всё ли я помню? Говорят же, при сотрясении возможны провалы в памяти. Но результаты анализов-то, сказали – неплохие. Надо вспомнить детали последних дней, хоть я и не имею обыкновения специально запоминать что-либо. Повспоминал. Помню многое. А если я что-то вдруг забыл, как я это пойму? Допустим, есть какой-то провал в памяти, который был наполнен каким-то событием, я смогу об этом узнать только, если мне об этом скажет кто-то другой. Вот же незадача. Тогда и смысла напрягаться с воспоминаниями нет.
Я даже припоминаю, как бродил около разбитого Икаруса. Там же полно покалеченных людей было. И наверняка трупы. Вот вам и провалы в памяти. Настолько отчётливо всё помню. Эти изувеченные наверняка не выжили. Даже жалко как-то. Вовсе не умерших. Жалко в том смысле, что они умерли, а я лежу тут целёхонький, наслаждаюсь гособеспечением. Очень неуютно от таких выводов. Неприятное состояние, если выживаешь среди множества смертей. Придётся с этим мириться и жить дальше.
Голова всё ещё болит. Или я просто внушил себе, что она болит, а на самом деле боли нет. Ну-ка. Всё-таки побаливает. И болит-то как-то странно. Я, помнится, имел несчастье ощущать головную боль. Так вот сейчас она отличается. Она какая-то другая. И якобы, по словам врачихи, это может ещё на два дня. Ах да, ещё и ходить нежелательно. И что? Лежать всё время до самой выписки? Я же все бока себе отлежу. Ну уж дудки. До туалета же можно. Вот туда я и направлюсь. Хоть ноги разомну.
Ох, ноги какие-то дубовые. Но вполне поддаются моим двигательным командам. Голова… м-м, что-то слегка кружится. Надо постоять, привыкнуть. Посмотрел по сторонам. Пустые стены, какой же скучный интерьер в больницах. Окно. Чтобы тело привыкло к вертикальному положению, я пока полюбуюсь видом. Я медленно подошёл к окну, опёрся руками в подоконник. Полно деревьев. А, ну понятно, где я. Отсюда, кстати, и до рынка совсем недалеко. С головокружением справился. Теперь пройдусь дальше. До туалета.
Прекрасно, здесь даже зеркало есть. Можно рассмотреть свою унылую ро… О, пластырь на лбу. Значит, там порез или ссадина. Да, припоминаю, за голову хватался, кровь была. На щеке какая-то широкая ссадина, но не закрытая, потому-то не существенная. Правильно, чего на неё пластырь расходовать, к концу недели это точно всё заживёт. Верчу головой у зеркала и понимаю, что где-то под одеждой есть ещё подобные наклейки. Стал шевелиться и почувствовал их. Мм-да, действительно повезло. Я вспомнил, что приземлился я на траву. А вот если бы я грохнулся на асфальт. Наверно, так легко бы не отделался. Лицом проехался по траве, и до крови. На асфальте бы пластырем не обошлось. Он бы мне точно косточки переломал. Хорошо, что я пользуюсь контактными линзами, очки бы мне добавили травм. А ещё ведь сидел в таком месте, которое, можно сказать, стало чуть ли не спасительным. Я сообразил – тот, кто сидел передо мной, также вылететь через разбитое окно не мог. Вертикальная стойка между окнами просто не даст. Другие два передних ряда. Не знаю, но с самого переднего из них люди точно оказались на асфальте, сквозь то место, где был лобешник. А если б я сидел по левому борту. Похоже, участь была бы самой незавидной. Я снова вспомнил о водителе. Что же случилось с Васильичем? От кабины Икаруса ведь вообще ничего не осталось. Смутно помню, но там, кажется, не было видно ни руля, ни водительского кресла. И среди тех, кто лежал на дороге, его тоже не было. Пора бы покинуть эту кафельную комнату, а то воспоминания не самые жизнерадостные.
