12 ноября 1941 года, 144-й день войны
Поездка в Оршу на совещание начальников штабов.
Поездка по Минску, который почти полностью разрушен. В городе осталась примерно половина населения (свыше 100 000 человек). Картины бедственного положения военнопленных.
Вечером – прибытие в Оршу.
Глава третья
Майор Рудольф Герхард был опытным офицером, а потому неудача с танковой контратакой его не смутила. Да, пришлось отступить, да, потеряли людей и часть техники, но село-то в целом отстояли! Русские топчутся где-то на дальних подступах, не могут преодолеть картофельное поле, и потери у них немаленькие. Что же касается нескольких Т-34, прорвавшихся на восточную окраину села, то это не беда, дальше они не пройдут. В засаде уже ждут их панцеры лейтенанта Штосса.
У него ещё четыре машины, значит, сумеет задержать большевиков. А время играет на нас, на Вермахт: световой день в ноябре короткий, скоро станет темно, и тогда русским придётся отойти – иначе будут уничтожены. Нужно лишь немного подождать, потянуть время. Желательно бы, конечно, нанести большевикам ещё какой-то урон, выбить ещё пару-тройку «тридцатьчетвёрок» или «Ворошиловых», но это уж как получится. Пока же результат боя можно было считать удовлетворительным.
Майор подумал и решил, что самое время применить старую военную хитрость – засаду с маскарадом. По его приказу немецкие солдаты быстро переоделись в советскую форму (благо, её имелось достаточно – сняли с пленных и убитых) и пошли на сельское кладбище, изображать якобы прорвавшихся красноармейцев.
Тогда мотострелки непременно поднимутся в атаку – поддержать своих – и, естественно, попадут под кинжальный огонь MG.34, установленных между могилами. И те выкосят наступающих как траву. Недаром же немецкие пулемёты называют «газонокосилками»! Русские будут отлично видны на фоне белого снега, промахнуться практически невозможно! Тем более с такого расстояния. После этого большевики вряд ли скоро придут в себя и предпримут новую атаку.
Если повезёт, удастся заманить в засаду и советские танки: несколько Pak.35/36 спрятали за кладбищенской оградой. И хорошо замаскировали – вкопали по самые щитки в землю, выкрасили белилами, а сверху закрыли ещё верёвочными сетками с густо вплетёнными кусочками белых тряпок и бинтов. Совершенно незаметны на фоне снега, лишь стволы чуть торчат из сугробов. Противотанковые Pak.35/36 хоть и слабенькие, калибр всего 37 мм, но для советских лёгких «бэтэшек» вполне хватит, сожгут непременно, и из экипажа не уцелеет никто: не успеют выскочить.
Хороший был план, что и говорить, но одного не учёл умный майор Герхард: советские командиры набрались боевого опыта, а потому весьма скептически отнеслись к невесть откуда взявшимся в селе красноармейцам. Старший лейтенант Александр Бурда по рации доложил о странной ситуации Михаилу Катукову: вижу на территории кладбища каких-то непонятных бойцов в советской форме. Может, это кто-то из наших соседей?
Михаил Ефимович очень этому удивился: никого не должно быть! Ополченцы полковника Чернышёва сражаются совсем в другом месте, а свои родные мотострелки – вот они, на картофельном поле, лежат в снегу. Значит, это маскарад: гитлеровцы устроили для нас представление – своего рода костюмированный бал. Ладно, посмотрим, кто здесь самый умный и хитрый. И приказал Бурде открыть огонь по непонятным пехотинцам.
Заработали 45-мм пушки «бэтэшек», вскоре к ним присоединилось и 76,2-мм орудие Т-34 самого комроты. Над покосившимися крестами и замёрзшими могилами встали чёрно-красные взрывы, вверх полетели доски от блиндажей и земляных укреплений. Пулемётные точки «гасли» одна за другой. Досталось и артиллеристам – причём по полной. Как ни укрывались они, как ни прятались, как ни маскировались, но всё равно всех обнаружили и накрыли орудийным огнём.
После этого советские танки, проломив с ходу каменную ограду, ворвались на погост. И пошли давить гусеницами немецких пехотинцев, утюжить ещё «живые» пулемётные точки! Гитлеровцы, не выдержав, бросились наутёк – срывая на ходу и кидая в грязный от взрывов снег чужие шинели и ватники. Не дай Бог в неразберихе свои же примут за противника и расстреляют.
