Ирина Пуць "Швейная династия"

Многие думают, что без предпринимательской жилки не стоит и мечтать о собственном бизнесе. Но жилка эта – не какой-то волшебный дар, и взрастить ее в себе может каждый. Например, трансформируя ради любимого дела свои «неподходящие» навыки в нужные и обращая даже невыгодные и безнадежные ситуации в новые точки роста. О том, как этому научиться и успешно применять, рассказывает автор книги Ирина Пуць – мама троих детей, сумевшая создать компанию в лихие девяностые, развить ее, невзирая на финансовые кризисы, и превратить в процветающий семейный бизнес. История и философия Ирины Пуць будет интересна и полезна не только начинающим и действующим предпринимателям, но и всем тем, кто хочет качественно изменить свою жизнь.Поклонникам книги Б.Ю.Александров «Сырок.История моей жизни».

date_range Год издания :

foundation Издательство :Автор

person Автор :

workspaces ISBN :

child_care Возрастное ограничение : 12

update Дата обновления : 18.07.2024

Династии сильнее всех человеческих сообществ. Они сильнее любого государства. Государство рухнет, а династия все равно продолжит свое дело: на руинах прежней страны или переместив своих представителей в другую. Так считает автор метода «Терапия души» психолог-исследователь Евгений Теребенин.

Династия ли призвала, кривая ли вывела, сама ли почувствовала, нащупала, выбрала – еще разберемся. А я рада, что так вышло.

Я та, кто…

Я та, кто в поздний час смеется
И тайно плачет на рассвете.
Кто днем на фабрику несется,
А в голове – муж, кот и дети.

Я та, кто молится за маму,
В субботу внучку обнимает.
И вопреки вселенским драмам
В саду пионы размножает.

    /Ирина Пуць/

Живите долго!

«Живите долго!» – говорю я на всех встречах. Неважно, собрались ли это близкие друзья или я выступаю на каком-то мероприятии. Долго жить в здравии – это быть живым носителем воспоминаний о себе и своей эпохе для своих детей, внуков и вообще следующих поколений.

Когда мне было пятнадцать лет, умерла моя бабушка Зоя Ивановна – папина мама. Я плакала не только потому, что потеряла родного человека, но и потому, что утратила возможность узнать больше о ее жизни и детстве папы, горевала о потерянных уже навсегда, не рассказанных бабушкой историях и не освоенном мною искусстве вязать крючком удивительные цветы, какие умела вязать только она. Мне не хватило времени взять то, что она могла мне дать.

Бабушка Наташа, мамина мама, прожила дольше – восемьдесят пять лет. Но я не успела узнать тайну приготовления бабушкиного зырета – удмуртского национального молочного соуса, подаваемого вместо сметаны к оладьям.

Дед Иван Егорович тоже ушел слишком рано для меня – едва мне исполнилось тринадцать. Он начал покидать нас еще за восемь лет до своей смерти, когда тело стало отказывать ему и все его силы тратились на то, чтобы этому сопротивляться.

…Я помню деда жилистым, размеренным, спокойным стариком в шляпе. Хотя трудно назвать стариком пожилого мужчину без единого седого волоса в бороде.

Дедушка всегда был за работой: то сеть рыболовную латает, то будущее пальто кому-нибудь ладит.

Он не любил вспоминать о войне. Фотография, на которой дед Иван запечатлен в бескозырке с надписью «Военно-морской флот», да его скупой рассказ о том, как всю войну его судно простояло на охране границ с Японией, – единственное, что осталось нам в память об участии дедушки в Великой Отечественной. Так ли спокойно она прошла для него, сейчас уже не узнать.

Как кадры из фильма, помню летние вечера в уютном дворике их с бабушкой дома. Деда, сидящего на завалинке, а рядом с ним его сына и зятьев – еще молодых дядю Сережу, папу и дядю Андрея. Какие они были разные! Взрывной весельчак, легкий на подъем христианин Сергей, размеренный, но категоричный коммунист – мой папа и мягкий, но основательный старовер Андрей.