Вернулся я к койке и улёгся опять на казённый матрас. И тут я понял, что уже более суток не ел. Желудок звуковыми сигналами напомнил о себе, и проявилось чувство голода. Повернул голову, у койки стоит тумбочка, а на ней тарелка с фруктами. Мама что ли принесла? Больше посетителей ведь не было. Ну не врачиха же позаботилась, в самом деле. Укол в попу или горькую микстуру – это она с удовольствием, а фрукты на завтрак – перебьёшься. Вообще-то я не понимаю манеру приносить для больных апельсины или яблоки. Другой еды что ли нет? Согласен, что витамины, что это полезные для здоровья продукты. Но не ими же одними питаться. Но в моём случае сейчас выбирать некогда. И я сразу сжевал два крупных яблока. Огрызки. Урны здесь нет. Некультурно, но я выбросил их в открытую форточку. Бестолковое, но кратковременное развлечение.
* * *
Прошёл час или два. Снова наведалась медсестра. Поспрашивала о самочувствии. Снова произошёл типичный диалог лечащего врача и пациента. Выяснив сведения о здоровье Алексея, она приоткрыла дверь и проговорила куда-то в коридор:
– Проходите, пожалуйста.
Вошёл мужчина. Из-за усов был не совсем понятен его возраст, вроде не старый, но и точно не молодой. Белый халат был накинут поверх классического костюма.
– Здравствуйте. Я следователь Парфёнов, – представился мужчина, при этом развернув удостоверение.
Алексей непонимающе уставился на незваного посетителя.
– Врачи сказали, что вас не сто?ит сейчас беспокоить, поэтому я не задержусь надолго. Чтобы сразу внести ясность, я расследую дело об аварии, участником которой вы невольно стали. И попрошу вспомнить максимум подробностей, связанных с этим ДТП. Дело в том, что вы один из немногих выживших.
Всё это очень неожиданно, подумал Алексей. Он не предполагал, что в больницу могут наведаться с такими вопросами. Но с другой стороны, он решил, что, возможно, этот следователь уже знает какие-то детали и может сам поведать о них.
– Вряд ли я смогу что-то сказать, чего вы не знаете. Я же в сознание по-нормальному только здесь пришёл.
– Тем не менее, для протокола просто необходимы любые показания. Расскажите, что помните на момент самой аварии.
– Особо и рассказать нечего. Я спал. Ночь ведь была. Проснулся лёжа на земле вне автобуса, ну, выпал как-то из окна, похоже. Встал на ноги, огляделся, автобус всмятку. Рядом валяются вещи. Покалеченные пассажиры без чувств. На другой стороне дороги разбитый грузовик. Всё это, как в тумане было, голова гудела. Видимо, я потом вырубился, потому что больше не помню. Вот и простите все известные мне подробности.
– Спасибо. Даже такие сведения нужны следствию. А что можете вспомнить до того, как уснули?
Алексей немного призадумался. Про Мерседес-призрак он точно упоминать не станет, он не имеет отношения к делу. Кстати, мысли были и таковы, что надо бы умолчать, что он сам был за рулём. Ведь на управление автобусом у него нет права. Это возымело бы неприятности ему самому и хозяйке автобуса.
– По пути с Москвы всё было обычно. Пару раз остановились для отдыха. Не знаю, может, на заправку заезжали. Повторюсь, что спал почти всё время. Сколько-то раз просыпался.
– Что можете сказать о водителе? По имеющимся сведениям, он в этом рейсе был один без напарника. Было ли заметно, что он устал, может быть был сонным? Употреблял ли спиртное перед рейсом? – задавая вопросы и слушая ответы, следователь Парфёнов постоянно делал записи у себя на бумаге.
– Я знаю точно, что за рулём он точно не выпивал. Ни в этот раз, ни раньше. Он опытный водитель. У любого спросите, слова плохого о нём не услышите. Ну и не был сонным. Он же отсыпался пока мы на рынке загружались. – Алексей говорил вполне искренне. И понимал, что если и скажет всю правду о том, когда именно он спал, а когда нет, на исход дела это уже не повлияет. – Кстати, что с водителем? Помнится, последний раз я его возле кафешки перед сном видел.
– Не хочется расстраивать, но он погиб.
– Я, когда очнулся, помнится, не увидел его в кабине.
– Похоже, в момент лобового столкновения с грузовиком его вбросило в кабину грузовика. Её настолько смяло, что оба водителя получили травмы не совместимые с жизнью.