Но убежать и спастись удалось далеко не всем – многие так и остались лежать на сельском кладбище, что весьма символично. После боя убитых немецких солдат даже таскать далеко не пришлось – похоронили тут же, свалив в ямы от блиндажей и закидав сверху землёй и снегом. Пусть пока здесь полежат – до весны. А как оттает почва, похороним уже лучше, основательней, закопаем глубже – так, чтобы и следа от них на нашей земле не осталось. Чтобы не было ни памяти о них, ни знака какого-то на месте их бесславной гибели.
Мотострелки, ободрённые смелой атакой танкистов Бурды, наконец поднялись и пошли на Скирманово. С нестройным «ура», утопая по колено в снегу, добрели до кладбища, а затем – и до окраинных улочек. Гитлеровцы отступили, не оказав серьёзного сопротивления.
Но их отход продолжался недолго: буквально через двадцать минут, едва наши бойцы закрепились на околице, сражение вспыхнуло с новой силой. Немецкие солдаты, засевшие в деревенских избах, дрались отчаянно, стреляли из окон, из подвалов, с чердаков. Винтовочный разнобой то и дело прерывался длинными пулемётными очередями – патронов, видимо, ещё было в достатке. Битва шла за каждую избу, за каждый амбар, за каждый сарай и курятник.
* * *
Как-то давно, ещё в школе, Костя прочёл в одной книге, что война пахнет порохом. Может, так оно раньше и было – в прежние времена, но сейчас она пахла совсем иначе: раскалённым металлом, копотью и бензином. И ещё – горелым человеческим мясом. От чадящего в амбаре панцера несло густым смрадом, чёрный дым лился на заснеженную деревенскую улицу. Внутри немецкого бронированного «гроба» догорали останки экипажа.
Недалеко от полуразрушенного амбара, где укрылся Т-34, осторожно шныряли немецкие автоматчики, пытались подобраться ближе. Костя усмехнулся: давайте, дорогие гости, ждём! И приказал мехводу Лесовому: теперь вперёд! Пора снова поработать.
На другом конце Скирманова, у кладбища, шёл ожесточённый бой, значит, нужно помочь своим, отвлечь гитлеровцев. Да и стоять уже без дела, прятаться было нельзя: гитлеровцы пришли в себя, сейчас начнут охоту на одинокий Т-34. Нужно или совсем уходить, или же… Костя выбрал второй вариант: немного времени ещё есть, до темноты пара часов, можно развить успех. А там как получится… Оставить село всегда успеем, это легко, но как потом забрать его обратно?
Двигатель натужно взревел, Т-34 выполз из своего укрытия и оказался прямо посередине улицы. Немецкие солдаты брызнули в разные стороны:
прижались к земле, залегли в придорожных канавах (может, не заметят?), спрятались за невысокими палисадниками.
Костя слегка толкнул мыском сапога Ивана Лесового: двигай прямо, попытаемся прорваться в центр Скирманова. Даже один советский танк – и то сила! Шли по деревенской улице не спеша: внимательно смотрели по сторонам, наблюдали за домами, где прятались гитлеровцы. Они пока не решались подбежать и метнуть на броню «зажигалку» или же гранату, ждали чего… Наверное, уж лишком грозно выглядел Костин Т-34! Чёрный от копоти, с круглыми вмятинами на башне и длинными рваными полосами на корпусе, надсадно, гулко ревущий, громыхающий гусеницами, бьющий из пушки и пулемётов… Такого зверя так просто не убить!
Но вот из узкого проулка показался немецкий танк, Pz.III. Сначала чуть высунулся скошенный «нос», затем появилась кургузая, словно обрезанная, пушка и, наконец, – квадратная, лобастая башня, которая тут же начала поворачивать короткий «хобот» в сторону «тридцатьчетвёрки».
Командир «тройки», видимо, решил: пора уничтожить этот наглый русский танк! Конечно, по идее, ему следовало бы ещё немного подождать, пока Т-34 не пройдёт мимо и сам не подставится бортом, но уже, видимо, не терпелось. Или же пришёл приказ – немедленно вступить в бой, пока этот русский не натворил дел. Может прорваться в центр и разбить баррикады, за которыми прячутся немецкие пехотинцы. Наскочит на полной скорости, подомнёт под себя – и конец всем.
