А в десять свет в нашей квартире выключался. Весь. Для всех. Всегда. Без исключения.
Одноклассница как-то мне даже сказала:
– Мы дома по вашим окнам время узнаем.
– Это как?
– Смотрим, вы свет выключили. Неужели уже десять вечера? Идем проверять. Надо же, а ведь точно!
Я гордилась нашей семьей.
Усидчивость, внутренняя дисциплина, дружба со временем – все оттуда.
Все в копилку опыта. Все в копилку необходимых предпринимателю качеств.
Отпечатки зубов на граните науки
Мое поступление в музыкальную школу было восторженным и сказочным. Восторженным, потому что моя дворовая подружка Оксанка, с которой я встретилась в нашем общем первом классе, радостным голосом сообщила мне, что еще весной прошла отбор в музыкальную школу и теперь будет учиться играть на «пианине».
Я разделила ее восторг по этому поводу и притащила его значительный кусок домой со словами: «Я тоже хочу в музыкалку!» Музыкалка – так мы между собой называли музыкальную школу.
Сказочным же поступление было, потому что шел уже сентябрь, набор в музыкальную школу давно был закончен, но мой настойчивый папа убедил совет школы меня прослушать и принять. Немного растерявшись, строгие музыкальные светила меня и прослушали, и приняли.
Удовольствие это было не из дешевых: двадцать три рубля в месяц при средней зарплате в сто двадцать рублей. Учиться музыке считалось привилегией. Но я хотела непременно, как Оксанка, тоже овладеть волшебством извлечения чудесных звуков из пианино!
Однако музыкального таланта у меня не оказалось, а когнитивный диссонанс от того, что я, отличница и умница в основной школе, проживала вторую жизнь троечницей и тупицей во вселенной мелодий, мучил ужасно.
Музыкалку я не полюбила. Я тратила на нее массу сил и времени, но способностей к музыке это не прибавляло, а значит, все усилия были напрасны. Я даже хотела ее бросить, но мама не дала проявить малодушие.
Чтобы жители нового двадцать первого века понимали, в двадцатом веке это было так: малолетний ребенок, возраста семи-девяти лет, сам утром бежит в школу, потом после четырех-пяти уроков той же дорогой трусит домой. На шее у него на веревочке или на резиночке висит ключ от квартиры. Родители на работе. Ребенок сам греет еду, обедает и бежит с папочкой нотных тетрадок на другой конец города во вторую школу. Теперь уже музыкальную. Это еще три-четыре урока в день. А потом снова сам своим ходом обратно. Обе школы задают домашние задания, что естественно. А в свободное время у советского ребенка еще кружки по интересам, домашний труд и походы к бабушкам.
Через четыре года такой жизни я наотрез отказалась продолжать эти мытарства. Но в это время папа вернулся из столичной командировки, привез мне куклу в подарок, и мама убедила меня не огорчать отца своей категоричностью.
Дополнительными аргументами были:
а) ты попросилась туда сама;
б) мы тебе пианино купили;
в) осталось мучиться меньше, чем ты уже мучилась: три оставшихся года против четырех прошедших – это сущая ерунда.
И вот что интересно: занимаясь одновременно в двух школах (общеобразовательной и музыкальной), я постигла важную мудрость, которую позже американский бизнес-тренер Брайан Трейси окрестил методом «Съешь лягушку».
«Съесть лягушку» – значит самую неприятную, большую, но важную задачу из списка всех дел решить в первую очередь. Быстро выполняя ненавистные задания по музыке, а потом еще быстрее – все школьные уроки, я освобождала себе время для других занятий.
А между этими пластами обучения, отнимающими огромные куски времени, невероятным образом втискивались: спортивная школа – в начальных классах, затем кружок по вязанию, танцевальный кружок, участие во всех школьных мероприятиях и их подготовка и тимуровская работа.
Тимуровцы
Тимуровцами называли советских продвинутых школьников средних классов: ответственных пионеров, безвозмездно совершавших хорошие поступки на благо конкретных людей и общества в целом. Термин появился благодаря книге Аркадия Гайдара «Тимур и его команда», в которой главный герой – славный мальчик Тимур – организовал ребят, чтобы вместе с ними тайно помогать семьям погибших красноармейцев, пожилым и больным людям.