Дед ладил со всеми. Он ГОВОРИЛ с этими разными, но родными мужчинами, а они слушали его. В наше время, увы, общаться так умеют немногие…

Как здорово, что все мы здесь…

«Голос крови стучал в висках, звал и гнал их на немыслимые поступки…» – так мне представляются передвижения моих предков по Центральной России.

Для того чтобы я родилась в обычной успешной семье в Можге – маленьком городе в Удмуртии, в котором населения всего порядка сорока пяти тысяч человек, мой прадед Егор – основатель династии – перебрался сюда с семьей из деревни, а предки папы бежали в это место от репрессий и голода с Вологодчины.

Удмуртия – республика, расположенная не где-то на краю земли, а ровно посередине между Москвой и Екатеринбургом. Так я всегда объясняла местоположение своей родины уральцам, не сведущим в географии.

Мои родители – руководители советских организаций. Оба с высшим образованием по своей специальности, оба – члены коммунистической партии Советского Союза. Оба – убежденные строители светлого будущего.

У моего папы семья была большая: у него было четыре брата, а у меня – настоящее сокровище: четыре дяди! Его мама, моя бабушка Зоя Ивановна, поднимала детей одна. Дед умер почти сразу после войны: контузия, черепно-мозговая травма в бою в Великой Отечественной войне. Сильная духом, красивая русская женщина с шикарной русой косой, она не только вырастила всех сыновей. Они еще и дом вместе построили! Все парни получили образование.

А мама моя была поздним, третьим ребенком в семье красавца-портного – мастера мужского и дамского костюма. Ее мать, моя бабушка Наташа, – скромная, изящная, голубоглазая женщина. Она была очень набожная, много трудилась на сезонных работах и всегда говорила: «Никогда не сиди дома! Дома работа в спину стучится и все тебя за прислугу держат».

Такие вот разные были семьи у моих родителей и у меня – бабушки. А семена во мне посеяли одинаковые, научив тому, что работа – лучшая награда.

Мама была отцовой любимицей! Ребенком, родившимся после войны во имя мира и в предвкушении светлого будущего. Дед Иван буквально таял от счастья, приключившегося с ним в сорок пять лет. Дочке не понравилось ходить в детский сад, и он заставил жену бросить работу и сидеть с малышкой дома. А когда ему случалось где-то задержаться до позднего вечера, возвращался всегда крадучись, неизменно задавая жене шепотом один и тот же волнующий его вопрос: «Фаинка спит?»

Мама у меня – женщина уникального воспитания. В семь лет она должна была уметь так аккуратно полоть огород и ухаживать за курами, как ее старшая шестнадцатилетняя сестра. А вечерами и в выходные помогала отцу сметывать слои ватников и отпаривать готовые кители – военную форму заказчиков.

Дед брал подработку домой, так что мама с самого детства не только научилась шить фартуки, юбки, платья и постельное белье, чинить, штопать и латать одежду, но и работала подмастерьем у своего отца.

…Не одна лишь мама перенимала семейное мастерство. Вместе с ней к делу приобщалась и Гутя – таким необычным сокращением звалась в семье сноха и моя тетя Августа Афанасьевна.

По стечению обстоятельств дядя Сергей выбрал в жены именно швею. Сейчас, в свои восемьдесят пять, Августа Афанасьевна на удивление ярко помнит, как Иван Егорович работал раскройщиком в мастерских и как шил дома костюмы.

Что касается моих родителей, они познакомились еще в детстве: были одноклассниками в самой прогрессивной школе города – школе № 3. Я тоже ее окончила.

После выпускного они разъехались учиться: папа – в Казань, в строительный вуз, на дорожника, мама – в Москву, на модельера-конструктора. На это ее подвигла лучшая школьная подруга Надя, которая тоже мечтала стать дизайнером одежды и создавать для советских женщин модные и красивые наряды.

Печально это или нет, но ни мама, ни ее подруга в московский вуз не поступили. Мама вернулась в Можгу, а Надя поехала в Ижевск, столицу Удмуртии, жить и работать на Ижевской трикотажной фабрике, а заодно и готовиться к новому поступлению в будущем году.