Костя Чуев, к счастью, успел заметить вылезающий панцер, крикнул Ивану Лесовому: «Короткая!» Танк, слегка качнувшись, замер, заряжающий Борис Локтев привычно загнал в казённик бронебойный снаряд. Костя закрутил рычаг наводки орудия и одновременно стал ловить в тонкую сетку прицела «лоб» башни «тройки». Сейчас, подожди, ещё пара секунд… Важно было попасть с первого раза, чтобы панцер не успел ответить: расстояние очень короткое, 50-мм немецкая пушка почти наверняка пробьёт броню Т-34. В такой дуэли побеждает тот, у кого крепче нервы, твёрже рука и вернее глаз.
Костя уже почти закончил выцеливать панцер, когда перед его танком встал чёрно-красный фонтан – опять заработали 10,5-см немецкие гаубицы. Взрывная волна стальным молотом ударила по машине, Костя на короткий миг потерял сознание, из носа и ушей пошла кровь. Но, к счастью, быстро пришёл в себя и крикнул Лесовому: «Уводи!» Иван мгновенно всё понял, налёг на рычаги, «тридцатьчетвёрка» медленно, но верно начала пятиться, уходя с линии огня.
Но перед тем как отступить, Костя всё же успел выстрелить: дотянулся ногой до педали, нажал. Пушка звонко бабахнула, стальная чушка полетела в сторону «тройки». Попал или нет – Костя не понял, но панцер на его выстрел не ответил. «Значит, всё-таки влепил», – решил про себя Чуев. Немецкие гаубицы попытались достать его, накрыть огнём, но Иван Лесовой отлично знал своё дело – как правильно уходить из-под обстрела. Резко кидал машину вправо, влево, вилял, прятался за деревья… Через пять бесконечных минут «тридцатьчетвёрка» отползла на исходные позиции – за полуразрушенный амбар. Там уже не достанут – толстые старые тополя отлично прикрывали машину.
Теперь следовало отдышаться, глотнуть свежего воздуха и осмотреть танк – всё ли в порядке? Чтобы потом, если понадобится, повторить атаку. Но уже по-другому: не переть нагло по улице, а попытаться обогнуть через огороды. Там хоть и вязко (мокрый снег, земля и глина), но зато намного безопаснее, меньше вероятности нарваться на очередной панцер. Немецкие машины не столь проходимы, как наши, ледяной каши и грязи очень боятся. Значит, есть шанс появиться внезапно и нанести неожиданный удар. А затем опять отойти, спрятаться, попытаться выманить противника на себя, под свой выстрел.
Тактика засады, хорошо освоенная Костей ещё в первые месяцы войны, полностью себя оправдывала: гитлеровцы не привыкли к внезапным коротким столкновениям, когда всё решали личный опыт и умение (а также талант – без него в бою тоже никак!). Они больше полагались на правила, уставы, на утверждённую и крепко выученную тактику боя. Единоличная дуэль (танк на танк, выстрел на выстрел) рассматривались как вынужденная мера при лобовом столкновении с противником. Гораздо лучше, удобнее и безопаснее, как считалось, действовать сообща, в составе роты и батальона, идти в бой строгим строем (скажем, «углом назад»), поддерживая и прикрывая друг друга, чем сражаться в чистом поле один на один.
Так что Чуеву было гораздо проще, чем немцам: он полагался только на самого себя (и на экипаж, разумеется) и ни на кого больше. И не ждал никаких приказов, распоряжений, решал всё сам. Ибо уже на опыте знал: счёт в танковом бою идёт на секунды, докладывать некогда, надо думать самому. И именно от твоего решения зависит не только собственная жизнь, но и жизнь твоих боевых товарищей.
В конце концов, взвесив все «за» и «против», Костя решил оставить Скирманово. Жаль было, конечно, покидать с таким трудом завоёванные позиции, но драться дальше в одиночку не позволяла ситуация. Во-первых, горючее подходило к концу, а без него танк лишь мёртвая стальная коробка, лёгкая добыча для пехоты. Во-вторых, с боеприпасами тоже было уже не очень. И, в-третьих, самое главное, начинало темнеть. Скоро синие сумерки станут фиолетовыми, а затем настанет и ночная темнота. Да и погода начала портиться: пошёл мелкий, колючий снег, грозивший скоро перерасти в настоящую метель. И тогда искать своих будет гораздо сложнее.
Костя высунулся из башни – осторожно, прикрываясь люком, осмотрелся, прислушался: главный бой по-прежнему шёл на другом конце Скирманова, у кладбища. Там, судя по всему, наши успешно теснили гитлеровцев. Здесь же, по центру, пока никакого движения не наблюдалось. Две уцелевшие «тридцатьчетвёрки» ждали его на окраине, держали под прицелом разбитые немецкие позиции, но долго оставаться там они тоже не могли. И их судьба тоже зависела от Костиного решения.
Чуев ещё минуту подумал, а потом отдал команду Лесовому – давай, Ваня, назад, к своим. Нужно пополнить запасы (и снарядов, и горючего), узнать, что там с нашей мотопехотой (почему залегли, не побежали за нами, не поддержали?), да и поесть не мешало бы. С самого раннего утра, как говорится, во рту маковой росинки не было, не получалось перекусить – хотя бы сухарями.
«Тридцатьчетвёрка» осторожно выползла из-за укрытия и, стараясь по возможности избегать открытых, простреливаемых мест, пошла к околице. Немецкие пехотинцы её не преследовали – очевидно, устали от тяжёлого, напряжённого боя. Танк переполз через немецкую передовую – раздавленные орудия и тела убитых солдат уже основательно припорошило свежим снегом, вышел на картофельное поле. Теперь через него – и к сосновому лесу, где находятся передовые позиции родной бригады.
Через пять минут «тридцатьчетвёрка» Кости Чуева покинула село и, прихватив два своих танка (сержанта Капотова и старшины Смирнова), пошла к лесу.
* * *
ИЗВЛЕЧЕНИЕ ИЗ ОПЕРАТИВНОЙ СВОДКИ № 260
ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ на 8:00 13.11.1941
…16-я армия частью сил (1 гв. тбр, 27 и 28 тбр, 365 сп) в результате наступления овладела районом Скирманово – Марьино и продолжала бой в районе Козлово. Попытка противника наступать из района Михайловское на Углынь была отбита с большими для него потерями. Противник в беспорядке отошёл, потеряв свыше 150 человек убитыми и ранеными. Захвачено в плен 34 немца.
Положение остальных частей 16-й армии, частей 5-й, 33-й и 43-й армий – без существенных изменений. На фронте поиски разведчиков обеих сторон.
* * *
Сообщения Советского информбюро
Вечернее сообщение 14 ноября
В течение 14 ноября наши войска вели бои с противником на всех фронтах.
За 13 ноября нашей авиацией, действующей на Западном и Южном фронтах, уничтожено 25 немецких танков, 5 бронемашин, более 300 автомашин с пехотой и военными грузами, 15 полевых орудий и 25 зенитных точек, 4 автоцистерны с горючим и до полка пехоты противника.
* * *
Группа армий «Центр» 1а
№Т1102/41, секретно
Штаб-квартира, 13.11.41,
02 час, 10 мин.
СУТОЧНОЕ ОПЕРАТИВНОЕ ДОНЕСЕНИЕ 12.11.1941
4-я танковая группа:
…В полосе 40 ак противник после сильной огневой подготовки с применением артиллерии и ракетных установок атаковал крупными силами при поддержке танков плацдарм Скирманово. После упорных кровопролитных боёв населённый пункт был нами оставлен. В ходе боёв силами 10 тд было уничтожено 15 вражеских танков (из них два 52-тонных) и 4 повреждено. 10 тд также понесла большие потери в живой силе и технике. Погиб командир 7-го танкового полка подполковник Кейсер.
* * *
Из дневника командующего группой армий «Центр» генерал-фельдмаршала Федора фон Бока
14.11.41
…2-я армия, смыкая ряды, продолжает медленно продвигаться в восточном направлении.
Все армии жалуются на плохое снабжение: не хватает буквально всего – продовольствия, амуниции, топлива и зимней одежды. Поскольку число эшелонов, задействованных для снабжения группы армий, ограниченно, как-то улучшить положение в этой сфере не представляется возможным. Всё это, естественно, сильно затрудняет подготовку к наступательным операциям.
Вечером фон Клюге сообщил о тяжёлых боях, имевших место при отражении мощной атаки русских, и сказал, что из-за этого подготовка армии к наступлению продлится дольше, чем запланировано. Клюге намеревается атаковать 17-го, задействовав своё северное крыло, группу Гёпнера (4-я ТГ) и V корпус с ограниченной целью: выйти широким фронтом к дороге на Истру и захватить командные высоты у Теряево. Я не могу удовлетворить его требование относительно передачи в его распоряжение своего последнего резерва, 23-й дивизии, пока ситуация на правом крыле 9-й армии окончательно не прояснится.
