Любовь Маркова "Школа. Точка. Жесть"

Худенькая, невзрачная. Длинная чёлка закрывает глаза. Когда не видишь глаз, сложно понять, что на душе у человека. Лишь иногда появлялся быстрый взгляд, и девочка снова закрывалась.

Села она на последнюю парту, ни с кем не общалась, на уроках не отвечала, но всё, что нужно было, записывала. С контрольными худо-бедно справлялась. На троечки.

Таких учеников много. Масса. Серая. Они сидят и молчат. И сложно понять, о чём они думают. А ведь каждый о чём-то думает. Своём. Заветном.

Из дневника Леры Лебедевой

«Сегодня прямо в магазине слышала, как какая-то тётка говорила другой: вон-вон смотри, Алькина дочка!

А та ей, какой Альки?

А та ей: да той, которая в машине с любовником задохнулась.

А-а-а, это с Сашкой что ли Рябининым?

Ну да, с Сашкой.

Как я только в волосы им не вцепилась… Всё-таки я повзрослела, как ни крути. В первом классе, помню, когда учительница о маме моей плохо сказала, я ей в лицо плюнула. Да, зелёная ещё была.

Я чувствую себя обезьяной в клетке. Все идут мимо и рукой показывают: смотри, смотри, какая макака.

А я: У-у-у!!! УУУУУУУУУУУУУУУУУУУУ

Какая им разница, чья я дочка. Я вообще сама по себе.

Бабушка переживает из-за меня, лучше бы свою дочь правильно воспитывала. Ещё спрашивает у меня: ты маму помнишь, ты маму любишь.

Не собираюсь я никому про маму отвечать. Никому! Даже богу! Которого нет, потому что он бы не позволил маме с любовником в машине целоваться.

Маму я не люблю. Мамы так не поступают. Они о своих детях думают. И папку не люблю. Вообще никого не люблю. И себя тоже не люблю».

Сегодня ко мне пришла немолодая женщина. Симпатичная, ухоженная, смутно знакомая. Мы с ней как будто встречались где-то.

– Здравствуйте, Любовь Григорьевна! Валентина Ивановна – бабушка Лерочки Лебедевой. Как она по русскому языку успевает? Я вот сейчас от учителя математики иду. Математика очень плохо. Большие пробелы у Леры в математике. А русский как?

– Средне. Ничего не отвечает, устного ответа не добьёшься от неё. Пишет неплохо, с ошибками, конечно. Ну да пятый класс. Мы как раз основные правила изучаем. Может быть, сможет пограмотней писать. Пускай читает побольше.

– Да их нынче сложно заставить читать. Эх, я вот в их годы столько читала! Да и сейчас не могу без книг. Ну, хорошо. Постараюсь почаще заставлять её читать. Хотя она у меня очень упрямая. Но девочка хорошая. Вы на характеристику не обращайте внимания. Это всё отец! Распустил её, не следил, обращался с девочкой плохо. Ладно хоть в этом году согласился мне её отдать. Я ведь после смерти дочери сразу Леру к себе хотела забрать.

– У меня нет замечаний по поведению девочки. Напротив, она даже слишком скромная, мне кажется.

– Она ещё талантливая очень! Рисует красиво. Я её в школу искусств отдала. Она ходит, хвалят её. Ну, спасибо вам! Если что – сразу звоните.

Женщина вышла. И я вспомнила, что видела эту женщину в больнице. Она медсестра на нашем участке. Очень внимательная, участливая. Ну значит, Лере повело с бабушкой. А что это за характеристика такая?

Я спустилась в приёмную, достала личное дело Валерии Лебедевой.

Вот это да! «Агрессивная, не подчиняется требованиям взрослых. На уроки опаздывает, пропускает школу. Из неблагополучной семьи, отец злоупотребляет алкоголем, приходит в школу в нетрезвом виде, не имеет постоянного места работы». И ни одного хорошего слова о девочке. «Неконтактна. Не находит общего языка с одноклассниками. Социально опасна». И это о девочке, только-только закончившей четвёртый класс. Даже не верится, что скромница с последней парты и агрессивное исчадие ада – одно и то же лицо.

Из дневника Леры Лебедевой

«Я не могу забыть моих бывших одноклассников. Они всегда бесили меня, но они были моим классом. Конечно, я там вела себя плохо, кусалась, пиналась. Всё из-за отца. Он меня дома обзывал, говорил, что я как мать. А я успокоиться не могла, и в школе делала дурацкие поступки. Неправильные, как сейчас понимаю. Сейчас я научилась терпеть. Всё терпеть, даже одиночество. Потому что в новом классе мне не нравится. Может, они лучше старых одноклассников, но они чужие.

