Нам хотелось, как можно быстрее, смыть с себя засохшую на теле чёрную гряз, а также смоченную потом сухую морскую траву вместе с назойливыми мошками.
– Идите быстрее завтракать! – закричал издали, Сулим, когда увидел, что мы с Джульбарсом вернулись с дозора. – Хватит вам скакать. Завтрак стынет. После искупаетесь в море. Сейчас завтрак.
На завтрак были свежие варёные морские раки, которых только что наловили в каменной гряде возле самого берега моря. Здесь же на костре кипела в котелке уха из морских бычков заправленных свежей зеленью.
К горячим блюдам был горячий лаваш, который не остыл в махровом полотенце. Из напитков в китайском термосе холодный морс из дикорастущих ягод и разных плодов.
У каждого индейца за поясом всегда рядом с кинжалом или рядом с финским ножом была деревянная ложка. Основное орудие индейца, во время отдыха между сражениями против бледнолицых.
Кушали мы уху деревянными ложками прямо из котелка с кипящей ухой. Варёных раков было так много, что хватило на еду всем индейцам и нашим сторожевым собакам.
Конечно же, наши верные четвероногие друзья не остались обделёнными ухой с варёными морскими бычками. В каждой выемке на каменной гряде, словно в каменной чаше, собаки лакомились ухой из бычков.
После сытного завтрака, мы словно тюлени сполоснулись в морской воде и тут же развалились на каменной гряде, загорать в первых лучах восходящего солнца.
Загар на рассвете намного лучше, чем загар в течение дня. Нет никакого риска, получить ожог от ультрафиолетовых лучей жаркого солнца. Хотя индейцам нечего опасаться жарких солнечных лучей.
Ведь мы с первого шага по земле стали детьми моря и солнца. Почти круглый год мы бегаем в одних трусах под открытым небом. У нас от солнечного загара такая отличная маскировка, что нас не отличишь от местной грязи.
Мы такие же коричневые и липкие, как местная грязь при солнечных лучах после дождя в городских лужах. Нас даже родители с большим трудом отмывают от цвета, чтобы признать своими детьми.
Однако, цвет кожи и местная грязь, особенно чёрная грязь, на пользу нашему здоровью. В течение года большинство из нас редко болеют детскими простудными заболеваниями. Время, как мгновение нашей жизни, проходит быстрее, чем мы думаем. Не успели мы вдоволь отдохнуть и хорошо подготовиться к предстоящим набегам на сады-огороды бледнолицых, как предзакатная тень горы «Пушкина» упала черным покрывалом на старый город. Мы стали основательно готовиться к походу в сторону территории наших противников, которых сегодня не видели. Измазавшись чёрной грязью с головы до ног.
Нарядившись в перья стрепетов и дроф, на голове и на поясе. С телом облепленным пухом и сухой морской травой. Вооружившись палками, пиками и луками со стрелами.
В последний раз перед походом поклялись на чёрной грязи, что отомстим бледнолицым за наше последнее поражение в футболе и от болельщиков на городском стадионе.
Между берегом Каспийского моря и нашим городом ровно по самой середине проходила кавказская железнодорожная магистраль.
По обеим сторонам железной дороги росли зелёные посадки деревьев, которые прикрывали железную дорогу от пыльных бурь и морского песка со стороны пустыни.
Сразу за зелёной полосой в сторону города располагались сады-огороды местных жителей. На шести сотках садов-огородов горожане выращивали картошку, ягоды, фруктовые деревья и разную зелень к своему столу.
В небольших сараях разводили домашнюю птицу и молочных коз. После того, как засуха прошлого лета, саранча и суровая зима прошедшего года фактически уничтожили единственный источник дешёвых продуктов сельского хозяйства.
Горожане общими усилиями укрепили и утеплили территорию садов-огородов. Огородили территорию сельского хозяйства плетёной изгородью из веток чилижника, который весной пустил корни во влажную землю и густо покрылся яркой зеленью с острыми колючками, как крючки на наших рыболовных удочках.
– Да! Такую крепость будет трудно взять. – почёсывая затылок, разочарованно, сказал, Сулим, когда перед нами оказалась двухметровая изгородь из колючек чилижника. – Здесь стоит подумать.
– Чего думать!? – удивлённо, воскликнул Абдулл. – Закидаем чилижник сухими ветками и все дела.
После суровой зимы вдоль железной дороги было много погибших деревьев, которые валялись всюду возле колючей изгороди из чилижника.