Но и на следующий год удача снова была не на их стороне. Тогда и мама осталась жить в Ижевске и тоже стала швеей на фабрике. А к высшему образованию девчонки пошли другим путем, через средне-специальное – поступили в Ивантеевский механико-технологический техникум. Техник-технолог трикотажного производства – не дизайнер-модельер, но и не рядовой рабочий.

Подруги – это сила! Сила, движущая нас в наше будущее.

…Я появилась на свет, когда папа еще учился. Тогда всем семейным студентам по окончании вуза при распределении на работу выделяли квартиры. Вот они с мамой и подсуетились с этим делом. Им дали комнату в холодном бараке, а папе еще и предоставили отсрочку от армии как молодому отцу и нужному специалисту.

Мама до сих пор помнит, как зимой в этом их первом семейном жилище даже вода от холода замерзала. А когда к ним в гости приехала ее мама, моя бабушка Наташа, уложить спать ее смогли лишь на пол, ногами под стол, на котором в ванночке (кроватки не было) спала я, – такой крошечной была комната.

Папа ушел в армию, когда мне было девять месяцев, а мама стала ждать его, вернувшись в Можгу в дом к родителям: там было и теплее, и сытнее, и помочь было кому.

Все-таки родители – святые люди по факту, как ни крути!

После армии папа устроился работать в ремонтно-строительное управление (РСУ) в родном городе. Там от мастера вырос до главного инженера, а потом и руководителя организации, которая строила дома и дороги для всего города.

Уникальный факт того времени: папа стал тем единственным руководителем, при котором в городе закончилась очередь на жилье. Он всем построил квартиры.

Отец как-то умел и хотел помогать людям. Умел справно вести дела.

А маму, активную комсомолку, в Можге пригласили инструктором в промышленный отдел Горкома партии. Директором швейного комбината она была назначена гораздо позднее, будучи уже сильным руководителем с высшим образованием по специальности «Экономика промышленности».

…Словно горошины, раскатившиеся из порванного мешка, словно острова Полинезии, затерянные в океане, были рассыпаны по городу, по селам, по районам точки ателье индивидуального пошива и ремонта одежды и обуви. Все это хозяйство вверили в руки мамы, и она выполнила свою задачу.

Несмотря на то, что – или, наоборот, благодаря тому, что взрослые были очень занятыми, я, а потом и мой младший брат Алексей быстро стали самостоятельными. Это тоже сыграло свою роль в будущем.

Я научилась управлять временем и поставленными задачами.

Режим дня

В нашей семье распорядок дня был очень строгим и четким.

В 07:00 папа уже уходил на работу и из прихожей будил нас.

Мне и младшему брату – в школу, а маме – на работу к 08:00. На то, чтобы умыться, причесаться и одеться, на троих – полчаса. И это при том, что ванна и туалет у нас были по одному экземпляру. Мы еще успевали позавтракать! Благодарна сейчас своей школе за то, что на уроки девочкам нельзя было приходить накрашенными, а все попытки настойчивых модниц казаться взрослыми всегда заканчивались насильственным умыванием в раковинах школьных лаборантских комнат.

Родители создали отличную, удобную и понятную, хоть и не всегда приятную систему. Но, как говорит современный психолог Екатерина Мурашова, самое главное – быстро дать ребенку понять, куда он попал. Это освободит его созидательные силы.

Мое детство – явный пример эффективности этой теории воспитания.

«Ну и что, – скажет скептичный читатель, – большинство советских детей были либо предоставлены сами себе, либо завалены делами и пропадали во всевозможных кружках в домах творчества. И учились при этом по шесть дней в неделю. Все так жили!» В чем-то наш скептик окажется, безусловно, прав.

Родители работали, поэтому на нас с братом были посильные обязанности по дому. Ну как «посильные»: готовка без микроволновок и мультиварок, стирка без машин-автоматов, уборка без роботов-пылесосов и умных швабр – просто с ведром и старыми колготками вместо современной тряпки из микрофибры. Ковры выбивали на улице – безупречный сеанс антистресса!

