– Ты щас в тупик там упрёшься. Выход отсюда с другой стороны дома. Садись, говорю. Поехали.
– Просто так поехали? – запыхавшись, на нервяках дерзко спрашиваю я, делая акцент на словах "просто так".
– Нет, сложно, – уверенно отвечает.
И я сажусь, потому что дождь, как на зло, начинает хлестать меня по оголённым плечам и рукам.
– Чё? Наотдыхалась уже? Или шампанского перепила? – спрашивает странно спокойно. Недавно только вылетел из квартиры как бешеная собака.
– Недопила. Как и ты.
Ухмыляется.
– Зачем остановился? Непутёвые малолетки сами дорогу в состоянии найти, – вырывается у меня на эмоциях.
– Зачем села? Не боишься, что бицухи водить не умеют? – снова чрезвычайно спокойно.
Как он это делает? Тренировался что ли?
– Ты ж сказал, что не все мозги…
Тормоз. Светофор. Пауза.
– Тебя папа не учил, что нельзя садиться в машину к незнакомым?
– Нет у меня папы. Я ж непутёвая, – теперь и я равнодушно отвечаю.
Хмыкает.
– А если путёвая, чё по квартирам чужим трёшься по ночам? – ловлю на себе снова всё тот же брезгливый взгляд.
– Тебе-то что. Мне, кстати, на Ленина надо. На следующем перекрёстке поверни направо.
Кивает.
– И всё-таки? Ты не ответила.
– И всё-таки вы хотите об этом поговорить. Приходите ко мне на следующий сеанс, предположим, завтра, в девятнадцать ноль ноль.
– Эт чё ещё за херня? – брови взлетают вверх.
– И всё-таки почти все перетекли в бицухи, – закатываю глаза.
– На психолога учишься? – наконец-то по-нормальному спрашивает он.
– Хотелось бы. Подала документы. Жду результаты зачисления, – нормально отвечаю я.
– Так ты же говорила, что уже работаешь? Я так понял, не учишься нигде.
– Плохо слушаешь. Не слышишь. Это проблема большинства людей. Я говорила, что нашла подработку. Это разные вещи.
Ловлю на себе удивлённый вдумчивый взгляд.
– И чё там делаешь? На подработке? – интересуется дальше.
– На этой пока и сама точно не знаю. На следующей неделе первый раз иду только. А вообще хожу окна мою, уборку делаю.
Молчит. Всё внимание на дорогу.
Подъезжаем к моему дому. Старенький, трёхэтажный, серо-черный, он выглядит удручающе. Опять ловлю себя на мысли, что мечтаю отсюда побыстрее перебраться куда-нибудь.
– Сюда приехали? Правильно? – выглядывает из окна на улицу парень с несломанным носом.
– Правильно, спасибо, – киваю.
– Будешь должна.
Слышу, уже выходя из его старенькой иномарки.
Офигеваю.
Поворачиваюсь назад, встречаю взгляд прищуренных глаз, выдаю ему на полном серьёзе:
– Аня отдаст за меня. Ещё и сама добавки попросит.
Он не догоняет. Серьёзно? Вижу по лицу. И добавляю:
– Всё-таки, вы это, заканчивайте руками махать. А то последние перетекут, – показываю указательным пальцем на виски.
Улыбается! Дошло. Ну слава богу!
Машина трогается с места. А я иду к своему подъезду.
Уже поднимаясь по лестнице на второй этаж, слышу, как отчим орёт на мать. Вадик, кажется, плачет.
Останавливаюсь на пару секунд на предпоследней ступеньке.
Ненавижу! Зачем она вышла за него. Ещё и ребёнка родила.
Жила бы себе спокойно и дальше, приводила бы домой иногда этого своего Алика, он хотя бы не пил никогда. И фрукты часто приносил. И утром всегда в шесть стабильно уходил. Но четыре года назад в её жизни появился Игнат. И в моей автоматически. Даже имени такого раньше не знала. Мать залетела. Они поженились. И буквально сразу после свадьбы началось: скандалы, вечно недовольный муж, его наглые дружки у нас на кухне, бухло, дым сигарет, блевотня в туалете. Но самое ужасное, мать начала с ними иногда пить. А после того, как родился Вадик, отчим вообще с катушек слетел. И начал иногда ко мне приставать. Сначала липкие взгляды, потом со временем поглаживать начал своими гадкими руками. А в последнее время так и вообще стал открыто мне говорить, когда совсем напьётся : "Пойдём потрахаемся, пока мать на работе."
Поворачиваю ключ, раз, два, открываю дверь и чуть ли не падаю сразу на брата. Он сидит в коридоре под дверью, на грязном полу, глаза красные, слёзы ручьём текут. А его родителям посрать. У них свои разборки на кухне.
– Где остальные деньги, сука? – орёт Игнат.
– Я же сказала, купила кроссовки Вадику и джинсы Насте, – визжит мать.
Отчим взбешён, как никогда. Денег ему не дала, что ли.
– Тише, тише, я дома. Пойдём, – беру брата на руки, целую в макушку, несу в свою комнату.
Но меня замечают. Резко отчим подскакивает, дёргает за руку:
– Этой потаскухе опять джинсы? Тварь! Иди сюда! Работать иди уже! Где опять шлялась?