Минут через десять после сбора сухих веток, мы закидали небольшой участок колючей изгороди сухими ветками. Получилось нечто такое, что делали в древности наши предки в этих местах, когда отбивали земли, занятые врагами наших предков.
– Превратим в пустыню территорию бледнолицых! – крикнул, Сулим, призывая к штурму изгороди.
Отряд краснокожих, словно саранча, бросились на полосу препятствия. Но едва мы достигли середины колючей изгороди, как в тоже мгновение в нашу сторону полетели комья липкой глины.
Наши головы осыпали репейниками, верблюжьими колючками и морскими орехами с острыми шипами.
Нас буквально забросали тем, что могло прилипать к телу, к волосам и просто ранить нас.
Мы никогда не думали, что, в общем-то, разобщённые пацаны старого города, которых мы часто легко били, могут так хорошо подготовиться к встрече нашего предстоящего погрома на территории своих садов-огородов.
Теперь ни мы били бледнолицых, а нас били наши противники. Причём били нас основательно. Колючими предметами изодрали все то, чем мы были наряжены к походу.
Вопли пострадавших заглушал рёв товарных поездов, которые словно сговорились с нашими противниками, тысячи тонные составы товарных поездов мчались в обе стороны.
В это же время сзади напирали ликующие соплеменники, которые по старой привычке наши вопли воспринимали, как жестокое поражение бледнолицых под напором наших воинов. Нам отступать было некуда.
Под напором наших соплеменников мы буквально падали под ноги своих соперников, которые тут же набрасывали на нас рыболовные снасти и пленили нас на своей территории.
У нас не было другого выхода, как только пустить в ход острое оружие. Мы вытащили из своих поясов финские ножи и кинжалы, острые, словно бритвы для бритья.
Нам было жаль резать рыболовные снасти, сами были рыбаками. Но возможное пленение и массовое поражение были опасней жалости чужих рыболовных сеток.
Поэтому мы, яростно размахивали финскими ножами и кинжалами, превращая рыболовные снасти в куски разодранной паутины, которой хотели опутать и захватить нас.
После того, как рёв прошедших товарных поездов сменился рёвом массового побоища между отрядами бледнолицых и краснокожих, со стороны старого города блеснули первые лучи фонариков и столбы из света мощных прожекторов.
Труженик город, который готовился к ночлегу после трудового дня, словно проснулся от предстоящей беды и тут же ринулся в сторону диких криков.
– Сейчас же прекратите драться! – закричали на нас со всех стороны. – Зачем вам дикие побоища?!
Обе стороны соперников мычали что-то невнятное себе под нос, но не отвечали на вопросы взрослых, которые в суматохе побоища пытались разобрать своих чад по домам.
Но мы все были так сильно испачканы, что в нас вообще было трудно признать кого-то хотя бы по знакомым родовым отметкам. Поэтому нас просто разделили по местам жительства в старом и в новом городе.
– Сейчас же разойдитесь по своим домам! – как представитель городской власти, приказал нам, отец Сулимова Вовки. – В ближайшую субботу будем с вами разбираться публично. Может быть, даже будем применять розги, как было в старину на Кавказе? Публичная порка научит вас жить.
Без слов со стороны городской власти прекрасно знал, что дома точно будет порка трофейным ремнём.
Наверно, запрут меня дома под замок, на целую неделю? Абдуллу тоже сидеть рядом со мной.
Ведь мы живём в одной коммунальной квартире. Место наказания у нас общее, старая кладовка без окон с одной старой дверью и небольшим диваном, на котором у нас будет наказание.
После того, как наша орава ушла с места массового побоища на свою территорию за стадион в сторону Нового городка.
Мы решили хоть немного привести себя в порядок. Нас только за вид могли наказать.
Ну, а такого как, могли просто добавочно высечь трофейным ремнём. Поэтому прежде чем разойтись по домам, мы пошли к колонке в соседнем дворе, чтобы не мыться у дома.
Несмотря на жаркий день, мы мылись под холодной струёй пресной воды из крана колонки до посинения. Когда от холодной воды не могли попасть зуб на зуб, то решили разойтись по своим домам.
Договариваться о новой встрече ни стали. Так как каждый из нас прекрасно знал, что следующая массовая встреча будет у нас на нейтральной стороне между старым и новым городом.
– О! Боже мой! Да на вас живого места нет! – возмущённо, поинтересовалась моя мама, когда мы с Абдуллом робко вошли в нашу общую коммунальную квартиру. – Опять с городскими подрались!?
