–Владимир Андреевич Долгоруков–генерал-от-кавалерии, московский генерал-губернатор в течение двадцати пяти лет…»
Заметив, что буквы сливаются от усталости, Елена Анатольевна посмотрела на часы и отложила очки в сторону. Полночь. Укладываясь в постель, она продолжала думать о княжеской семье и их поместье в Никольском.
…Владимир проснулся позже остальных. Он всегда любил поспать подольше и домашние его баловали. Зато отец не пропускал ни одной утренней службы в церкви и давно уже был на ногах. Январские дни этого 1826 года короткие, а святочных хлопот у всех много.
Накануне вечером приехали два старших брата Илья и Василий. Он редко виделся с братьями и мало общался из-за разницы в возрасте, но рассказов про их столичную жизнь Володя слышал от домашних немало. С лета, отметив пятнадцатилетие, он ждал приезда братьев и мечтал участвовать в семейных встречах и беседах на равных.
Быстро одевшись с помощью камердинера и позавтракав, юноша бросился искать князя Андрея и братьев по дому. Кто-то из слуг сказал, что они спустились в подвал. Ни в винном погребе, ни в продуктовом, ни в леднике Володя никого не нашёл. Оставалось искать отца и братьев в забытой всеми подземной галерее, которой практически не пользовались. Пока шли поиски лакея, а потом тот зажигал фонарь, Владимир, натягивая тёплый тулуп, вспоминал запреты домашних на спуск в подземелье. Со слов дворецкого и француза-гувернёра он знал, что этот подземный проход к берегу Ржавки прорыли монахи во времена Смуты для спасения от поляков и других захватчиков. Бутурлины, выкупив земли у монастыря, подземелье укрепили и сделали тайным убежищем. Последующий хозяин князь Голицин, отстроив заново деревянную церковь Святого Николая Чудотворца, заставил работников сделать отдельный ход от неё к подземелью. Дед Володи, купив имение Никольское-Ржавки у Голициных, подземный ход забросил, из-за угрозы обвала ходить туда людям запретил. Зато дядя – князь Иван, начав строительство большого каменного храма в 1802 году, повелел рабочим тайное убежище отремонтировать. Во времена наполеоновского нашествия там сохраняли все ценности из церкви и усадьбы. Поселившись здесь с детьми после смерти брата, князь Андрей Долгоруков подземелье закрыл и никого из домашних туда не пускал.
Нарушая отцовский запрет, ступив первый раз в тайное помещение, юный князь Владимир был страшно возбуждён от обуревающих смешанных чувств страха, любопытства и тревоги за последствия ослушания. Пустив вперёд лакея с фонарём, он боязливо озирался, утешая себя тем, что только у батюшки ключи были и кроме него дверь в подземелье никто бы открыть не мог. Про то, что вход находится в дальнем углу погреба за стеллажом с привозными французскими винами ему давно рассказали слуги.
– Mon pere, батюшка, Вы здесь! – крикнул юноша в глубину тёмного коридора. В ответ послышались голоса. Лакей с фонарём двинулся в ту сторону, молодой князь за ним. Через несколько минут коридор расширился, и они оказались в небольшом гроте, стены и потолок, в котором были облицованы крупными гладкими скреплёнными раствором речными камнями, покрытыми толстым слоем инея. Здесь было холодно, мрачно и пахло затхлостью. Вдоль двух стен стояли скамьи, а в нише – едва заметно угадывалась массивная дверь, закрытая на большой висячий металлический замок. – Выход к старой деревянной церкви, – машинально отметил для себя Владимир и принялся разглядывать отца и братьев. Они сидели, освещённые стоящим на лавке между Ильёй и Василием фонарём и, судя по озабоченным лицам, обсуждали привезённые из столицы невесёлые новости.