Грейфенберг только что вернулся с конференции начальников штабов, проводившейся генерал-полковником Гальдером. О продвижении далеко на восток, чему всячески противилась группа армий, теперь забыто. От группы армий требуют сделать только то, что она в силах.
* * *
Из дневника начальника Генштаба ОКХ Франца Гальдера
14 ноября 1941 года, 146-й день войны
Обратный путь. Остановка в Молодечно.
Молодечно. Русский тифозный лагерь военнопленных. 20 000 человек обречены на смерть. В других лагерях, расположенных в окрестностях, хотя там сыпного тифа и нет, большое количество пленных ежедневно умирает от голода. Лагеря производят жуткое впечатление. Однако какие-либо меры помощи в настоящее время невозможны.
В Вильнюсе с докладом явился полевой комендант подполковник Ценпфенниг. Малоутешительные картины корыстолюбия в гражданской администрации. Литовцы малопригодны для выполнения административных задач.
В Каунасе для доклада явился оберфельдкомендант полковник Юст. Он подтвердил неутешительную картину своекорыстия и эгоизма в гражданской администрации и среди рабочих по отношению к вооружённым силам. Тяжёлое положение пленных. В лагерях для военнопленных свирепствует сыпной тиф. Отмечается большая недисциплинированность закупочных команд, которые прибывают из Восточной Пруссии.
Глава четвёртая
Конференцию начальников штабов трёх групп армий («Север», «Центр» и «Юг»), а также других частей, участвовавших в наступлении на Восточном фронте, генерал-полковник Франц Гальдер назначил в Орше, маленьком белорусском городке, стоящем на слиянии двух рек – живописной Оршицы и полноводного Днепра.
На его выбор повлияло несколько факторов: во-первых, Орша располагалась относительно недалеко от главного театра военных действий. Во-вторых, добраться туда можно было относительно легко – и по железной дороге, и по воздуху (есть приличный аэродром). И, в-третьих, она не слишком пострадала во время недавних сражений. Если, конечно, не считать полностью разбитой железнодорожной станции, разнесённой в пух и прах ещё в июле мощным залпом советских реактивных миномётов БМ-13.
Немецкие эшелоны, только прибывшие из Варшавы (с бронетехникой, артиллерией, людьми и боеприпасами), накрыло тогда так, что ничего не осталось. А людям казалось, что разверзся настоящий ад. Станция буквально утонула в огненном шквале и взрывах. Танки и бронемашины сгорели почти полностью, а солдаты испытали такой шок, что потом их еле-еле сумели привести в чувство. Безумный страх гнал людей прочь, заставлял далеко убегать, забиваться в каменные щели развалин, прятаться в лесу. В общем, ужас невыносимый и непередаваемый.
Но в целом Орша осталась в довольно неплохом состоянии. И улицы её не были слишком разбиты военной техникой и ударами бомбардировочной авиации. Что также являлось немаловажным фактором – учитывая обычное – отвратительное! – состояние русских дорог. Если разобраться, советские автострады нельзя было назвать даже шоссе, не говоря уже об определении «автомагистраль» (хотя на штабных картах они обозначались именно так). По сути, просто некие направления.
С точки зрения привыкших к хорошим трассам немцев – это был просто ужас: разбитые, раздолбанные, в ямах и жутких рытвинах, часто без всякого покрытия. Передвигаться по этим «шоссе» следовало крайне осторожно – чтобы не застрять, не провалиться куда-то. После любого дождя (даже небольшого) грязь на этих, с позволения сказать, «автострадах» была такая, что в ней увязали не только легковушки и грузовики (садились чуть ли не по самые борта!), но даже гусеничная техника. И вызволить её из этой липкой, рыжей глины было очень, очень непросто.
Для штабной конференции выбрали здание бывшего католического монастыря, построенного ещё во времена Речи Посполитой: его толстые каменные стены обеспечивали необходимую защиту, а просторные комнаты прекрасно подходили для работы. От решений, которые собирались принять на этой конференции, зависела вся ситуация на Восточном фронте. И прежде всего – под Москвой.
На повестке дня, по сути, стоял один только вопрос: надо ли группе армий «Центр» (при поддержке групп армий «Север» и «Юг») продолжать своё наступление на большевистскую столицу или же лучше остановиться, окопаться на уже достигнутых рубежах и дождаться более благоприятных условий? Пережить, перетерпеть страшную зиму, пополнить личный состав, получить из Германии новую бронетехнику и артиллерию, накопить запасы продовольствия, горючего и боеприпасов. Солдаты и офицеры должны отдохнуть: прийти в себя, отоспаться, отъестся, отмыться, избавиться от надоевших блох и вшей. И опять стать лучшими в Европе. А не быть такими, как сейчас: грязными, немытыми, небритыми, дрожащими от холода, словно какие-то последние бродяги и оборванцы.
Вопрос с резервами и пополнением стоял очень остро: за октябрь – начало ноября численность личного состава в пехотных полках и дивизиях упала более чем наполовину, количество боевых машин в танковых дивизиях сократилось на две трети и даже больше. В 6-й панцерной, например, в строю осталось лишь шестьдесят машин (из двухсот в начале октября), а в 4-й панцерной – и того меньше, всего тридцать восемь (из ста шестидесяти). И так было практически во всех танковых частях.
Снабжение армий (и полевых, и танковых) осуществлялось крайне плохо, боеприпасы, продукты, лекарства, запчасти, горючее поступали совсем не в том объёме, какой требовался: вместо ста тридцати – ста сорока железнодорожных составов в сутки приходило от силы двадцать – тридцать, иногда даже меньше, всего пять-шесть. Германские паровозы оказались не приспособлены к русской зиме – застывали на лютом морозе, превращаясь, по сути, в груду железа. Товарных вагонов и платформ резко не хватало, с цистернами была просто беда, а железнодорожные мосты и рельсы, помимо всего прочего, регулярно взрывали партизаны, что весьма осложняло доставку людей, техники и припасов. К тому же для нормальной работы железнодорожников требовалось перешить широкую русскую колею на узкую европейскую, но с этим тоже были проблемы.
Доблестным германским солдатам не хватало буквально всего: еды, медикаментов, патронов, снарядов (вот их – особенно), курева… Но главное – зимнего обмундирования и тёплого белья. Большинство до сих пор воевало в летней форме – в куцых шинелях и тонких брюках. Люди мёрзли ужасно, ноги на холоде быстро деревенели – уже через полчаса, а узкие сапоги (к тому же подбитые железными гвоздями!) не позволяли натянуть больше одной пары носков. Обморожения уже были более чем у сорока процентов личного состава пехотных полков и батальонов.
Не легче приходилось и панцергренадёрам: попробуйте неподвижно просидеть несколько часов в стальных ледяных гробах! Танковые моторы, не привыкшие к «сибирским» минусам, отказывались заводиться, приходилось всю ночь греть их, что, само собой, крайне отрицательно сказывалось на состоянии экипажей. Злые, мрачные, не выспавшиеся, обросшие немецкие танкисты совсем не походили на тех бодрых, уверенных в себе, красивых молодых парней, которые пересекли западную границу СССР в июле 1941 года. Новые панцеры в части почти не поступали, а ремонтировать старые (подбитые, повреждённые или просто вышедшие из строя) с каждым днём становилось всё труднее: остро не хватало запасных частей и прежде всего – двигателей и трансмиссий.
Начальники штабов (в том числе и сам Франц Гальдер) прекрасно понимали: задуманный Гитлером блицкриг, по сути, уже провалился, до зимы осталось всего ничего, а поставленные цели так и не достигнуты. Не удался и октябрьский «Тайфун»: немецкие 2-я, 3-я и 4-я танковые группы, несмотря на все старания, не смогли охватить Москву с севера и юга, окружить и блокировать. Четвёртой полевой армии генерала фон Клюге также не удалось выйти на западные окраины города.
Между тем морозы с каждым днём крепчали: столбик термометра ночью опускался уже до минус двадцати – двадцати пяти градусов. А шансы повести зиму в большевистской столице таяли буквально на глазах.
Главный доклад на конференции делал начальник штаба группы армий «Центр» Ганс фон Грейфенберг.
– Готовя планы на будущее, – говорил он, – нам необходимо исходить из того, что в 1941 году не удалось разгромить Красную Армию и уничтожить русскую промышленность. Так что с наступлением зимы нужно задуматься о том, как лучше удержать уже захваченные районы. Наши крупные силы в настоящий момент находятся на Восточном фронте и должны оставаться там, чтобы весной 1942 года, если того пожелает политическое руководство Германии, начать новое движение на Восток…
Фон Грейфенберг лишь повторял то, что и так уже знали и с чем были полностью согласны все генералы, а потому вывод, казалось бы, сомнений не вызывал: остановить наступление и готовиться к зимовке. Но мнения вдруг разделились. Генералы Зоденштерн и Бреннеке (начальники, соответственно, штабов групп армий «Юг» и Север») высказались за немедленный переход к обороне, но сам Грейфенберг неожиданно предложил иной вариант: наступать и довести «Тайфун» до логического конца, до взятия Москвы. Он, по сути, озвучил точку зрения своего начальника, командующего группой армий «Центр» генерал-фельдмаршала Федора фон Бока.
Главная мысль фон Бока заключалась в следующем: да, силы германских войск на исходе, но останавливаться никак нельзя, ибо будет только хуже. Москва, главная цель «Тайфуна», уже на расстоянии вытянутой руки, всего в сорока-пятидесяти километрах, это несколько дней хорошего наступления. Взятие же большевистской столицы будет означать не только доблестную победу над Советами, торжественный парад на Красной площади и славное окончание войны, но и – что самое важное – возможность провести холодное время в тёплых квартирах. Что гораздо приятнее и комфортнее, чем в деревенских избах, среди вшей и клопов, или же вообще в холодных блиндажах. Кроме того, германские солдаты и офицеры получат отпуск, вернутся – хотя бы ненадолго – домой, к своим родным. Ради этого стоит потерпеть ещё совсем немного, сделать последнее, решающее усилие. Победу в битве приносит часто последний батальон – брошенный в бой в самый важный, ответственный момент, и это знает любой полководец.
Начальник Генштаба ОКХ Франц Гальдер поддержал идею фон Бока: шести оставшихся недель, по идее, вполне хватит, чтобы овладеть Москвой и, таким образом, завершить Восточную кампанию. Да, проблемы потом ещё будут, и немалые, большевики, надо полагать, продолжат сражаться и в 1942-м, но все эти трудности вполне преодолимы. Ни в коем случае нельзя тормозить сейчас, давая возможность русским закрепиться на новых рубежах, подтянуть свежие дивизии из Сибири, Дальнего Востока и Средней Азии. И перейти весной в контрнаступление. Если не добить Красную Армию сейчас, то всего через несколько месяцев она сама напомнит о себе. И тогда германским воинам придётся начинать всё сначала.
Но бороться тогда придётся со свежими, полностью вооружёнными и хорошо обученными частями. Вряд ли русские будут терять зря время, надо полагать, они потратят его на то, чтобы как следует подготовиться к новой кампании. И ещё неизвестно, сколько жертв придётся принести ради победы, цена её в итоге может оказаться гораздо выше, чем сейчас. Кроме того, неясно, насколько затянется Восточная кампания в этом случае, когда и как германские части смогут окончательно добить Советы. А потом идти дальше – на Урал, в Сибирь, Среднюю Азию…
Фон Бок ратовал за скорейшее наступление, правда, с некоторыми существенными оговорками: рубежом для его группы армий должны стать восточные окраины Москвы. Планы фюрера направить 2-ю танковую армию Гудериана (после захвата Тулы, конечно) на Каширу, Коломну и Рязань, а далее – на Горький кажутся слишком оптимистичными. Если не сказать больше.
Аналогичной точки зрения придерживался начальник гудериановского штаба подполковник Курт фон Либенштейн, он прямо заявил Францу Гальдеру:
– Сейчас не май месяц и мы не во Франции! В качестве конечной цели осеннего наступления можно считать город Венёв, но никак не Рязань и тем более не Горький!
Под сомнение ставился и рейд 3-й танковой группы Рейнгардта на Ярославль, Вологду и Рыбинск: бронетехника и автомашины туда не дойдут (учитывая расстояние, отсутствие дорог и большие проблемы с горючим), пехота же, оставшись без техники, вскоре пропадёт среди бескрайних северных болот и лесов. Или же просто замёрзнет в русских снегах. Об окружении Москвы силами одной 4-й полевой армии генерала Гюнтер фон Клюге можно не говорить: слишком большой кусок для неё, не проглотит, подавится. Единственное, что реально: дойти до западных окраин советской столицы и ждать, когда жители сами покинут город.