Мы оба молча, кивнули головами. Больше говорить нечего. Все остальное было видно на нашем теле без слов. Нам нужна была первая медицинская помощь. Поэтому моя мама меня и Абдулла тут же отвела за стол на кухню.
Мама усадила нас завтракать за стол возле окна. Сама в это время пошла в нашу комнату за медицинскими препаратами, чтобы лечить нас от ран и царапин.
– Из-за ваших постоянных драк наша коммуналка превратилась в госпиталь. – с огорчением, сказала мама, открывая флакон с перекисью водорода. – Вся квартира пропиталась запахами лекарств.
Мама вначале по очереди обработала наши раны перекисью водорода. Затем на серьёзные ранения стала накладывать марлевые повязки с лекарством от ран.
Мелкие ранки и царапины, мама просто смочила ваткой с йодом и с зелёнкой. Мама делала медицинские процедуры так хорошо, словно работала медсестрой.
Во время медицинских процедур мы кривились от ожогов йода и зелёнки, но старались не показывать страха перед болью. Ведь мы индейцы, которые терпят боль.
Целую неделю мы были под присмотром наших мам и парализованной на ноги бабушки Нюси. Нам постоянно меняли повязки на ранах и смазывали ранки козьим жиром, чтобы быстрее ранки затягивались.
В эти дни дома не было наших отцов. Мой отец был в горах по сбору оригиналов. Отец Абдулла дежурил вахтовым методом далеко в море на нефтяных промыслах на буровых вышках.
Так что мы легко избежали домашней порки за свои подвиги в драке с бледнолицыми. Отец Сулима сдержал своё слово. За три часа до футбольного матча на стадионе собрались на родительское собрание родители и дети двух районов одного города.
На собрании был всего один вопрос, это массовая драка между детьми старого и нового города. Всех драчунов вывели на середину стадиона и стали публично позорить.
Объясняли, что драться в таком городе, как Избербаш, это должно быть стыдно перед родителями, которые воевали против фашистов для того, чтобы на земле наших предков никогда не было войны между народами кавказских гор. Наши родители и просто взрослые на стадионе были правы в том, что обсуждали нашу драку.
В нашем небольшом населённом пункте, где на два района было чуть больше сотни жилых домов, проживали около двухсот национальностей со всего Советского Союза. Одних только местных национальностей было шесть десятков и столько же диалектов похожих народностей Дагестана.
В одном нашем жилом двухэтажном доме из четырёх подъездов проживали представители почти ста национальностей. Причём большинство семей были в смешанных парах разных национальностей. Подавляюще большинство мужчин старого и нового города были солдатами и офицерами войны с фашистами.
Многие из них вернулись с полей сражения инвалидами. Самоё удивительное было то, что в массовой драке между пацанами двух районов участвовали подростки от десяти до четырнадцати лет.
В большинстве ровесники после военного рождения. Младше нас дети были постоянно под присмотром родителей.
Старше нас пацаны, рождённые до войны и во время войны, вообще-то были взрослыми.
Повзрослевшие дети войны занимались учёбой и созданием семей. Так что вопрос о массовой драке стоял на одном поколении детей. Нас ни стали придавать публичным розгам, как того хотел отец Сулима.
Но от нас потребовали клятвы по законам индейцев и по законам народов кавказских гор, что мы больше никогда не поднимем руку на своего соседа, брата и друга по крови.
Любой пацан, индеец или бледнолицый, нарушивший клятву будет публично наказан розгами на центральном стадионе нашего города. Буду откровенным перед памятью своего детства.
Братской дружбы между нами и бледнолицыми ни стало. Но массовые драки между старым городом и Новым городком прекратились. Вскоре новостройки с обеих сторон слили в один город оба населённых пункта.
Как таково, враждовать стало не с кем. К тому же мы повзрослели и только со смехом вспоминали наши былые сражения. Спустя несколько десятков лет после нашей последней драки с пацанами старого города, меня прихватил сильный радикулит.
Спина так сильно болела, что не мог двигаться. Врачам ничего не оставалось делать, как отправить меня лечится в пансионат Зумрад в Ферганской долине возле Исфары.
Город напрямую связан с подвигами полководца Александра Македонского и не порабощённым им местным народом под общим названием Согдиана. На этом месте великий воин сказал на своём языке «Ис фара!» «Остановимся здесь!».
Отсюда появился в Ферганской долине город с македонским названием. Сам город мне не довелось посетить, но остановиться здесь, как того требовал великий воин, стоило хотя бы на лечение своих стареющих костей.
