ISBN :
Возрастное ограничение : 18
Дата обновления : 25.07.2024
Голос – побратим бас-гитаре, звучал увесисто, убедительно. У входа на стене висел целый ворох покрывал, платков и всяких там тряпок, видимо, для таких же недотёп, как и я.
– Одеться следует, когда в святое место входишь, – указал невозмутимо на покрывала казак.
Я выбрал однотонное чёрное и обмотал его вокруг ног, закрепив узлом на поясе на манер юбки, уходящей в пол. В сочетании с белой футболкой получилась классическая черно-белая цветовая гамма.
– Ты как японская красавица, – подтрунивали надо мной мои спутники, а я горделиво вышагивал по территории монастыря: «Шотландцы носят килт».
А столп то крохотный, еле одному человеку возможно уместиться, тем более такому габаритному человеку, как я. Никак он не лестницей-чудесницей в небо уходящей обозначен. Наоборот, нишей, углублением в землю выдолблен. Здесь и справлял дни свои святой Никита в молитве, посте и послушании. Здесь и отполировались до серебряного блеска его роковые вериги.
Дальше от столпа высится побеленная монастырская стена, камнем выложенная, а за ней, всё также, изредка, плещется сонными волнами Плещеево.
Центр города, да и сам город – вотчина Александра Невского. Он здесь родился.
– Вот та самая часовня, в которой Александр Невский со своими воинами справлял моления перед походами, прославившими его, – указывали нам экскурсоводы чужих экскурсий (своей не было) на «крохотулечку», притаившуюся на главной площади.
Город дышит великим русским князем-воином, стариной построек, красотой и древностью храмов и часовен. Да, и конечно, крепостной земляной вал – элементы его сохранились по сей день. Подобный, чуть позже, я увижу в Галиче.
Воспоминания проносятся в моей голове одной непрерывной лентой, пока я смотрю с места нашей стоянки на раскинувшийся вдали город. А там из-за леса уже призывно поёт песню Ростов Великий, его кремль и ещё одно огромное море-озеро – озеро Неро.
– «Зелёною весной, под старою сосной с любимою Ванюша встречается…» – слышится бодрый заряд залихвацкого мотива.
Пора, пора продолжать путешествие – двигаться дальше. Сегодня мы должны переехать Волгу. «Кровь из носу» переехать!
В небе высоко зависает одинокая хищная птица, может быть «старый приятель» родителей, под шинами равномерно шуршит земляной настил вперемешку с каменной крошкой. Километры таят, и таят в себе новости.
8. Прощай «доволжская» подруга!
«Эх ты русская дорога – семь загибов на версту», – эти слова здесь уже ничего не значат.
Было бы «семь загибов на версту» – было бы идеально. Песенку надо петь другую, детскую: «По кочкам, по кочкам идём сажать цветочки». То ямы, то канавы, то колдобины – и это между двумя областными центрами: Ярославлем и Костромой. Нет, нормально? Не нормально!
– Дорога, как стиральная доска, – говорят родители и добавляют – за Костромой такая же. Мы тебе поэтому и говорили, что нужно рано выезжать – сейчас скорость передвижения снизится.
Автомобиль жалуется на свою нелёгкую судьбу, скрепя рессорами. Ненормальность ситуации осознало, видимо, и руководство областей – на будущий год дорогу активно стали ремонтировать, делали новое покрытие.
– Ваня, посмотри пробки там впереди не видно? – за рулём уже папа, а я переместился на переднее пассажирское сидение.
В руках держу планшет, где в приложении Навигатор проложен путь до Судиславля – конечной точки сегодняшнего отрезка пути.
– Всё зелёненьким – затруднения отсутствуют.
– Странно, – недоумевает папа, – видимо мост через Волгу в Костроме отремонтировали.
– Хорошо бы, – поддерживает разговор мама, – мы в прошлом году там часа два простояли. Никак не меньше. Да, Андрей?
Андрей кивает в ответ, продолжая крутить руль, в поисках объезда колдобин. Объезжать получается не очень хорошо, чаще всего просто невозможно этого сделать – рытвины занимают всю ширину дороги – до счастья костромских и ярославских автомобилистов остаётся ровно год.
Крестился я уже в сознательном возрасте. Случилось это летом по окончании первого курса института. Таинство проходило в Варницком монастыре. Тот день засел в памяти яркой чередой событий.
Чтобы свернуть на Варницкое шоссе, мы долго стояли в очереди на железнодорожном переезде через ветку путей, что проложена из Москвы в Ярославль. Перед нами жался зелёный армейский ЗИЛ с покрытым брезентом кузовом и яркой табличкой «Люди» на задней части, как клеймо на крупе у лошади. В кузове грузовика, как ЗИЛ в очереди, жались на лавках солдатики, всё моего возраста. Завидев одногодку в штатском, они стали громко отпускать едкие шуточки, так, чтобы до адресата «письма» доходили. Мне было обидно, но терпение наше – добродетель. Да и что можно было сделать? Начать оскорблять в ответ? Наброситься с кулаками? Теперь представьте, как бы это выглядело со стороны. «Голиаф штурмует армейский ЗИЛ перед своим крещением». А вам не кажется… хотя, какая разница кому что кажется. Когда кажется – креститься надо.
Таинство моего крещения проходило в отдельно стоящей крестильной часовне Варниц. Здесь в иконостасе я впервые увидел икону Серафима Саровского, мощи которого мы в Дивеево чуть позже посетили. Запомнил изображение и лик этой иконы я очень хорошо. Закрываю глаза, и он стоит передо мной, временем не тронутый.
– С девками шалости были какие? – это отец Георгий Узун, что совершал таинство, задаёт вопрос, отведя меня к окну, чтобы никто из присутствующих нас не слышал – исповедь началась.
Помню, на исповеди я волновался жутко. Рассказывать грехи свои всегда тяжело, волнительно, по самолюбию бьёт. А тут ещё перед тобой незнакомый человек, да и когда ты исповедуешься впервые весь набор перечисленных факторов вместе над тобой довлеет.
– Отрекаюсь от тебя сатана.
– Отрекаюсь.
– Сочетаюсь с тобой Христос.
– Сочетаюсь…
Ростов Великий – помимо Варницкого монастыря, для меня это Ростовская финифть и фильм «Иван Васильевич меняет профессию».
Целый мир умещается в ладошку, когда держишь в руке изделие, покрытое сказочной росписью финифти. Вот жар-птица всполохами огня светит, перьями горит, путь свой стремительный куда-то сокращает. А вот и конёк-горбунок превращается в прекрасного скакуна, чтобы воплотить, визуализировать сказания народные.
– Дорогой самодержец, мы пропали, – вторгается к нам своей задорной музыкой, прекрасными гайдайскими задумками и булгаковской темой Ростовский кремль, что служил стенами древней столицы в бессмертной отечественной комедии. Ну-ка, назовите сходу десять, ну хотя бы пять отечественных современных комедий, которые не то, что переплюнут, а, хотя бы сравняться с «Иваном Васильевичем». И одной не назовёте. А песни? К примеру, из «Я худею» много народу текст хоть одной песни знает? А вот «Марусю» и «Вдруг как в сказке…» споют девяносто процентов населения нашей страны и ещё заграница подпоёт. «Всё мне ясно стало теперь?» Багаж воспоминаний огромный. Он на протяжении пути, всего первого дня нашего путешествия едет за моей спиной объёмным рюкзаком, который я расходую по кирпичику, проезжаю то город, то посёлок, то деревню и помню, помню, помню. Впереди Кострома и мост через Волгу, а там и Заволжье. Кострому я увижу впервые, и «мимолётно» будет самой лучшей характеристикой нашей встречи. Ну а пока достаю из «рюкзака» ещё один «кирпичек».
Волею судеб дорога из Москвы в ярославский Козьмодемьянск с определённого момента мне стала родной. Мы каждое лето, да и зиму с весной и осенью, читай каждый сезон, стали совершать путешествия между городами. Я знаю здесь каждый поворот, каждую объездную дорогу.