Повисла пауза. Можно было сразу предположить именно такой результат, но оставалась же надежда – Васильич пострадал, но выжил. Теперь уже всё. Задумчиво уставившись в потолок, Алексей негромко спросил:
– Сколько вообще погибло?
– Много, – следователь не стал называть число, – но некоторые живы и сейчас в казанской больнице. – Не стал он говорить и об их тяжёлом состоянии, чтобы не расстраивать Алексея, ведь известие о гибели водителя и без того его расстроило.
– Вы можете сказать, почему случилась эта авария?
– Пока рано говорить. Следствие рассмотрит возможную вину каждого из водителей. А экспертиза будет выявлять техническое состояние и исправность транспорта.
Следователь привстал, протянул лист бумаги с рукописным текстом:
– Прошу ознакомиться и расписаться.
На бумаге были написаны показания Алексея, многие фразы слово в слово. Прочитав, он убедился, что всё с его слов описано верно, и расписался.
– Не смею вас больше задерживать. Выздоравливайте, пожалуйста.
С этими словами следователь удалился.
Вроде нормальный, подумал Алексей. Не пытается обвинить кого-то. Хотя ему, скорее всего, это и ни к чему, просто факты собирает. Ещё одна рутинная работа.
В течение дня медсестра наведывалась ещё несколько раз. Одни и те же вопросы о самочувствии, медицинские процедуры. Алексей напомнил, что неплохо бы заодно подкрепиться более питательно, нежели только медицинскими химикатами. И в обеденное время организовала приём пищи. Какая-то каша непонятного происхождения, не очень аппетитно, но пришлось съесть, поскольку дали понять, что другая пища ему пока крайне нежелательна. Фактически запрещена, хоть такие слова и не использовались. Ну хоть запить дали фруктовым соком, а не каким-нибудь отваром. Как же тоскливо находиться в больнице. Не позавидуешь тем, кто прописывается здесь на долгие недели или даже месяцы. Хотя кто-то вроде как воспринимает возможность полежать в больнице чуть ли не курортом или способом отдохнуть от работы и прочих дел.
Вечером навестила мать. Хоть сын и просил её не беспокоиться, но надо же зайти для приличия и порядка. Заодно пополнить запасы фруктов, которых и так хватило бы на ближайшие дни. Тем более оказалось, что без пропитания больничных постояльцев не оставят. Рассказала, что на рынке многие шокированы случившимся, что-то вроде поминок делается. Тётя Клава за испорченный багаж казнить не собирается, прекрасно понимая случившуюся ситуацию. В её торговой практике и не такие неприятности случались. Сообщила, что желает ему быстрее поправиться. Икарус забрали в ГАИ, и изучают. Также теперь и она в курсе гибели Виктора Васильевича.
Ну вот опять. Только об этом и получается думать. Уже несколько раз мысленно переваривал случившиеся с ним события. Две аварии за две ночи. И ему по несчастью посчастливилось стать участником одной из них. Вот же вляпался.
Когда мама ушла домой, Алексей решил, чтоб хоть немного отвлечься, подойти к окну, рассматривать однообразный пейзаж. Шелестят листья деревьев при слабом дуновении ветра. Летают какие-то птицы, наверно, голуби. Возле гаражей крадётся кошка. Вдали между деревьями чуть виднеется кусок уличной дороги с автомобильным движением. Сквозь проблески древесной листвы можно заметить даже высотки соседних районов.
Пока он без особого интереса наблюдал за происходящим на улице, дверь в палату открылась, и за спиной он услышал:
– Добрый вечер.
* * *
В палату вошли двое мужчин. Белые халаты накрывали строгие костюмы.
– Как самочувствие?
Этот вопрос меня уже начинает немного бесить. Я его уже столько раз за день слышал. И отвечать надоело. И со стороны неужто не видно, что выгляжу я, как здоровый человек. Или нахождение в больнице – это приговор? Раз я здесь, значит, самочувствие у меня должно быть обязательно плохое. А эти, скорее всего, не врачи, так что им можно и не отвечать.
– Ближе к делу, – сказал я бодро, чтоб они поняли, что с самочувствием всё в порядке.
– Мы хотели бы, чтобы ты рассказал нам всё, что знаешь об аварии.
