Лина Серебрякова "Крепитесь, други!"

Алекс наблюдал за нею издали.

Ему шел тридцать третий год.

Давнее школьное прозвище "Принц" еще не изменяло ему. Он был красив. В ясных глазах его держалась легкая проницательная усмешка, словно любого человека, впервые подходившего к нему, Алекс видел насквозь. Он занимал на этаже несколько комнат, охраняемых круглосуточно, иногда спускался к общему столу, изредка приглашал общество на старинную яхту.

Шуму от его людей не было, в их поведении угадывалась четкая молчаливая слаженность.

Далеко, на Красном море отдыхали трое его сыновей и жена.

Историю Валентины ему, разумеется, рассказали. Он присматривался к ней зорко и незаметно.

Он знавал Бориса Королёва.

Давным-давно, когда еще в стенах МГИМО Алекс, полный романтического служения компьютеризации, с жаром подступался с друзьями к основанию первой фирмы Internet Service Provider первого уровня, одного из будущих хребтов Интернета в России, Борис Королёв уже развернул рисковый автомобильный бизнес, укрощал недвижимость, мелькал на телеэкранах и модных тусовках. С бриллиантовым зажимом на галстуке, с гаванской толстой сигарой в пальцах и привычкой скашивать глаза, не поворачивая головы, он выглядел настоящим аристократом.

И действительно, его внимания жаждали пресса и женщины.

Алекс предпочитал кабинетную тишину.

И тогда, и сейчас, когда был Президентом совместной американо-российской Компании. Он создал собственный Аналитический центр, который следил ежедневно и еженедельно за новостями, телеконференциями, программными продуктами в мире; появление World Wide Web, Всемирной паутины, принесло новую волну населения в киберпространство его компании.

Как они работали!

Каким чистым огнем горела четверка единомышленников-"лицеистов"!       Как это вдохновляло, изматывало, лишало сна и нормальной человеческой жизни! Пришлось даже усадить перед монитором умненькую девочку, чтобы она специально выискивала в Сети анекдоты, сплетни и смешные случаи, потому что ничто так не освежает мышления, как искры юмора и дружный хохот.

Золотые времена!

В 1993 году он неожиданно стал хозяином еще целой кучи преприятий под общим названием "Параскева".

Но эта история всплывет сама в свой черед.

… Странное дело!

На Селигере, краю озер и лесов, в полубезлюдном частном пансионате Алекс ждал свою женщину.

Его женщина должна быть слегка старше него, царственно-независима, изыскана и современна… Дипломат по образованию, философствующий востоковед, он ждал свою Женщину, ровно ничего не предпринимая для этого.

"Сиди и раскрывай свои лепестки, пчелы слетятся сами"…

Сближение с Валентиной происходило медленно. На Селигере они едва перемолвились двумя-тремя словами, зато в Москве встретились тепло и непринужденно. Усмешка в глазах его растаяла, он понял, это – она.

Как и то, что эту женщину придется завоевывать каждый раз.

– О`кей! – сказал Виктор в телефонную трубку, записывая адрес фирмы. – Завтра к десяти утра я у вас. До встречи.

И, довольный собой, прошелся по "сцене".

Подергал "занавес" на окне, понюхал герани и оглядел присутствующих.

"Зал" был на месте.

Отсутствовала лишь Екатерина Дмитриевна, недавно произведенная в менеджеры. Теперь она пропадала на фирмах вместе со своими подопечными и уже заключила, счастливая старушка, несколько договоров.

Но бог с ней!

Виктору не терпелось развить на публике свои мысли, пришедшие в голову сию минуту, и услышать те, что придут при их изложении ему или другим, поскольку беседа умных людей сама по себе есть саморазвивающееся действо, способное к выходу на новые уровни образов и идей.

Молчать – вредно!

Надо иметь круг друзей, чтобы высказываться, не заботясь о предлоге.

– Вот… – начал он, – если спросить человека о его потаенной мечте, что ответит правдивый? Голубая мечта – кайф на островах. Прямо ли, косвенно, но все желания сводятся к блаженному безделью. Заработать и балдеть. Кто-нибудь против?

– А как же театр? – улыбнулась Агнесса.

Она была очень элегантна в белой блузе и черной короткой юбке; сочетались оба цвета в шелковом банте в черно-белую полоску, завязанном на груди у низкого выреза.

– Театр – это развлечение, – ответил Виктор, – это – когда надоест. Как и музыка, книги, даже любовь. В начале начал лежит богоравное бездействие зародыша, сохраняемое в глубинах памяти. К нему-то и стекает человек тысячью ручейков в течение всей своей жизни. Какие идеи?

На эти слова неожиданно возразил почти всегда молчаливый Максим Петрович. Он обернулся от компьютера и произнес с мягкой улыбкой, осветившей его некрасивое лицо.

– С Вашего позволения, простите, должен возразить, что в это суждение вкралась неточность. В глубинной памяти человека, действительно, сохраняется некая память. Однако не о бездействии. Напротив! Это ликование зарождающейся жизни, торжество воплощения духа и космического света. Именно они озаряют человека врожденной радостью и предчувствием свершений, а вовсе не память о неподвижности.

– Артисты не всегда сильны в точных знаниях, – съязвил Юра.

Виктор изогнул губы.

– Может быть. И все же, будь у нас деньги, мы бы здесь не сидели. Именно это я и хотел сказать. Есть возражения?

Агнесса привычно покачалась на откинутом стуле и негромко прочитала нечто стихотворное.

Предел всех стремлений, трудов и волнений

О, наконец-то, покой беззаботный!

Сом лупоглазый в тине болотной.

– Это чье? – спросил Виктор.

Она неопределенно улыбнулась.

В эту минуту дверь распахнулась.

Взволнованная, краснощекая Екатерина Дмитриевна с мокрым зонтом и в таком же мокром плаще, ворвалась в комнату и страстно заговорила с порога, снимая и встряхивая плащ и зонт.

– Ах, какой глупый случай произошел с нами на фирме! Подумать только! Ах, какая осечка! Ах, ах, никогда себе не прощу!

Овладев вниманием, она развесила одежду на вешалке, вымыла руки и встала поближе к директорскому кабинету.

– Ну, значит, сидим на фирме, ведем переговоры с одним клиентом, русским "французом". Их тех, что когда-то уехал, сейчас вернулся, торгует косметикой парижских Домов. Пьем чай, договариваемся о целой рекламной компании для его парфюмерии, тысяч на двадцать долларов. Неплохо для моей начинающей девочки? Среди последнего набора есть такие таланты! … Ладно, обговорили сроки, объемы. Все готово Подписываем. И вдруг…

Она взяла многозначительную паузу, укоризненно покачала головой.       Виктор чуть заметно улыбнулся.

– И вдруг я, балда, возьми да и спроси у него чисто по-матерински, как, мол, Эдинька, встретила вас Родина? Я-то хотела как лучше…

– … а получилось, как всегда, – вставил Юра известное, вмиг подхваченное, высказывание Черномырдина.

– Ну да, – не вникая, продолжала Екатерина Дмитриевна, – хотела показать новенькой девочке, как надо раскручивать клиента, а он… он как схватится за голову, чуть не слезами плачет. "Ой, плохо мне, плохо! Уеду, уеду! Зачем мне реклама, уеду, уеду!"… Вот так. Какая там рекламная компания… Насилу уговорили на несколько строчек. Вот незадача-то. Упустить такой договор! Сделку века! Своими руками… Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь.

После этого Екатерина Дмитриевна с сокрушенным видом уселась за свободный стол. Здесь, на старом месте, ей было уютнее, чем в комнате напротив, несмотря на хорошие деньги и должность малой правительницы.

Заслыша ее, из кабинета показалась Валентина.

– Всякое бывает, не печальтесь, – утешила она. – Наша Агнесса вчера одной фирме скидку дала в сорок пять процентов. Пожалела бедненьких.

– Им тоже нелегко, – спокойно посмотрела Агнесса.

Валентина величественно встала возле ее стола.

– Да не переживай ты за них, дорогая моя! Раз существуют, да в рекламу идут, значит, деньги у них есть, не пекись и не волнуйся. Ты вот одна на семью пашешь, а у них сколько народу? Наскребут как-нибудь и без твоей помощи.

Валентина разогналась было на строгое внушение, но Агнесса как-то не схватывалась, не досягалась . Вот она, здесь, а не ухватишь.

Что за странность?

– Если всех жалеть, по миру пойдешь, – заключила она, заглушая неясность. – Эмоции надо оставлять дома, в бизнесе не место дамской чувствительности.

Виктор поднял указательный палец.

– Остерегайтесь первых побуждений, они всегда благородны.

– Золотые слова, – благодарно улыбнулась Валентина. – Кто это сказал?

– Талейран.

– А кому? Наполеону?

– Как бы он посмел?! Фуше.

Шурочка смотрела на Виктора с восхищением.

– Какой ты умный, Витя!

– Аж противно, – добавил Юра.

– Что, что? – негромко переспросил Виктор.

Стало тихо.

– Что слышал…

– За такие слова…

– Морду бьют? Я и не то скажу. Ты не артист, ты попугай, у тебя за душой ничего своего нет. Ну, ударь, ударь! Получишь!

Виктор угрожающе поднялся, сделал шаг в его сторону. Женщины взвизгнули.

– Вы что, вы что! С ума сошли? Витя! Юра! Успокойтесь!

Екатерина Дмитриевна схватила юношу в охапку, вытолкала за дверь и ушла вместе с ним. Валентина стояла бледная, как полотно.

– Стыдно, Виктор! Или мало крови вокруг?

– Он сам напрашивался, я не виноват.

– Кто умнее, тот и виноват.

На следующий день пошел ранний октябрьский снег.

Хрупкая белизна покрыла тротуары, выступы домов, не опавшую листву на деревьях, совсем по-зимнему обозначила трещины на асфальте, черные не заметенные плеши и рисунки автомобильных шин. В воздухе сквозила свежесть и бодрость, необходимые для первой охоты.

Виктор подходил к невысокому особнячку шоколадного цвета. "Банкъ "Классикъ" было начертано литыми золотыми буквами, и также ясно отсвечивала золотом массивная дверная ручка. Но удлиненные окна с выпуклыми продольными обводами вдоль по фасаду, подчеркнутыми слоем снега, напоминали сейчас греческую трагическую маску, а сам трехэтажный домик, зажатый между высотными великанами, был похож на скорбного африканского пигмея.

Виктор прищурился.

"Идиоты. Я бы такому банку и копейки не доверил".

Пропуск ожидал его.

Через минуту, взлетев через ступеньки на второй этаж, он толкнул дверь в кабинет с табличкой "Связь с общественностью".