К моему удивлению меня ни стали лечить уколами и какими-то болезненными процедурами, которые применяют в больницах и в госпиталях.
Мне назначили ванны с парафином, душ Шарко и грязевые ванны из чёрной грязи, а также ходьба и в дальнейшем бег в сторону вершины поросшей густой растительностью, в виде дикорастущих плодовых деревьев. В основном росли абрикосы.
– Это что за грязь с таким знакомым мне запахом? – поинтересовался, когда меня обмазали темно-коричневой грязью.
– Эту грязь называют «озокерит» вулканического происхождения, – объяснил мне лечащий врач.
– У меня вообще-то прекрасная память, – задумчиво, сказал вслух сам себе, – но никак не могу вспомнить, где когда-то встречал такой запах. Так хорошо помню запах, словно все было вчера.
– Едва ли вы встречали в природе эту лечебную грязь, – вмешался доктор в мои размышления. – Озокерит добывают вблизи Избербаша в Дагестане за тысячи километров от этих мест.
– Так это же грязь из моего детства! – радостно, закричал. – Мы жили рядом с этой чёрной грязью! В детстве мы мазались чёрной грязью и играли в индейцев. Даже дрались там с бледнолицыми!
Вот так, спустя многие десятилетия после моего детства чёрная грязь помогла мне пережить страшную боль. Спустя два дня после грязевого лечения мог свободно ходить в гору в лес за спеющими абрикосами.
Неделю спустя бегал в гору и обратно, как в моём далёком детстве. Через две недели был полностью здоров благодаря чёрной грязи со странным названием «Озокерит».
К счастью и, к сожалению, мне больше не довелось приходить за помощью к чёрной грязи. С последней моей встречи с чёрной грязью прошли ещё десятки лет. Стар, но полностью здоров.
5. Арбузы с бахчи.
В Избербаше, на перекрёстке Уллубиевской балки и махачкалинского шоссе, за огромным автомобильным мостом, растёт немного леса, а дальше лысая гора, без растительности.
Лысую гору хорошо видно от маяка с мыса, который прикрывает от холодного ветра с севера пресные заливы, где мы ловили разную рыбу на удочку и на мелководье гонялись с острогой за кефалью.
От пресных заливов до лысой горы километра два, а, может быть, больше? Но мы знали, что на этой горе пасётся стадо баранов. Поэтому считали, что где есть бараны, то там нам делать совершенно нечего.
Хватит тех баранов. Нечего делать на лысой горе таким баранам, как мы. Настоящие бараны съедали все подряд, но самоё главное то, что бараны съедали землянику, которой наполнялись лесные полянки вокруг Уллубиевской балки.
Лысая гора была единственным местом, куда никогда не ступали наши ноги. Всё остальное мы обследовали вдоль и поперёк, ничего не упускали из виду. Где можно было полакомиться дарами природы и наловить в море рыбу. Однако мне хочется немного сказать про Сулимова Вовку, а точнее, про его семью.
Сулимова Вовки мама работала в Исполкоме Избербаша, а папа в городском комитете КПСС. Это была уважаемая семья в Избербаше. Особенно в Новом городке.
Фактически семья Сулимовых была городской и районной властью. Больше отец как руководитель партийной организации. Все говорили, что на эту семью можно ровняться.
Как подобало сыну таких родителей, Вовка был прилежным учеником и круглым отличником по всем учебным предметам. Нам всегда ставили его в пример. Но, мы, его друзья, знали Вовку совсем, с другой стороны.
Как любили тогда сравнивать человека с изнанкой, а также с другой стороны медали. Наш друг был у нас, как на ладони. Сулимов Вовка действительно гордился за своего отца, но не в работе, а совершенно в другом виде.
Вовкин отец был инвалид великой отечественной войны. У него не было правой руки. Зато с левой руки он стрелял лучше других охотников.
У них была мелкокалиберная винтовка, которую Вовкин отец клал на плече, через зеркало стрелял в уток нырков, которых обычным способом убить фактически невозможно, так как они ныряли всегда раньше, чем охотник успевал в них прицелиться и выныривали очень далеко от охотника.
Даже мой отец не охотился на шустрых птиц. Так вот, именно этим наш друг всегда гордился за своего отца. Вовка рассказывал нам постоянно разные истории про своего отца.
Чаще всего придуманные им истории, в которые трудно поверить. Мы слушали Сулимова Вовку разинув рты. Наш друг пользовался своим положение.
Часто втягивал нас в различные авантюрные истории, из которых сам выходил сухим, а нам попадало. Так получилось и с арбузами на бахче.