Я уставился на них так, что, наверно, на лице явно считывалось: «Вам что, заняться больше нечем?» Но вслух произнёс:
– Я же вашему сотруднику днём уже всё рассказал. Зачем повторяться? Вряд ли я вспомню что-то новое.
– Мы в курсе, что приходил следователь. Но нас интересует другая авария. Та, которую ты видел до того, как сам разбился.
Внутри стало как-то неуютно, и я ощутил, как по всему телу вдруг будто сменилась температура. Сразу стало и будто холоднее и немного теплее.
– Про неё я знаю меньше, чем та, в которую сам угодил. Просто видел разбитый автобус у дороги. И всё. Как это случилось, я не знаю.
– Собственно, это нас и интересует. Ты видел последствия. Исходя из увиденного, можешь предположить, что произошло?
Я снова вспомнил увиденное. Помедлив, соображая над увиденным и вероятным движением того Мерседеса, я сказал:
– Автобус, видимо, каким-то образом оказался на встречной полосе. А потом оказался на обочине, съехал в кювет и перевернулся. А уж отчего он на встречную покатил, я точно не знаю. Разные могут быть причины. Самое простое, кто-то ему тоже навстречу выехал, и он пытался уйти от столкновения. Могло колесо лопнуть. Или дикий зверь выбежать на дорогу, и также необходимость уйти от столкновения. Гадать тут бессмысленно. Нет очевидцев – нет и правильного ответа.
– Что ж. Понятно. Постарайся вспомнить ещё какие-то детали. Можно ли допустить, что было столкновение с другим транспортом? Или же всё было похоже на то, что водитель мог заснуть? Либо, как ты говоришь, пробитое колесо.
Я нахмурился. Силюсь напрячь память. Смотрел я на искореженный автобус не долго, но в памяти сохранилась хоть и смутная, но картинка:
– Если бы кто-то в него врезался было бы сразу заметно. Характер вмятин отличался бы существенно. – Тут я на секунду вспомнил разрушенный в хлам Икарус. – Тот Мерседес просто уехал с дороги. А что водитель уснул, я просто отказываюсь верить.
– Ты видел, как его вытаскивали из кювета или как везли обратно?
– Ну, как вытаскивали, точно не видел. А вечером, проезжая мимо, видел его стоящим на прицепе, похоже, подготовили к перевозке.
– Что ещё?
Я изобразил, что не понимаю, чего от меня ещё хотят. При этом сам собой всплыл в памяти «летучий голландец». Но про него-то уж точно не сто?ит заговаривать. При всей своей нелепости, он даже косвенно не может быть связан с аварией.
– Что ещё? – переспросил я. – Что вы имеете ввиду?
– Что ещё ты видел?
Темнят. Явно на что-то намекают, может, даже что-то знают, но сами напрямую не говорят. И это одновременно и раздражает и беспокоит. Так что для того, чтобы изобразить, что вопросы немного глуповаты, я тоже решил поглупить:
– Деревья на обочине. Заправки у дороги. Кучу машин разных марок. Знаки…
– Ну ладно, хорош дурачиться, – перебили меня.
Тут эти двое переглянулись. Ну точно темнят. И неожиданно:
– Ты видел этот автобус целым позже? Только правду скажи.
Смотрю на них и не знаю, что ответить.
– Ну, допустим, видел. Что дальше?
– Мы догадывались, что это так, но решили уточнить. Ты кому-нибудь говорил об этом?
– Нет. Решил, что не сто?ит. Но вы, похоже, что-то знаете об этом.
– Что-то знаем. И поэтому пришли. Наверно, ты неплохо понимаешь, что рассказывать об этом не надо. В лучшем случае – посмеются, а в худшем – окажешься в другом корпусе больницы.
– Ну и что это было? Как это понимать?
– Боюсь, что пока ты не готов услышать ответ на этот вопрос.
С этими словами визитёры встали с постели, которая всё это время служила им сиденьем, а напоследок сказали:
– В общем. Повторим. Как ты понял, не рассказывай об этом. Никому.