Отослав лакея, старый князь повернулся к старшим сыновьям и приглушённым голосом закончил разговор, – Этот бунт всю Россию перевернул. И нас задело: Илья чуть в заговорщики не попал, из-за детской дружбы с бунтовщиками под следствием находится. Зато Василий в карауле бравым защитником себя Государю показал, гордо заметил он и ласково похлопал сына по плечу. Теперь настороже будьте, поддерживайте друг друга и меньшого не забывайте, – кивнул он на Володю. – А мы с матушкой вашей тоже мешкать не будем, всех Долгоруковых и Салтыковых поднимем на защиту Ильи. Ну идемте, а то холодно здесь, да и потеряли нас уже наверху…
Асиновская проснулась от сухости во рту, страшно хотелось пить. Глотая воду, она обдумывала увиденное во сне, – Главная новость – подземный ход. Похоже, что именно это хранилище ценностей искали Иванов с друзьями-реконструкторами на месте усадьбы в Никольском.
Глава 4
На следующий день сразу после обеда Матрёшкина с Асиновской поехали в детский дом, где воспитывался погибший Иванов. За рулём служебного автомобиля сидел криминалист Слава Рыбин, который должен был обеспечить женщинам техническую и любую другую поддержку в случае необходимости. Асиновская ждала удобного момента, чтобы рассказать им про увиденный во сне подземный ход.
С первых же минут поездки Елена Анатольевна уловила перемену в отношениях между Галкой и Славой по сравнению с последней встречей с ними месячной давности. Они общались как живущие вместе супруги.
– Букетно-конфетный период ухаживаний они, похоже, миновали, – довольно подумала женщина. Она опекала Галку и считала, что более опытный и основательный Рыбин мог бы стать ей хорошим спутником в жизни. – Пора и Славе свои адюльтеры заканчивать. Надёжный тыл ему давно уже нужен, – мысленно рассуждала она. Сообразив, что продолжение подобных фантазий неминуемо приведёт её к вопросу о своих отношениях с Макаровым, Асиновская резко переключила внимание на разговор Галки со Славой. Прислушавшись, она поняла, что девушка рассказывает об утренней процедуре опознания тела Иванова, проведённой ею с участием Кукушкиной и одного из друзей погибшего. Всё внимание Елены Анатольевны тут же сосредоточилось на словах Галки.
– Антонина выглядела не лучше покойника, я даже врача из клиники пригласила, боялась, что в обморок грохнется. Но она выдержала, хотя зрелище очень неприятное, скажу я вам. Правда, Тоня в основном только на ноги погибшего смотрела. Там были шрамы и мизинец отсутствовал с детства после той автомобильной аварии, когда его родители погибли. Тоня мне ещё до процедуры эти повреждения описала с другими приметами. Короче, сомнений никаких. Друг тоже твёрдо опознал тело Виктора Иванова. Странно только, что он никакого сочувствия к Кукушкиной не проявил. Игорь Морозов лучшим другом погибшего назвался, а когда Тоня зарыдала, то он с презрением и даже с враждебностью на неё посмотрел. Ну ничего, я повестку выписала, допрошу парня обо всём завтра с утра. Сначала директора детского дома послушаем. Пусть поподробнее про Иванова и его друзей расскажет.
– Так, а что сказал судебный медик о причине смерти, заключение уже есть? – спросил до сих пор молчавший криминалист Рыбин, – Юрий Карлович вскрытие производил?
– Да. Он. Только заключение пока предварительное. Токсикологию химики должны сделать, чтобы отравление исключить, – бодро отчиталась Галка. – Смерть наступила примерно за неделю до обнаружения, что совпадает с временем пропажи Иванова. Как сказал судмедэксперт, выводы о причине смерти осложняются многочисленными повреждениями тела, полученными в процессе обвала почвы во время оползня. Со слов Юрия Карловича, труп как под прессом побывал. В затылочной части головы обнаружена тупая травма с обширной гематомой. По степени её распространения понятно, что смерть явно наступила не сразу после удара и за несколько дней до обвала. Очень похоже, что от удара тяжёлым предметом с ограниченной поверхностью, типа трости или ломика. Дело за тобой, когда анализ микрочастиц с кожи раневой поверхности сделаешь? – спросила Галка у Рыбина. Тот кивнул головой и улыбнулся, показывая рукой на вход в детский дом, у которого он только что припарковал служебный автомобиль, – Приехали!