Аккуратность, трудолюбие, дисциплина.

По субботам порядок в квартире мы наводили всей семьей. И это тоже было неким символом единения, который каждый раз подтверждал, что вместе мы – мощная сила. Завершающий аккорд общей уборки – поход в городскую баню.

В баню!

Уставшая, злая и хмурая, тащилась я в эту баню, проклиная русскую приговорку: «Вот пришла суббота – девочкам работа».

В бане – очередь. Сидишь, а по большей части стоишь, ждешь, пока пришедшие до нас горожанки намоются, напарятся и выкатятся блестящими, чистыми до скрипа и румяными из заветных дверей в облаках пара, пахнущего березовыми вениками, цветочными шампунями и чем-то еще вкусным.

Городская баня – человеческие университеты!

В ней все без прикрас. Пока моешься – изучишь облик человека и человечества во всех его вариациях и возрастных изменениях. Проанализируешь и сделаешь вывод, что бессмысленно убиваться по своей некогда гораздо более привлекательной фигуре. Она у тебя есть, и этого достаточно.

В бане не зевай: это тебе не спа. Пока тазик добудешь, пока место найдешь, пока воды принесешь, пока напаришься, намоешься, хочешь не хочешь – размякнешь и успокоишься в обязательно-принудительном порядке. По природе события. Если еще и на газировку удавалось на выходе двадцать копеек заполучить – вообще сказка! Горячая вода, пар, веники, погружение в себя среди людей – советские городские бани явно были прототипами популярных сейчас спа и ретритов. Не считаете?

…И вот возвращаемся мы домой из бани – напаренные и спокойные. Мама почти театральным движением (ее, кстати, приглашали работать в Ижевск в драмтеатр, увидев однажды в студенческой постановке в образе Василисы Прекрасной) открывает дверь квартиры, а там – ЧИСТОТА!

– Вот, – говорит мама довольным голосом, – посмотрите, какие мы все-таки молодцы были, что уборку сделали!

Я киваю, прохожу в гостиную, оглядываюсь вокруг так, словно впервые все это вижу. И только потом понимаю, как же она права! Снова права моя дорогая мамочка!

Выходные

…Вечер субботы прекрасен! Книги, прогулки с друзьями, любимые дела: печать фотографий в ванной комнате, подготовка семейной или школьной стенгазеты, запись новой музыки с радио на кассетный магнитофон, чтение интересного журнала, пришедшего по почте, и немного свободного времени – всего в меру. Рациональность во мне воспитали родители. Это точно.

По воскресеньям у нас не принято было валяться в постели. Вставали почти в то же самое время, что и на неделе, совсем чуть-чуть позволяя себе понежиться в кровати. В 08:00 нас уже обычно ждала бабушка с только что испеченными пирожками, затем мы отправлялись в поход всей семьей на лыжах или в пешую прогулку на сорок минут быстрым шагом в гараж за машиной. В 09:00 утра надо было ехать на дачу: полоть, рыхлить, что-то сажать или собирать урожай, а зимой – чистить снег у домов бабушек, у гаража, да мало ли где еще. Иными словами, нас с братом учили отдыхать, меняя один труд на другой.

Тогда казалось, что все так живут. А разве кто-то жил по-другому?

Вечерами по воскресеньям мы готовились к следующей неделе. Мама готовила для всей семьи еду на несколько дней, а мы все по очереди гладили свои платья, рубашки и брюки. Как большинство советских семей, иногда мы смотрели фильмы и новости на тех двух каналах, которые были у телевидения в то время.

Я даже и предположить не могла, что не все перед экраном телевизора занимались тем же, чем члены нашей семьи: пришивали воротнички и манжеты к школьной форме, марлевые прокладочки под мышки к платьям, собирали портфели, вязали, штопали носки. Только став очень взрослой, я узнала, что, оказывается, многие смотрели фильмы, просто сидя на диване, ничего не делая. Шокирующее, надо сказать, открытие!

В девять вечера по второму каналу шла программа для детей «Спокойной ночи, малыши!». Пропустить ее было никак нельзя. Там же мультик покажут!

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом