Лина Серебрякова "Крепитесь, други!"

Виктор тоже направился к двери.

– Покурить никто не хочет?

Желающих не нашлось. Он вышел в коридор.

Екатерина Дмитриевна обернулась к Агнессе.

– Вот и второй философ появился, под стать вам, Агнесса.

Улыбнувшись в ответ, Агнесса сдвинула цветную полоску на своих бумагах и набрала телефонный номер.

Зато недоуменно выпрямилась Шурочка. Как это? Разве не с нею пришел Виктор, разве не она самая молодая и красивая в комнате? Все права у нее, Александры, при чем тут какая-то Агнесса?

В коридоре Виктор прошелся из конца в конец мимо открытых и закрытых дверей, прочитал вывески, сунул голову в пустой конференц-зал, вернулся и вдруг заметил темную лестницу без перил, ведущую вниз.

Он стал спускаться.

На нижнем этаже было полутемно, отдаленно светлел выход в вестибюль, тупичок был захламлен и запущен, в торце его тускло отсвечивала железная дверь. Под лестничным уклоном он различил табурет и множество окурков.

Понятно.

Он опустился на табурет, чиркнул зажигалкой, но тут же пригасил ее.

Потому что в это время из вестибюля по коридору послышались шаги.       И какие! Виктор замер.

Будто сторожевой пес, он вытянул шею, потом неслышно отступил в полную темноту. Он слишком хорошо разбирался в походке, чтобы не принять эти меры. Еще в школе он мог идти за человеком, вживаясь в особенности его шарканий, покачиваний, подскакиваний, и в училище, и в театре не было равных ему по выразительной поступи его героев.

Походка приближающегося человека говорила о тюрьме, о веском положении, авторитете того, кому принадлежала!

Человек прошел мимо него к запертой двери и тихонько постучал. Тук, тук-тук.

– Открой, это Грач!

Дверь отворилась. Мужчина взял или отдал нечто заранее приготовленное, и отправился обратно к выходу.

Виктор стоял неподвижно.

Как только незнакомец пересек вестибюль, он покинул свое убежище и помчался по коридору. Едва хлопнула входная дверь, Виктор очутился у окна. Мужчина как раз огибал клумбу, прежде чем свернуть направо в переулок. Глаза его, прищуренные, "восточно-русские", скользнули по фасаду.

Виктор отпрянул.

Впустую работала пока одна Агнесса.

Но это не угнетало ее. Представив однажды напряженную работу земного человечества и свое место в ней, она нашла свое осознание, и это изменило ее голос на легкий и приязненный.

– Добрый день. Газета "Городская новь" рада приветствовать вас… – повторяла она.

И вдруг…

– Приезжайте, это интересно. Можете напечатать к юбилею Москвы статью о нашем Управлении?

– Какой объем вас интересует?

– Полстраницы.

Агнесса едва не ахнула. Полстраницы! Но статья, да заказная… как это согласуется с журналистской этикой? Допустимо ли это? Она пошла к Валентине. Та посмотрела на нее, как на сумасшедшую.

– Езжай, не раздумывая! Пять тысяч долларов! Я сделаю все, чтобы статья увидела свет!

– Но если они, допустим, отравляют реку своими отходами, а мы их расхваливаем…

– Агнесса, прекрати! – Валентина потеряла терпение. – Если строители хотят отрапортовать Москве о своих успехах за восемьсот пятьдесят лет – это их право! Тем более за деньги! Езжай сейчас же, пока зовут. Если будут сложности, позвони мне сюда или на мобильный. Удачи!

Волнуясь, Агнесса взяла с полки бланки договоров, калькулятор, листок с ценами на рекламу – прайс, как называли его, и закрыла за собой дверь. Спустилась в вестибюль, вышла, обогнула круглую, заросшую травой, клумбу и по левой стороне переулка вдоль бетонного забора направилась к перекрестку.

Ранне-сентябрьская жара сменилась прохладой, дул встречный ветер, дождевые тучи темнели над крышами домов.

Агнесса шел двадцать пятый год.

Стройная, с прекрасным выражением лица, "породой", столь редкостной в наше время, она без слов располагала к себе, а речь и улыбка лишь дополняли прекрасное впечатление.

Выпускница Строгановки, она считалась знатоком старинного народного костюма, умела шить и расшивать узорами, бисером, речным жемчугом, знала ручное ткачество и крашение, но, главное, в поездках по Руси и в архивах она собрала подлинные образцы и могла воссоздавать женские "справы" разных областей – сарафаны, рубахи, паневы, душегреи. Научная ценность этих работ привлекла внимание "Народного музея", где Агнесса была своим человеком, и который изредка покупал ее изделия. Деньги были скудные и почти не оправдывали ни сил, ни времени.

Мало кто мог заметить грусть в глазах молодой женщины.

Ребенок Агнессы был тяжело болен, и в облике ее уже проступала покорная горестная складка.

В метро было немноголюдно. Возле нее сидела молодая мама с дочкой и тихонько читала сказку "Кошкин дом". Внезапно в вагоне погас свет. Женщина замолчала.

– Мама, – спросила девочка, – а кошки видят в темноте?

– Видят.

– А читать могут?

Агнесса рассмеялась. С теплой душой поднялась наверх.

Управление, куда она приехала, помещалось в самом центре Москвы, в Большом Златоустинском переулке. Вход был отделан мрамором, внутри помещения, переделанного из старого жилого дома, все отвечало взыскательной художественности. На стенах широкого коридора висели живописные "портреты" церквей, зданий, мостов, инженерных сооружений, возведенных строителями этого Управления.

Все говорило о том, что дела идут, что здесь ценят хорошую работу и понимают свой вклад в московское градостроительство.

В кабинете начальника Управления, куда Агнессу провела молодая, деловая до кончиков пальцев, женщина-секретарь, сидели трое мужчин.

Двое из них разместились в ближнем конце длинного стола для совещаний, из-за другого, дальнего директорского стола, поставленного поперек длинного, поднялся навстречу ей сам начальник. Все мужчины были крепкими, загорелыми и веселыми. Их смех она услышала еще в коридоре.       Газета "Городская новь" лежала перед ними.

– Располагайтесь, – пригласил начальник. – Чай, кофе?

– Чай, – она свободно опустилась на массивный деревянный стул.

Он кивнул с одобрением и напористо заговорил.

– Мы рассмотрели предложение вашей газеты и решили не скромничать. Наши строители потрудились для столицы, как мало кто в городе. Слышали про кольцевую автодорогу? Мировой уровень строительства! А мосты! А Манежная площадь! Вот и пусть знает Москва своих героев. Вот они сидят перед вами. Берите у них интервью и сразу печатайте.

Агнесса отставила чашку.

– Следует прояснить одну неточность. Я не журналистка, и здесь для того, чтобы подписать с вами договор. Журналист придет к вам только после оплаты суммы договора, – она развела руками. – Такой порядок. Какой объем вам подойдет?

Мужчины весело переглянулись.

– Не вышло, Иваныч. Газета хитрее нас.

Агнесса молча смотрела на них. Неужели эти веселые люди, работяги-герои, хотели обвести ее вокруг пальца? Неужели они рассчитывали на бесплатную публикацию?

– Не расстраивайтесь, они шутят, – успокоил ее начальник. – Привыкли, понимаешь… Сколько стоит вся страница?

– Десять тысяч долларов.

Они снова переглянулись, быстро и деловито поговорили между собой, не переставая смеяться, и вновь обратились к ней.

– Заполняйте договор. Но, чур, это будет наша страница, с фотографиями и биографиями лучших людей, с поздравлением и обращением к руководству, правительству. Договорились? Гулять, так гулять! Через год сдадим кольцевую дорогу, лучшую в стране, тогда опять приходите. Да!

Он отодвинул ящик стола и бросил ей синюю тонкую книжечку.

– Здесь телефоны всех подразделений нашего Управления. Звоните и предлагайте такие статьи от моего имени, пусть не жадничают, юбилей города не каждый день бывает.

Он подписал оба экземпляра договора, привстал и протянул ей крепкую руку.

– Печать в бухгалтерии. Всего наилучшего. Рад был познакомиться.

В агентство Агнесса вернулась бледная от волнения, отдала договор и уехала домой. На следующий день по факсу пришла платежка, к концу недели на счет в банке поступили деньги, шестьдесят миллионов рублей.       Двенадцать процентов из них Агнесса получила на руки, семь миллионов рублей или более тысячи долларов.

Валентина могла торжествовать. "Процесс пошел".

В этом сентябре "День города" праздновался вместе с 850-летием Москвы. Праздник собрал на улицах невиданные тысячи народа. Такого давно не было.

Еще бы!

Шествия, представления, клоунады, сувениры, хлопушки, мороженое, напитки, гуляния, катание тройках, на воздушных шарах, даже лазерное шоу на Воробьевых горах – было на что посмотреть за порогом своего дома!

Агнесса пришла к Манежной площади с ребенком.

Данюшка сидел в коляске, пока они пробирались в центр города, потом слез и пошел пешком.

Строители сдали свой подарок в последнюю минуту, зато теперь это место оказалось желанным островком Москвы. Весь город устремился к затейливым лесенкам, переходам, фонтанам, к "речке", из которой поднялись бронзовые сказочные герои и четверка лошадей, вставшая на дыбы.

Самую доступную из фигур, на расстоянии прыжка от берега, "Старика с золотой рыбкой", тут же освоила детвора, и под ласками их ладошек рыбкина позолота исчезала на глазах.

И все это под стенами седого Кремля, невозмущаемая древность которого, казалось, не допускала живобурлящего соседства, но, допустив, стала еще внушительнее.

Держась за ее руку, Данюшка шел в толпе.

Мальчику исполнилось три года, он был умный и вдумчивый ребенок, но бледный и тихий, как стебелек. Гуляя с ним, Агнесса катила перед собой пустую коляску.

Молодежные ватаги с песнями бродили по саду, сидели в обнимку на скамейках, толкались у большого телевизионного экрана с оглушительными выступлениями "звезд". На их головах светились цветные обручи, антенны, очки, носы.

Народу было много, чистая молодая публика, никак не толпа.

Они остановились возле "золотой рыбки".

– Он как поймал ее, на червяка? – спросил Данюшка.

– Неводом. Помнишь?

Пришел невод с одною рыбкою,

Не простою рыбкою, золотою.

– А мы с дедушкой ловили на червяка.

– А кого вы ловили, помнишь?

– Ратанов. И карасей.

– Молодец.

– Сколько нужно червяков, чтобы поймать кита?

Вокруг засмеялись. Мальчик смутился и потянул мать за руку.

– Пойдем.

В это время, случайно или для потехи, кто-то, не очень трезвый, прыгнул в "речку". Отрезвев в потоке, стал взбираться к перильцам, ловкий, мокрый до нитки, в чистой белой майке.

Агнесса молча смотрела на загорелые молодые плечи, сильные руки.