Мы с одноклассниками помогали старикам на улице, где жила моя бабушка Наташа. Улица носила имя героя Карбышева и вдохновляла нас на гражданские героические поступки. Первым делом мы прошли все дворы, со всеми познакомились, у всех узнали семейное положение, спросили, нужна ли наша помощь. Составили списки. Папа на работе отлил оловянные красногвардейские звезды. Мы их выкрасили в красный цвет и закрепили на воротах тех домов, которые были под нашим патронажем.
Чем может помочь пожилому или больному человеку ватага 10–12-летних тимуровцев? Трубадуры бродили по дорогам и пели песни, Робин Гуд с парнями грабил богачей и раздавал все бедным, а мы бегали за продуктами в магазин, таскали ведрами воду в дом (водопровода и канализации в частных домах тогда не было). Девочки мыли полы, стирали и гладили занавески, развешивали их на окна. Мальчики меняли воду, прибирали двор и даже рубили рейку на дрова.
Кстати, как и трубадуры, мы тоже устраивали «представления, которые народ очень любил». В каждом дворе, образованном многоэтажками, в те годы были установлены так называемые агитационные площадки – настоящие сцены под крышами и ряды скамеек перед ними. Во время каникул мы с ребятами готовили художественные номера: учили стихи, песни, ставили танцы и сценки. Сами рисовали объявления и расклеивали их на дверях подъездов, приглашая всех на наш концерт.
Собирали, как говорится, «полные залы». Точнее, скамейки.
…Когда после семи лет обучения музыкальную школу я наконец окончила, я считала себя самым счастливым четырнадцатилетним человеком на свете! И самым свободным для новых идей и свершений! Мне казалось, что я сверну горы – столько времени теперь будет в моем распоряжении. Но по факту вышло так, что меньшее количество дел стало делаться за большее количество времени.
Так я поняла, что
секрет вовсе не в количестве времени, которое у тебя есть, а в плотности дел, которые ты можешь в него уложить.
Выходит, что лучше учиться у меня получалось при самой бешеной загруженности: в начальных классах каждый год мне вручали похвальные листы за отличную успеваемость. Тогда у меня было три школы: обычная, музыкальная и спортивная. После окончания музыкалки добавились «лишь» работа в школьном комитете комсомола, участие в олимпиадах по химии, написание статей в местную газету, увлечение макраме и изготовлением тортов с подругами и занятия в кружке кройки и шитья в доме детского творчества.
Вот он, еще один «звоночек»: при всей своей загруженности делами мне захотелось освоить именно кройку и шитье. В то время считалось, что каждая хорошо воспитанная девушка должна уметь шить. Конечно, этому нас учили и в школе на уроках труда, и дома. Дед и мама шили – оба могли мне все рассказать и наглядно показать. Но мне хотелось овладеть этими навыками именно на курсах.
Наитие?[1 - Наитие – это вдохновение, как бы внушенное какой-то высшей силой (Толковый словарь русского языка Д. Н. Ушакова).]
Когда положение обязывает
Восемь классов я окончила с одной четверкой по черчению в годовом аттестате.
Восьмой класс был в те времена как сейчас девятый – ученики завершали неполную среднюю школу, сдав выпускные экзамены. Было обидно: чертила я хорошо. Предмет вел директор школы Михаил Алексеевич Алексеев, который был знаком с моим отцом. Это и понятно: папино предприятие шефствовало над нашей школой и во многом ей помогало.
Михаил Алексеевич вызвал меня после уроков к себе в кабинет и заявил:
– Если бы ты была простой девочкой, то я бы, не раздумывая, поставил тебе за черчение отлично. Но твой отец – главный инженер РСУ! А ты – его дочь! У меня рука не поднимается поставить тебе оценку выше четверки.
…Бесконечно расстроенная, я пришла домой. Папа внимательно просмотрел аттестат и нахмурился, увидев в нем единственную четверку. Пришлось рассказать про разговор в кабинете директора. Довольный смех папы еще долго жил во мне – теплый и близкий. Меня простили за эту отметку, но осадочек-то, как говорится, все равно остался.
Но и урок тоже:
Не рассчитывай на чье-то снисхождение: зря потеряешь время.
Неусвоенный урок
Школу я оканчивала уже с тремя четверками. Все – по математике. Все – от одного учителя: нашей новой классной дамы в новом классе, образовавшемся после слияния четырех восьмых в два девятых. Это было честно. Математика не мой конек. Но пренебрежение к человеку, унижение его достоинства, насмешки, издевки не мой язык общения. Поэтому мы с этим учителем столкнулись, не поняли друг друга и разошлись. Да и ладно.
Урок этот я, видимо, не усвоила.