– Пусти! Вадика напугал! Дебил! Пусти! – вырываю руку.
– Отпусти её, Игнат! – верещит мать и отлетает в сторону.
Тарелки летят вниз со стола и разбиваются вдребезги.
Он как с цепи сорвался. Слюни летят в разные стороны, глаза в прямом смысле слова из орбит щас вылезут. Может, это и есть горячка? Становится страшно.
Не успеваю и шага больше сделать, как разлетаются искры из моих глаз. Ударил. Он меня всё-таки ударил. Первый раз такое.
Прижимаю руку к щеке. Горит не только щека, но и где-то под глазом.
Толкаю этого придурка что есть силы, он падает на пол, орёт что-то матом. Корячится, он пьяный просто в стельку. Мчусь в комнату, на лету выдвигаю ящик, выкидываю оттуда всё лишнее, достаю деньги из своей заначки. Хватаю джинсовую куртку, Вадика, вылетаю с ним на руках в коридор, всовываю ноги в кроссовки, детские новые кроссовки хватаю в руки, плечом толкаю дверь, бегом вниз по лестнице под дикий рёв отчима:
– Куда, су-у-ка…
Подальше от них. На ближайшей автобусной остановке торможу, сажаю брата на скамейку, обуваю наконец новенькие кроссовки.
– Новые? Классные. Мама купила, – улыбаюсь сквозь слёзы.
– Мама, – относительно спокойно соглашается малыш со мной. Уже не плачет. Трёт глазки.
Бедный ребёнок. Не нужен никому.
Вызываю такси до автовокзала. Надеюсь, ничего не изменилось с зимы, и автобусы до Антоновки ходят по-прежнему каждый день в пять тридцать утра. Это не очень далеко, два часа на автобусе.
Единственный вариант сейчас – поехать к бабушке, маме моего родного отца, которого я очень плохо помню. Его не стало, когда мне было шесть.
В такси Вадик сразу же засыпает, на руках выношу его из машины.
Электронное табло приветливо высвечивает "добро пожаловать".
Женщина в окне пригородной кассы напоминает мне ангела, когда просовывает билет и произносит фразу, отточенную изо дня в день:
– До Антоновки, одно место, ребёнок на руках, без багажа, отправление в пять тридцать. Площадка номер два.
Облегчённо выдыхаю, прижимаю к себе спящего малыша, присаживаюсь на свободную скамейку. На телефоне три пятьдесят шесть.
– Скоро поедем. Чуть-чуть осталось. Поспи пока, – шепчу в никуда.
Глава 2. Подработка
Среда. Утро.
Слушаю голосовое от Санька.
– Серый, здорово! Вы когда с отцом возвращаетесь с дачи обратно? Завтра? Слушай. Тут такое дело. Короче, хотел попросить тебя об одолжении. Вы мимо Антоновки едете? Там совсем рядом. Сможешь забрать по пути мою Настю, ну ту девчонку, которая в прошлую пятницу у меня на вечеринке была. Короче, я перебрал и приставать начал, плохо как-то получилось. А она потом в субботу уехала к бабке, так написала. Не успел извиниться.
Помню эту Настю. Так и не спросил, есть ли ей восемнадцать. Саньку так и не сказал ещё, что подвёз её домой тогда. Больше мы с ним не общались. До сегодняшнего утра. Не было желания. Зачем он только Аньку позвал в пятницу? Она вечно про Снежану какие-нибудь новости рассказывает. Хотя никто не просит. Снова душу мне растеребила. Вскрылись почти залеченные временем раны. Оказывается, не такие уж и залеченные.
Пишу:
– Дай точный адрес. А лучше её телефон. Вечером поедем обратно.
Прилетает тут же в ответ:
– Адрес не знаю.
И следом скидывает контакт этой своей Насти.
Если накосячил, почему самому бы не приехать за ней? Тут полтора часа всего езды. И извинился бы. Ну, Санёк он такой всегда и был. Уже не удивляюсь. Привык.
Заберём. Отец не будет против, уверен.
Смотрю из окна на него. Сидит во дворе. Резко сдал. Болезнь прогрессирует. С каждым месяцем всё хуже и хуже. Если в том году он ещё сам садился за руль иногда, то сейчас уже не в состоянии. Одна нога вообще немеет всё сильнее и сильнее. Операция нужна. Срочно. Очередь практически не двигается.
Больно смотреть на него. Поэтому я спустя год сомнений и размышлений всё-таки влез в это нелегальное дерьмище под названием бои без правил. От отца скрываю. Но всё равно он поймёт, дело времени. Умный мужик. В органах всю жизнь проработал.
– Пап, в Антоновку заскочим на обратном пути, – выхожу из дачного домика во двор.
Тишина. Только деревья от ветра шумят. Кошка соседкая мяукает.
– А что там в Антоновке, сынок? Невеста? – грустно как-то улыбаясь, интересуется отец.
– Сашкина. Не знаю, невеста или кто она ему там.
– А ты при чём тогда?
– Попросил по-дружески забрать. Нам же всё равно по пути.
– По пути, – тянет в ответ.
– Скучаешь по маме? – понимаю причину его грусти.
– Тоска, – стучит рукой по левой стороне груди, в области сердца.
– И я скучаю.