И ушли также естественно, как это было и с другими приходившими в палату. Ничего нового. Только… Кто ж это такие? До меня только сейчас дошло, что я не знаю кто это. Следователь хоть корочку показал. А эти. Ну в костюмчиках. Это что – какой-то показатель. Полно самых разных людей так одеваются. Даже фамилии вроде не назвали. Спецслужбы что ль какие-то? По всей беседе было явно, что она просто формальность. Они же и так всё знали. Или, как один выразился, «догадывались». Зачем они приходили? Что им нужно?
Глава 6
Медосмотр
Следующий день оказался насыщенным медицинскими процедурами. Уже с утра пришла медсестра и сразу заявила:
– Подъём! На сегодня у нас очень много планов.
Не только позавтракать, но и перекусить она не разрешила, объяснив, что некоторые анализы делаются натощак. Вручила две пластиковые ёмкости: «кал, моча». А потом выдала список, в какие кабинеты нужно было прийти.
За несколько часов Алексей посетил больничные кабинеты, где осуществлялись разные действия над пациентами. Пластиковые ёмкости, наполненные продуктами его жизнедеятельности, он молча оставил в лаборатории, где бесплатным приложением оставил малое количество своей крови. Потом посетил доктора, который произвёл манипуляции, знакомые каждому человеку с детства, а именно прослушивание стетоскопом с фразами «дышите/не дышите», удары молотком по суставам, замер температуры и давления.
В перечне процедур оказались электрокардиограмма, МРТ головы, проверка слуха и зрения. Среди всего этого были также замер веса и роста, что Алексею оказалось непонятным, зачем это нужно при сотрясении. Ну и, разумеется, надоедливые вопросы у терапевта о самочувствии и о том, что и как функционирует в его организме в настоящее время.
За всеми эти похождениями время прошло незаметно. Закончилось всё это как раз в обеденное время, что оказалось весьма кстати, ведь он уже изрядно соскучился по еде. Изголодавшись, он с лёгкостью проглотил безвкусную кашу в местной столовой. А уже в палате закусил апельсином и яблоком.
На ногах Алексей при всех этих медицинских процедурах находился недолго, это не сравнить с ношением рыночных тяжестей. Он не устал, но понял, что всё это немного его вымотало. Ещё и насыщение обедом сказалось. Он также предположил, что текущее состояние мозга тоже даёт свой след. Поэтому он решил даже против своего желания в остаток дня соблюсти требуемый постельный режим.
Не заставила себя ждать и медсестра. Алексей ещё не успел нормально улечься на койке, как подумал «опять припёрлась». Обоим было ясно для чего. Нужно было задрать одежду, и та лихо впаяла шприц и выдавила его содержимое, словно всю жизнь только этим и занималась. Вот же работёнку себе нашла, с досадой подумал он.
Отделавшись от назойливой медички, Алексей наконец расслабился, лёжа на койке. Глаза прикрыл, но не засыпал. Тишину палаты нарушали многочисленные звуки, которые доносились то с улицы через окно, то через входную дверь, хоть она и была закрыта. Какие-то приглушённые голоса и чьи-то разговоры. Хождения людей по твёрдому полу коридора, и их звучания различались скоростью передвижения и видом поступи: иногда скользящее шарканье, как движение лыж по снегу, иногда цоканье каблуками, наверняка женских туфель, а иногда мягкое едва слышное, будто кто-то шагает по ковру. Один раз даже было что-то похожее на гулкий звук кирзовых сапог. И всё это на фоне шума автомобилей и крика галок со стороны окна. Когда ещё представится возможность послушать такую необычную симфонию.
С одной стороны Алексей был вполне доволен. Незапланированный, но отдых. Без лишней суеты и забот. Уже даже стал понимать ценителей такого времяпровождения. При этом безделье уже успело нагнать тоски. Находясь на работе или дома, всегда можно чем-то себя занять. А тут нет ни телевизора ни даже радиоприёмника. Вместо телевизора – окно с одним единственным каналом и передачей, которая меняется только от освещения. Вместо радио – коридорный галдёж и степ по бетонному полу.
Медсестра приходила ещё несколько раз, не забывая о своей обязанности выяснять в каком состоянии находится пациент. При последнем за текущий день визите, уже вечером, кратко отчеканила «анализы у вас нормальные». Опять укол. И её рабочий день закончился. Пациенту оставалось лишь устроиться на ночлег, скоро должно было уже стемнеть.