Или усвоила по-своему: до сих пор очень горячо реагирую, когда при мне кто-то пытается нарушить чьи-то права, унизить или обескуражить своим хамством.
Про деньги
Говорить о деньгах у нас в семье считалось дурным тоном.
Многие наши знакомые, встречаясь с родственниками или друзьями, часто заводили разговоры о деньгах: то продукты подорожали, то детей в школу не на что собрать, то на зимние сапоги надо где-то найти некую сумму, то кредиты душат. У нас такие темы не затрагивались.
– У хорошей хозяйки деньги всегда есть, – говорила бабушка Наташа таким безапелляционным тоном, что никто не решался больше обсуждать при ней денежные вопросы, дабы не прослыть плохими хозяевами.
Самостоятельно деньгами распоряжаться я не умела.
Средства на домашние нужды нам с братом оставляли утром на полке с запиской, что на них купить. Сдачу мы возвращали маме вместе с покупкой. У меня даже карманных денег не было.
Однажды, лет в десять, я зачем-то стащила у мамы из кошелька десять рублей, но моей фантазии хватило только на покупку нескольких календариков и открыток в киоске «Союзпечати». Пропажа денег обнаружилась быстро: коробочку с оставшейся суммой я бесхитростно поставила на книжную полку в гостиной.
Про вещи
Вещи появлялись в доме двумя способами: волшебным и производственным.
Волшебный способ подсказала мне мама, а папа с улыбкой подтвердил.
– Если тебе что-то надо, надо написать это на листочке, – начала мама.
– И сжечь? – я вспомнила празднования Нового года.
– Нет, не сжечь и съесть пепел, давясь компотом вместо шампанского под бой курантов, – засмеялась мама и посмотрела на папу. – Записку с просьбой положи в верхний маленький кармашек папиного пиджака. Все.
Мама оказалась права. Я не злоупотребляла этим волшебством, но, когда желание чего-либо заполняло все мои мысли, я бежала в комнату, писала записку и украдкой, пока никто не видел, пробиралась в родительскую спальню, находила папин пиджак и аккуратно, чтобы никто ничего не заподозрил, опускала листочек во внутренний карман.
Запах папиного одеколона долго ассоциировался у меня с волшебством, которое материализовывало для меня почти все, что я тогда писала. Вспоминая те возможности, сейчас я удивляюсь своей скромности. Ни разу не попросила у отца чего-то сверх нормального: ни джинсов, ни собаки, ни полета на Луну, ни килограмма конфет.
Какая странная девочка!
Второй способ появления вещей в доме – домашнее производство.
Отец и его братья строили, дед, мама и я шили. Бабушки вязали. Бабушка Наташа вязала по-хозяйски: носки да варежки. Мы с братом тоже вязали с удовольствием: в основном шарфики да шапочки, а вот бабушка Зоя божественно вязала все – от салфеток с розами до буденновок и курточек.
…На чердаке маминого дома в фамильных сундуках 19-го века до сих пор лежат первые мои фартучки, юбки и платья, сшитые в Доме детского творчества (Доме пионеров) на кружке кройки и шитья. Там есть и первые мои невероятно модные тогда штаны-бананы и кофточка из поплина, которые мама мне сшила для семейного отпуска в Волгограде. Там же хранится и модная юбка с клепками, сотворенная мной в пятнадцать лет для весенней школьной дискотеки.
Все деньги в семье четко распределялись на проекты. Раз в два года мы ездили в отпуск на Черное море. Поэтому два года жили на одну зарплату и вторую откладывали. Это не был режим жесткой экономии, скорее режим грамотного планирования, потому что и полученную от государства трехкомнатную квартиру, и автомобиль «Жигули» надо было содержать. Дача же шла приятным бонусом, который нас подкармливал и помогал еще лучше распоряжаться временем и своими силами.
Каждые выходные мы ездили восстанавливать и укреплять наше «сельское хозяйство». Папа в такие дни строил и совершенствовал садовый дом – красивый, но совершенно непригодный для житья в нем зимой. А впрочем, что делать зимой в огороде?
И пусть не было ни у кого торговой жилки «купи – продай», зато была деловая хватка. Ответственность, умение довести начатое до конца. Сноровка.
И да: я считала, что у меня все есть.
А чего нет – ВСЕ МОЖЕТ БЫТЬ, когда я этого захочу.
И это, пожалуй, самое главное ощущение, с которым я вышла из детства.
Сдайся правилам
Однажды мама научила меня одной потрясающей штуке. Сейчас это бы назвали самомотивацией.