Здание было построено в восьмидесятых годах прошлого века по типовому проекту детского сада. Двухэтажный дом из силикатного кирпича выглядел стареньким, но довольно уютным. Внутри него было светло и тепло, царили характерные запахи кухни, какой-то аптечной химии и едва уловимый душок детских фекалий, наверху раздавался топот ног и приглушённые голоса. Кабинет директора располагался на первом этаже недалеко от входа. Хозяином его оказался сорокалетний на вид мужчина с выправкой бывшего военного. Он хорошо знал Виктора Иванова и очень расстроился, услышав о его гибели.
– Витя был здесь полтора месяца назад с бывшими выпускниками, целую корзину цветов привезли на женский праздник, поздравили весь персонал. Так неожиданно и приятно было, многие до слёз растрогались. Он ребят организовал. Всегда такой был. Здесь в детдоме уже больше трёх лет работаю. Когда я пришёл, Иванов был старшеклассником и бесспорным авторитетом среди воспитанников. Я даже боялся, что сложности с субординацией возникнут, держался настороже, подвоха ждал. Мне раньше с детьми никогда работать не доводилось. А Виктор, когда узнал, что я в Донецке добровольцев обучал и по ранению из армии списан, сам пришёл и помощь предложил. Мы и занятия по НВП, и патриотический клуб организовали, письма с рисунками на Донбасс посылали, парни ходили к волонтёрам, помогали грузы на фронт отправлять. Да у нас в коридоре стенд висит с фотографиями, да и доска почёта, где Виктор на самом видном месте…Голос директора прервался, на глазах выступили слёзы, он отвернулся и полез в карман за платком. Чтобы отвлечь мужчину от переживаний, Елена Анатольевна попросила воды, потом встала, кивнув головой Галке и Славе, и вышла в коридор посмотреть фотографии. Следом подошли Матрёшкина с Рыбиным.
– Жалко парня! Что же он там делал и как погиб? – У вас есть какие-нибудь предположения, – спросила Галка Елену Анатольевну. Воспользовавшись моментом, Асиновская рассказала про сон, выдав его за свои умозаключения по итогам прочитанных музейных материалов. Она повторила фразу какого-то краеведа о том, что подземелья и подземные ходы со времён Смуты и придворных заговоров были непременным атрибутом монастырей и дворцов в качестве укрытий и хранилищ ценностей. – Учитывая, как сильно пострадал род Долгоруковых во время заговора против всевластия Анны Иоанновны, да постоянные нашествия с разграблением на усадьбы и поселения лесных разбойников во времена Разина и Пугачёва, постройка потайного хода к реке для спасения жителей и сохранения ценностей кажется вполне естественным делом, – закончила Асиновская свою мысль.
Тут их позвал директор, который уже взял себя в руки и даже успел организовать для гостей чайный столик. Прихлёбывая свой любимый зелёный чай, Асиновская спросила, – А вам известно как Иванов попал в детский дом и когда это случилось?
– Конечно. Сотрудники рассказывали и личное дело смотрел. Мальчику было восемь лет. Он ехал в машине с родителями. Метель, гололёд, плохая видимость стали причиной большой аварии. На МКАДе, столкнулось несколько автомобилей, два или три из них загорелись. Виктора от сильного удара выбросило из машины, что спасло ему жизнь. Но амнезия с тех пор не прошла, он ничего не вспомнил о прежней жизни. Долго мотался по больницам. Врачи установили примерно его возраст. А имя, отчество и фамилию оформила уже прежний директор. Она и рассказала мне эту историю. Виктор говорить про аварию не любил. Полиция, органы опеки, а потом и мы с ним пытались хоть что-то выяснить, но автомобиль и трупы так обгорели, что невозможно было опознать. Странно, что в списках пропавших такой семьи не значилось. Как я понял, в полиции предположили, что сгоревшие мужчина и женщина были родителями Виктора. Достоверно никто ничего не знает. Я считал, что он сам хотел всё выяснить, для чего и на юридический факультет поступил. А вон как вышло! Не удалось судьбу обмануть, значит, – тяжело вздохнул директор.
