и растеклись по земле.
Занавес мокрый
вскрывает скользкие окна,
взрывает мёртвые души.
и затухает пульс…
Бросаю сердце без крови —
за всё платила любовью…
Отдай ключи моей боли
и я к тебе не вернусь.
Колдовство
«В большом чане,
в лесу дремучем,
свои печали
потуже, в кучу
сухого хвороста,
из сердца грустного
искру горести
огню до хруста!
Пылает пламя
дно чана лижет,
кипит водица
и паром дышит!
В безумном ритме
огромной палкой
луплю по чану
и мне не жалко!
Бушуйте страсти!
Гоните слёзы!
По силе власти
кидаю розы,
мечты, надежды,
смущенье, слабость,
пути, одежды,
слепую радость!
Кипит варево
красными брызгами!
Кричит варево
сочными визгами!
В сладкой ярости
рву прошлое,
нас не осталось!
Ни капли хорошего!
Сжимает вечер
в монетку солнце.
Бросаю встречи
и добровольцев!
Пусть всё смешается!
Зимой – сметелится
«не получается»,
потом «не верится»!
Пусть будет память
в зелье плавиться!
Мне было мало
грубого «нравиться»!
Мне было много
дано одиночества!
Я ждала долго!
Искала пророчества!
Теперь – ожидание,
стихи, рассказы:
пусть всё горит!
Всё вместе! Сразу!
И боль туда же —
пусть не тревожит!
Кусок души,
что забыть не может!
Две трети сердца,
что не разлюбит.
Ту часть вдобавок,
что не полюбит.
А остальное —
за малой частью.
Зачем мне сердце
без гири счастья?!»
В большом чане,
в лесу дремучем,
земля кричала,
сводила тучи!
Она стояла
с пустым телом.
Она молчала.
Вода хрипела.
Сожгла ведьма
любовь свою – яд.
Всё стало пеплом,
и нет назад
ни тропы, ни дороги.
Теперь свободна,
и без тревоги
вперёд гордо!
Лучи света
и шелест трав,
ночное небо
помогут встать.
И встретит крылья!
И сердце новое
в два счёта вырастит!
Потом. Багровое.
«Круги от камня, брошенного в воду…»
Круги от камня, брошенного в воду
в далёком, невесомом декабре,
ещё летят на сердце без тревоги,
ещё зовут, купаясь в сентябре.
Печалятся лучи в морозном небе,
ютятся в узкой раме от окна.
А я запомнила, где был ты и где не был,
а я запомнила, что я с тобой была.
Без слёз, без сожаления, без боли
картинки памяти в тумане просмотрю.
Последний раз гуляла я с тобою,
последний раз сказала, что люблю.
А я была готова на прощенье,
а я терпела, верила, ждала.
Но ты был не готов для отношений.
И я простила всё. И я ушла.
«Слёзы наточат мои кинжалы…»
Слёзы наточат мои кинжалы,
ядом солёным на лезвиях высохнут.
Я – как оса – раскалённым жалом
на нервах твоих зрачков повисну!
Я подарю тебе изумруды —
в зиму сквозь них веселее жить.
Я разложу своё сердце на блюде,
крови стакан, чтобы запить.
Я разрисую твои окна
в яркие краски жизни своей.
Я не позволю тебе сдохнуть!
Только не так! Согрей
на плите кухонной чайник —
я подойду. Открой!
Вырву с корнем твои печали!
Я заберу твою боль!
Я навсегда одного оставлю.
Даже в памяти сделаюсь клеткой!
Только любовь в существо твоё вплавлю!
С ней ты умрёшь быстрее ветра…
В предвкушении весны
Когда зима сжимается в комочек
и ветер распускает крылья,
по-нежному весенние и тёплые,
мы ищем на деревьях почки.
Мы набираем номера на циферблатах,
переворачивая время вспять.
Идём по старому и мокрому асфальту
под каплями хрустальных водопадов.
Мы верим в новое. Мы новыми ведомы.
Мы помним старое. Мы старое храним.
По указателям шагаем невесомым,
и солнце жжёт мой кокон синтепона.
Когда зима сжимается в комочек,
плохое всё сжимается за ней.
И нам легко. И мы летим.
Поставив точку.