А Ярославль? Волга течёт величественно, по-царски. Царица-река, река-«матушка», какие ещё нужны эпитеты? У «стрелки» города воды её закованы в камень набережной и шёпотом под их плеск на ухо мне звучат сказания:
«Туманы. Туманы обволакивают могучие воды, густые, словно манная каша, под взглядом хмурого утра. В это время из волжских вод встают тени воинов войска, что несколько сотен лет назад под стенами града потерпело поражение и было сброшено защитниками Ярославля в Волгу. Так же, как и сотни лет назад они выбираются на набережную, лезут на крутой крепостной вал, но всё тщетно. Их разворачивают вновь и вновь вспять, и тени уходят туда, откуда пришли – в Волгу. А по асфальту набережной, к обрыву едет карета с госпожой Безобразовой. Лошади несут в галоп. На глазах их шоры. Копыта хлестко стучат о плотное покрытие, рессоры скрепят. Раз за разом карета срывается с обрыва, и девица гибнет, убивая себя и убиваясь из-за несчастной любви».
***
Кострома.
В черту города мы въехали незаметно. Навигатор повёл нас, по выражению мамы, “какими-то огородами”: за окном мимо проносились старые железные гаражи, покосившиеся деревянные домишки сараев, по-братски сцепленные в общий ряд или в общую пирамиду. После метания по узким старинным улочкам, напомнившим мне городскую московскую застройку у связки станций метро «Площадь Ильича» – «Римская» и всплывшей на этот счёт в голове КВН-овской шутке: «Цифра три, римская… Переход на станцию «Площадь Ильича», словно бурный стремительный поток вынесло нас на берег «Матушки-реки». И от этого суета бури резко сменилась спокойной величественной картиной широты водной глади и вида того, как Волга разделяет город на две половины – «доволжскую» и «заволжскую», словно большой кухонный нож коржи торта или куски пирога. «Заволжская» будто крикнула «доволжской» сестре:
– Бросай канат!
Канат был брошен и теперь в виде моста висел над глубокими речными водами. По «канату» медленно, играя в «паровозик» ползли машины. Пробка, как в Москве. «Доволжская» сестра прощалась с нами, аналогично утренней нашей встрече.
– Вот, куда нас вынесло! – восклицает, растягивая слова, мама.
Меж тем, автомобиль взлетает на «канат», попадая под камеру, фиксирующую нарушения полосы для общественного транспорта – штраф потом почтой придёт. Далее нам предстоит двигаться вслед другим «черепахами» по асфальтовому покрытию нашей полосы.
Воды великой русской реки под нами, а я через несколько лет сочиняю оду мосту, реке и берегу, который только что покинул.
Прощай «доволжская» подруга!
Пройдёт семь дней, и я вернусь.
Тебе очнуться от испуга
Свезёт мгновенно, ты не трусь.
Мои угрозы «бросить корни»
На той, «заволжской», стороне,
Как у поэта враки: «В волнах,
Утопну». – «Врят ли. Чай в вине».
Я лишь взгляну на землю предков
Одним глазком. Уж, как-нибудь,
За Волгой встречу Вятку ветку,
И жаворо?нком обернусь.
Я прихвачу с собой печальный
Родных краёв тех стройный вид,
Судьбы моей первоначальный
Родной размер, типичный ритм.
И с болью в сердце пусть вольётся
Эмоций буря, что родить
Сумела сторона под солнцем.
Да не умрёт! Да будет жить!
Прощай «доволжская» подруга!
Пройдёт неделя – я вернусь.
Взгляну одним глазком на друга,
И жаворо?нком обернусь.