Неодобрительно покосившись на расстроенно зашмыгавшую носом Галку, печатавшую протокол, Асиновская попросила, – Вы назвали парня лидером, расскажите про его друзей и личную жизнь, если что-то знаете. – Да, – поддержала её девушка, взяв себя в руки, – что вы знаете про Игоря Морозова и Антонину Кукушкину.
– Игорёк, – продолжил рассказ директор, – хвостом за Виктором в детдоме бегал. Он из неблагополучной семьи к нам попал. Мать родительских прав лишили, а отца, похоже и не было, только две младшие сестрёнки с ним вместе в детдом поступили. Он был задиристый такой, всех драк заводила. Иванов его из любых передряг выручал, заступался всегда. Виктор такой добродушный был. А вот Морозов с гнильцой, видно гены плохие сказались. Завидовал он парню сильно, хоть и пытался это скрыть. Виктор умнее был, способнее в учёбе, уважением пользовался и у детей, и у взрослых, а Игорька только из-за дружбы с Ивановым и терпели. Виктор два года назад от нас ушёл, поступил в институт и квартиру получил по льготе, так Игорёк к нему на все праздники и выходные отпрашивался. Год назад выпустился, мы его в колледж с общежитием устроили, но он всё равно от Виктора не отставал. Если бы Иванов со своей девушкой не сошёлся, он бы к нему жить перешёл. Правда, пару месяцев назад жильё и ему предоставили, так он сразу из колледжа ушёл. Мне мастер звонил жаловался, что Морозов учёбу совсем забросил. Про невесту Виктора я мало знаю. Он как-то мельком сказал, что у подруги отец-пьяница и деспот. Они и познакомились, когда Виктор за Антонину и её мать на улице заступился, от побоев папаши спас. Я ещё тогда подумал, что он так романтиком и остался, защитником всех обиженных и угнетённых. Его так наши нянечки называли. Что же я теперь им всем скажу! – горестно вздохнул директор и замолчал, задумавшись.
– А про его занятия в клубе реконструкторов и увлечение краеведением можете что-нибудь рассказать – спросила Матрёшкина. Асиновская одобрительно кивнула ей головой и посмотрела на директора, ожидая ответа. – Что-то мне воспитанники говорили, когда просились на занятия в этот клуб – встрепенулся директор. – Подробности вам лучше Татьяна Александровна расскажет, она в нашей школе историю преподаёт. Иванов её любимчиком был. Она думала, что он в Университет на исторический факультет поступать будет. Кружок с детдомовскими детьми организовала про историю зеленоградских земель. Они на всех московских викторинах побеждали. От городского краеведческого музея и директора школы благодарности каждый год приходили, и ко мне, и в департамент образования. Он горестно вздохнул и опять замолчал, забыв про гостей.
Поговорив с сотрудниками учреждения и забрав из архива личное дело воспитанника Иванова, Асиновская и сотрудники СКР съездили в школу, которую погибший закончил два года назад. Там им не рассказали ничего нового. Учительница истории была так потрясена известием о смерти любимого ученика, что не смогла давать показания. Оставив ей визитку, Галка договорилась о контактах после выздоровления.
В машине на обратном пути Елена Анатольевна вспомнила про встречу с попрошайками возле Никольской церкви и, описав её Галке со Славой, попросила Матрёшкину расспросить про бомжей участкового инспектора Пронина. Ей показалось, что бродяги явно что-то знают и готовы были об этом рассказать. Потом они обсудили план расследования. Галина с утра собиралась допрашивать Игоря Морозова. Слава хотел закончить экспертизу микрочастиц раны на голове погибшего. Асиновская вызвалась сходить в органы опеки, где по запросу Матрёшкиной она могла получить сведения о погибшем и его семье и, пользуясь старыми связями, разузнать возможные неофициальные подробности его жизни.