Больше всего мне нравится рисовать китов и дельфинов. Я люблю рисовать картины одним цветом. Когда рисую дельфинов, у меня всё голубое! Море, небо, брызги, чайки. Кирилл говорит, что у моих дельфинов добрые глаза, и они улыбаются.

Он не понял: они плачут с улыбкой на лице…»

На целый год я уезжала работать в Подмосковье. Но вернулась. В свою школу. И даже некоторые классы снова вернулись ко мне, ведь Нина Анатольевна, которая вела их в этот год, ушла на пенсию.

Вчера ко мне после линейки подошла Валентина Ивановна:

– Вы вернулись? Как хорошо! Лерочка вас очень любит. Значит, теперь всё будет хорошо.

Что будет хорошо, я не совсем поняла. Но мне рассказали, что Нина Анатольевна невзлюбила Леру Лебедеву. У них был конфликт. У девочки даже была попытка суицида – напилась таблеток. Хорошо: бабушка – медик, откачала девчонку.

На уроках Лера была прежней. Я не увидела никаких изменений. Ну, пожалуй, только розоватый цвет волос и чёрная одежда. Впрочем, кто в седьмом классе не пробует перекрасить волосы и не начинает любить чёрное?

Словом, никаких проблем с Лерой я не испытывала. Может, потому, что не придиралась к девочке, просто оценивала её объективно, как всех.

Удивила меня Лера в седьмом классе всего один раз. Меня поразило сочинение девочки. Пойдя на поводу у седьмых классов (у меня их в том году было два), я дала детям сочинение на свободную тему («Любовь Григорьевна, мы вот всё время пишем всякие описания, картины там всякие описываем, можно мы хоть раз напишем то, что сами захотим».)

Итак, сочинение на свободную тему! Ура!

Вечером я читала неудобоваримые тексты. И речь не идёт об ошибках, которыми были густо приправлены эти сочинения. Почти все тексты были вымышленными, абсолютно нежизненными, с вяло развивающимся сюжетом.

Фантастические рассказы были явно списаны с фильмов, которые посмотрели их авторы. Даже я, не любитель фантастических фильмов, где-то что-то такое уже то ли видела, то ли слышала. Детективная составляющая некоторых текстов грешила несостыковками и отсутствием логики.

Но хуже всего были рассказы с эротическим подтекстом. Да-да. В седьмом классе! Потом девочки мне рассказали, что многие из них смотрят аниме, а есть такие аниме… Такие! А Тоня Карнаухова даже пишет тексты для какого-то сайта. Я впервые услышала названия аниме, где самые разные соотношения пар: и мужчина и женщина, и мужчина и мужчина, и женщина и женщина, и женщина и существо (да, именно странное бесполое? существо).

Только после того как девочки меня просветили, мне стал хоть сколько-то понятен текст, который написала Лера Лебедева.

Ночью девушка лежала в дупле дерева. Она спала. Вдруг почувствовала, как кто-то к ней прикоснулся чем-то шершавым и горячим. Она не смела шевельнуться. Потом к ней кто-то прижался и сжал в объятиях. И дальше, дальше – и всё в таком духе. Я поняла: это из серии – женщина и существо.

Я проверила ошибки и не стала ставить оценки. Рассказала ребятам о тех эмоциях, которые испытала, дала советы, как писать динамичней, интересней, и прочитала сочинение, по моему мнению, лучшее. Это было одно из тех сочинений, которые ребята писали о случаях из реальной жизни. Вот так я ещё раз убедилась: нет ничего интересней самой жизни.

Из дневника Леры Лебедевой

«Меня окружают демоны. Я с ними борюсь. Если я не буду с ними бороться, то исчезну. Они приходят ко мне ночью, прижимаются шершавой кожей и обнимают сначала нежно, а потом сжимают так, что я не могу дышать. Наверно, так мама сначала нежилась в ласковых объятьях, а потом задыхалась от выхлопного газа. Или просто ничего не почувствовала, так и умерла с блаженной улыбкой. Я не видела мёртвую маму, может, сейчас мне не дают спокойно жить её демоны…

Вчера я нарисовала солнце, песок и большую черепаху. Всё в золотисто-коричневых оттенках. Кирилл сказал, что у меня очень добрые картины, и из них льётся свет. И так говорят почти все, кто их видит.

Может, это какой-то обратный эффект. Мой способ борьбы с монстрами. Вот Александр Грин жил в тяжёлое, страшное время, а создавал красивые, светлые сказки.

Сначала я рисовала чудовищ, монстров чёрными и красными красками. Они сжирали меня, поглощали. Нет, лучше рисовать дельфинов, черепах, слонов с улыбками. И никто-никто, даже ты сама, не заметят ужаса и слёз в их добрых глазах».

В девятом классе Лера заставила говорить о себе всю школу. Нет, она не стала агрессивной, как пророчила её детская характеристика, не скандалила с одноклассниками и с педагогами вела себя вполне адекватно.

Лера влюбилась. «Ну и что здесь такого?» – скажете вы. Ничего. Первая влюблённость – это прекрасно! Но Лера влюбилась в девочку-восьмиклассницу. Восьмиклассница была очень похожа на мальчишку: короткая стрижка, фигура без выраженных форм. В школу девочка, которую звали Женя, приезжала на байке в соответствующей байкерской одежде.

Лера и Женя при встрече обнимались (кстати, в этом нет ничего удивительного, многие девочки сейчас при встрече не только здороваются, но и нежно обнимаются), ходили по школе за ручку, сидели в уединённых местах, о чём-то весело болтая (а ведь до этого Лера за четыре года учёбы в нашей школе не проронила ни слова, за исключением невнятного лепета на уроках, когда её просили ответить или что-нибудь прочитать). А тут! Рот не закрывается.

Когда Лера закончила с горем пополам девять классов и поступила в художественный колледж платно, она стала постоянно приходить в школу и ждать Женю. Сидела на скамейке на первом этаже иногда несколько уроков подряд. Когда у Жени заканчивались уроки, они сначала несколько минут, обнявшись, сидели молча. Иногда целовались. Потом Женя одевалась, и, взявшись за руку, они шли гулять.

Конечно, все осуждали Леру, старшую из девочек, говорили, что дети не должны видеть такие отношения между девочками. Леру перестали пускать в школу. И дальнейшего развития отношений этой пары мы уже не увидели.

Классный руководитель Жени сказала, что они расстались. К концу девятого класса Женя расцвела по-женски, и на последний звонок к ней пришёл её друг – парень очень приятной наружности.

Из дневника Леры Лебедевой

«С презрением смотрят на нас с Женькой, кто-то с ужасом. Дожили! И до нас докатился запад…

А мы с Женей просто болтаем. Подруга? Подруга! Мы, конечно, целовались. Но ничего. Никаких эмоций с моей стороны. Я и с Кириллом целовалась. Ничего. Никаких эмоций.

Я никто. Ни баба, ни мужик. Никто.

У нас в школе есть девочка в 11 классе. Она о себе говорит и пишет: «Он». Когда у неё спросили, почему он, мол, ты же девочка, она ответила: «Человек». Вот и я просто человек. Просто человеку не надо залезать в машину с каким-то любовником. И ещё у просто человека просто даже не будет детей, которых он никогда не оставит сиротами.

Странные люди! Всё опошлят и извратят. А как же Марина Цветаева?

«Любить только женщин (женщине) или только мужчин (мужчине), заведомо исключая обычное обратное – какая жуть! А только женщин (мужчине) или только мужчин (женщине) заведомо исключая необычное родное – какая скука!»

Снова я увидела Леру на её персональной выставке. Оказывается, она удивительный художник! У неё покупает работы коллекционер из Германии, наш бывший соотечественник. Говорят, это друг любовника её мамы, но будь я при деньгах – я бы тоже скупила Лерины работы. Это в основном животные, птицы, насекомые. И у всех удивительные глаза – добрые-добрые и смеются. Это поразительный контраст – между Лерой, всегда уныло-подавленной, и её возвышенно-восторженными, нежными работами. Лера смогла оторваться и вырваться. Молодец, девочка!

Из дневника Леры Лебедевой

«Успех. Даже шумиха вокруг меня, вокруг моих работ. Доброта, добрые, добрые… Никто не понимает: в моих картинах нет доброты и нежности, а есть борьба, одиночество и боль. За каждой улыбкой скрываются слёзы. Не всегда их увидишь… Мои монстры никуда не ушли – они всегда рядом со мной. И я борюсь с ними, борюсь. Вот эти розовые птицы отвели меня от горсти таблеток, вот этот милый ёжик – от падения в бездну. Я борюсь. Оказалось, я сильная.

И я почти простила мою маму… Видимо, она была слабая. Я понимаю, что с отцом жить было просто невозможно. Но надо было от него уйти. Я смогла уйти – в картины. Мама – шагнула в бездну. До встречи, мамочка!»

Иглы для Сухой

– Всё, ребята, Анатолия Павловича больше не будет. Он уволился. Классный руководитель у вас теперь Галина Дмитриевна, а русский язык и литературы будет вести Елена Сергеевна.

– Уууууу!!! Ыыыыыы!!!! А почему Анатолий Павлович уволился? – гул голосов постепенно нарастал.

– Класснухой будет Сухая? Ууууууууууу!!!!! Аааааааааа!!!!! Ыыыыыыыыы!!!!!

– А если мы не хотим Галину Дмитриевну! – возмутилась рыжая с задорными веснушками девчонка, и её слова подхватил очень похожий на неё, тоже рыжий мальчишка;

– Мы не хотим Сухую, мы не хотим Елену Сергеевну! Мы хотим, чтобы Анатолий Павлович не уходил.

– Аааааааа!!!!! Ооооооооооо!!!! Ыыыыыыыы!!!!!

– Ребята, изменить ничего уже нельзя, постарайтесь принять то, что случилось, как неизбежность. Я думаю, что вы привыкнете к новым учителям, – выдержанно и спокойно сказала заместитель по учебной работе Любовь Григорьевна и поспешно вышла из кабинета.

А за дверями шумело море детского негодования.

– Не привыкнем! Верните… Аааааааааа!!!!!

Анатолий Павлович был звездой нашей школы. Когда я пришла в школу и в возрасте тридцати лет стала завучем, он был уже гаснущей звездой, а потом звездой убегающей.

Анатолий Павлович – учитель русского языка, белокур, голубоглаз. Голос певучий. На гитаре играет. Свитера модные, джинсы заграничные. Очки подчёркивают ум, интеллигентность, тонко намекают на километры прочитанных текстов. Любимец девчонок. Сочиняет стихи, песни. Каждой может выдать моментальный стишок в записную книжечку. Мальчишки тоже под влиянием редкого обаяния учителя.

А ещё и педагог от Бога. Он слушал лекции Ильина в университете, проникся идеями Шаталова, гуманизмом Амонашвили. На уроках применяет нестандартные методы: то, что мы сейчас называем деятельностный подход.

Вызовет ученика к доске, а лучше сразу трёх-четырёх учеников, каждому даст одинаковый текст и говорит первому:

–Пять!

Второму:

– Четыре.

Третьему и вообще:

– Семь.

А затем называет, какие орфограммы каждый из них будет искать в этом тексте. Например, первый пять слов с орфограммой «Буквы о-ё после шипящей в корне слова».

Ученики обожали уроки Анатолия Павловича, ведь они так выгодно отличались от скучных, тягомотных уроков некоторых учительниц. Нет, что ни говори, мужчины интереснее ведут уроки!

А на урок литературы Анатолий Павлович мог просто прийти с гитарой и целый урок петь, например, так похожего на него, рвущего душу Есенина.

Правда, контрольные работы по русскому языку ученики Анатолия Павловича писали слабо, экзамены по литературе в основном сдавали плохо. Но тут же находилось оправдание: ведь и классы ему давали самые слабые, самые сложные – иногда на перевоспитание. И перевоспитывал, влюблял, завораживал.

Но было одно огромное, жирное, тягостное «но». Но, несмотря на все плюсы Анатолия Павловича, было то, что в один миг перечёркивало все его заслуги, – это пьянство. Был Анатолий Павлович запойным.

Не сразу, конечно, нет. Сначала просто выпивающим, немного, для веселья, чтобы голос лился свободнее. Голубые глаза темнели, становились синими-синими, и призывно дрожала струна.

Потом стал уже пьющим, иногда умеренно, иногда уже и сильно. Меняться стал внешне. Как будто потускнел, полинял. Выцвели голубые глаза, но интеллигентные очки скрывали странную белизну бывших ранее сине-голубыми глаз.

Потом стал спивающимся, запойным. Это была как раз та стадия, на которой его застала я. Анатолий Павлович уже мог не выходить на уроки, мог прийти с запахом, в мятых штанах и с мятыми кудрями.

Сначала он разводил меня на жалость и сочувствие, отпрашиваясь у меня, как у завуча, составляющего расписание и отвечающего за весь учебный процесс.

– Любовь Григорьевна! У меня маме плохо, можно я сегодня уйду пораньше, отпущу ребят с последнего урока.

– Хорошо, отпустите, Анатолий Павлович.

Потом плохо было много ещё кому. Я поняла, что меня попросту используют. Директор запретил мне отпускать учителей с уроков. Тогда Анатолий Павлович просто не стал приходить на работу.

– Анатолий Павлович, почему 7в целый урок бегал по школе? Вы где?

– Я на больничном.

– А когда выйдете?