9. По канату
Птица летит горделиво, расправив крылья, положив их на воздух. Летит. Под птицей песчаными барханами плещутся, подпрыгивая и вновь опускаясь, как колебания интенсивности на диаграмме оптических эмиссионных спектров, маковки волн. Над птицей бескрайней скатертью разлилась лазурь, ясная лазурь неба. Чуть ниже, правей предполагаемой траектории пернатого лёта в водах установлены опоры железнодорожного моста, словно мачты линий электропередач, опутанные удерживающей арматурой и чередой разнокалиберных проводов. Левее проложен настил моста автомобильного – тот самый канат, что бросила «доволжская» сестра «заволжской». На автомобильном мосту птица видит множество точек, одна из которых мы, отважные путешественники. Если говорить ещё точнее то, точка – это не мы, а наш автомобиль. Матрёшка в матрёшке, а мы в салоне машины. С пассажирского сидения, как и мой крылатый предшественник, я тоже наблюдаю железнодорожный мост, поезд на его путях, что тащит свои вагоны в сторону Кирова, и птицу, недвижно, будто статуя, зависшую над волнами, тоскливо кричащую в окружающее пространство.
Я знаю – над волнами завис никак не жаворонок – чайка висит. Сама птица не догадывается об этом, ну и пусть.
– Молодец какой! – продолжает бурно восхищаться папа удачным объездом костромской пробки, на все лады нахваливая нашего цифрового штурмана.
Он в порыве чувств обращается к маме:
– Видишь куда он нас притащил? Нашёл нам маршрут, которым почти никто не пользуется.
– Ну местные то по нему ездят, – тушит пожар эмоций рассудительностью мама, вроде как опровергая его, и продолжает – Они то знают. А через мост и далее в основном «транзиторы» следуют. От них и «пробка».
Наши попутчики, да и встречные машины идут по одной стороне дороги, благо ширина моста может вместить четыре полосы: две – к «заволжскому» берегу, две – к «доволжскому». К «доволжскому» берегу полосы перекрыты, идёт ремонт. Установлены бетонные блоки, копошатся растревоженным муравейником бригады СМУ, техника ворчит, гремит и тренькает, словно доисторические железные монстры. Автотранспорт ползёт нехотя, гуськом, вытягиваясь в длинную вереницу, металлическую верёвочку. Так они и соседствуют друг около друга на крохотном участке пространства: верёвочка из машин, да канат над рекой.
– В прошлом году сторону, по которой мы сейчас едем ремонтировали, – продолжается устами папы диалог в салоне.
– Что-то её не очень отремонтировали, – отзывается эхом мама, – если её ремонтировали.
Я смотрю сквозь окно, кидая взгляд поверх бокового зеркала автомобиля. Массивные ограждения моста мелькают перед глазами вереницей столбиков, с соединённым по их головам поручнем. За ограждением колышется, словно поле в колосьях, бурлящая «крышка» реки. Затем перевожу взгляд на кочкообразное полотно моста, пропадающее под брюхом нашего автомобиля.
– Ну как смогли, – будто разводит руками Андрей, однако руки его на руле, ноги на педалях, взгляд устремлен вперед.
– Всё ковыряются, – продолжает комментировать мама, – сколько же они ещё будут ковыряться?
– Поэтому то народ и выступал здесь… – отзывается папа, – …как на броненосце «Потёмкин»
– В потёмках, – слегка опаздываю я на конец фразы, прикрепляя к нему шибко бородатую шутку.
– Другие какие-то маршруты искать нужно, – обсуждает дорогу мама.
– Через Кинешму надо ехать в следующий раз, – поддерживает её водитель, – Через Кинешму.
– Зачем через Кинешму? – неуклюже, словно медведь в лесу, опять пытаюсь я влезть в разговор, – Через этот… Через Иваново нужно.
Дурацкое предложение, географию своей страны ты совсем не знаешь, сынок. Никто, естественно, так не скажет.
– Это и есть через Кинешму, через Ивановскую область. Там тоже мост через Волгу, – терпеливо объясняет мама.
Затем она вновь переключается на мост костромской, обращаясь к мужу – А ты говоришь мне: сделали, сделали…
– Да я посмотрел на навигаторе нет «красного». Думаю, значит всё, а это он не показывает просто, чтобы не расстраивались, наверное, – отшучивается наш рулевой.
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом