978-5-907767-53-9
ISBN :Возрастное ограничение : 12
Дата обновления : 28.07.2024
Главными философскими принципами Великой французской революции были «свобода, равенство, братство», и поначалу никто не обращал внимания на иерархию этих понятий и их сочетаемость друг с другом[39 - См. [Ozouf 1984–1992; Ozouf 1988].]. Так, в Декларации прав человека сказано, что «цель всякого политического союза – обеспечение естественных и неотъемлемых прав человека» (статья 2), при этом утверждается (в соответствии с представлением Руссо об общей воле), что «источником суверенной власти является нация» и что «никакие учреждения, ни один индивид не могут обладать властью, которая не исходит явно от нации» (статья 3)[40 - См. [Туманов 1989: 26–29; Conac et al. 1993: 77–99].]. Веря в то, что свобода является результатом установленного законом равноправия, лидеры Великой французской революции на первом этапе старались уничтожить несправедливые политические институты, видя в этом средство для достижения свободы[41 - Руссо развил эту идею в своем сочинении «Рассуждение о политической экономии» (1755), в котором писал, что «люди в целом становятся теми, чем и кем их делает правительство» [Руссо 2013: 51].]. Однако после 1791 года, когда различия между формальной и реальной свободой обрели более очевидный характер, из трех революционных лозунгов все большее значение стало придаваться одному – равенству. В это время лидеры Великой французской революции трактовали идею Руссо о неразделимости общей воли буквально и были убеждены в том, что их попытки отстаивать этот принцип при создании рационального государства были оправданными, так как всеобщее равноправие означало всеобщую свободу. Морально-нравственный аспект такой деятельности сразу стал вызывать вопросы у свидетелей и участников этого исторического процесса, так как проводимая правящей верхушкой «рациональная» политика во имя свободы обернулась насилием и террором.
Годы, последовавшие за Великой французской революцией, пришлись на тот период российской истории, когда Екатерина II прекратила вести дружбу с философами и начала преследовать таких деятелей российского Просвещения, как А. Н. Радищев и Н. И. Новиков (1744–1818). Однако Великая французская революция по-прежнему занимала важное место в умах российских интеллектуалов, которые рассуждали о возможности воплощения западных идей в России и задумывались о том, что кровавые события, сотрясшие Францию, могут произойти в будущем и в их стране. Подытоживая плоды этих размышлений, Д. 3. Шляпентох пишет:
Великая французская революция символизировала собой не только прогресс западного общества и универсализм исторических процессов; она также означала, что демократия в той или иной форме была будущим человечества… Террор и деспотизм были лишь временными явлениями [Shlapentokh 1996: 3; Keep 1968].
Однако уроки истории можно было извлекать не только из Великой французской революции. Далее мы увидим, что ее влияние на некоторых российских мыслителей (например, М. М. Ковалевского (1851–1916) и Милюкова) было куда более сложным, чем писал Шляпентох[42 - Подробнее о взглядах Ковалевского и Милюкова см. в главе 6.]. Другие российские философы и общественные деятели считали, что неоднозначные и негативные процессы, происходившие в годы Великой французской революции, ставят под сомнение утверждения французского философа маркиза де Кондорсэ (1743–1794) о необратимости исторического прогресса и наступлении свободы [Кондорсэ 1936]. Такие либералы, как Струве, Новгородцев и С. А. Котляревский (1873–1939), оценивая итоги Русской революции 1905 года, во многом опирались на работы Б. Констана, критически оценивавшего наследие Великой французской революции[43 - Взгляды Констана и Гумбольдта более подробно изложены далее.].
Все эти вопросы о возможности улучшения общества посредством институционального реформирования тесно связаны с еще одним важным историческим процессом, оказавшим огромное влияние на развитие либеральных идей, а именно с подъемом демократии в XIX веке. С позиций либерализма «власть народа», то есть воля большинства, без наличия работающих механизмов, гарантирующих соблюдение индивидуальных прав и свобод, создает определенные риски. Если либерализм – это концепция, в основе которой лежат формулирование и защита некоего пространства негативной свободы (согласно определению Дж. Грэя, либеральное правительство – это «конституциональное правительство» [Gray 1986: 74]), демократия предлагает техническое решение этой задачи. Это один из многих возможных способов организации власти; связь между этими двумя понятиями сложна и многогранна[44 - См. [Bobbio 1986; Graham 1992].].
С начала XIX века и на всем его протяжении представители европейской буржуазии, выступавшие за демократические принципы и личные свободы, стремились распространить гражданские права, прежде принадлежавшие только членам правящей элиты, на более широкие слои населения, однако с настороженностью относились к идеям социального и экономического равенства[45 - Среди исторических исследований, посвященных либерализму, заслуживают внимания книги Р. Беллами и Г. де Руджеро [Bellamy 1992; De Ruggiero 1984].]. Появление социалистических вождей и призывы к социальной революции заставили либералов вновь задуматься о возможных катастрофических последствиях «народного правления» и той огромной и вторгающейся во все сферы жизни власти, которой будет обладать основанное на популистских принципах государство. Такие виднейшие деятели либерализма, как А. де Токвиль (1805–1859) и Дж. Милль (1806–1873), анализируя исторические процессы, описывали, как забота об общественном благе и интересах большинства ограничивает возможности отдельного человека, и некоторые мыслители, ранее выступавшие за новые права и свободы, пересмотрели свои взгляды. Однако со временем опасения либералов, что предоставление права голоса широким народным массам (мужчинам) поставит под угрозу соблюдение прав личности, уменьшились, так как практика показала, что это не так. Ко второй половине XIX века западные либералы стали постепенно осознавать, что лучшим способом добиться того, чтобы власть имущие защищали интересы своих подданных, является участие в демократических процессах людей, которые ценят неприкосновенность личных прав. Демократия стала все больше восприниматься не как самоцель, а как средство сохранения и защиты индивидуальной свободы.
В России либералы с большей настороженностью относились к идее демократического правления, так как многие из них испытывали сомнения в том, что российские крестьяне в массе своей готовы к исполнению собственных гражданских обязанностей и разделяют те же либеральные ценности, что и прогрессивная часть общества. Впрочем, политические процессы, протекавшие в это время в Европе, где установление демократических принципов, основанных на соблюдении гражданских прав и равенстве перед законом, в общем и целом совпадало с либеральными представлениями о свободе личности, в какой-то степени помогли развеять эти страхи. Более того, как правило, российские мыслители с меньшей тревогой воспринимали вмешательство государства в общественную, экономическую и культурную жизнь граждан, чем их западные единомышленники, что на самом деле было вполне в духе происходившей в течение всего XIX века переоценки либералами роли государства – от вызывающего опасения репрессивного механизма до органа, который ради общего блага регулирует различные аспекты жизни сограждан. Одновременно с этим происходило усиление роли государства во всех сферах жизни, и оно все более прочно утверждалось в своем новом статусе поставщика общественных благ. Этим политическим изменениям сопутствовало возникновение целого ряда либеральных течений, представители которых пытались переосмыслить концепции свободы и государства, ставя во главу угла позитивную свободу и отказ от идеологии невмешательства. В Великобритании группа философов, известных как «новые либералы», настаивала на том, что свобода подразумевает под собой не только соблюдение гражданских прав и общественного порядка, но и благополучие и счастье всех членов общества, включая самых бедных. Философ Т. Грин (1836–1882) создал уходящую корнями в метафизический идеализм теорию свободы, в которой социально ориентированное государство обязано было бороться с бедностью и невежеством своих самых неимущих граждан[46 - См. [Wempe 2004], особенно с. 107–154.]. Лучшей характеристикой той новой роли, которую, по мнению социал-либералов, должно было играть государство в качестве распределителя общественных благ и гаранта свобод для всех своих граждан, являются слова британского социолога и философа Л. Хобхауса (1864–1929): «У свободы есть и другие враги, помимо государства, и на самом деле мы боремся с ними именно с помощью государства» [Hobhouse 1922:83].
3. Либерализм между свободой и справедливостью
Когда в XIX веке либерализм стал превращаться из философской концепции в политическое движение, такие мыслители, как Милль, Токвиль и Констан, стали основоположниками либеральной традиции, опирающейся на исторические реалии. Эти теории особенно интересны, поскольку их создатели отказались от абстрактных понятий раннего либерализма и сформулировали новую парадигму взаимоотношений между индивидуумом и обществом, в которой свобода понималась как постоянная переоценка различных духовных и материальных ценностей в зависимости от историко-географического контекста.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70905433&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Эта точка зрения расходится с популярным в последнее время представлением о том, что российский либерализм уходит своими корнями в начало XIX века. См., например, [Berest 2011; Shneider 2006; Шнейдер 2012].
2
Впрочем, они постоянно использовали этот термин, говоря о своих политических взглядах с иностранной аудиторией.
3
О последних исследованиях российской интеллектуальной традиции в отношении концепции человеческого достоинства – еще одного из важнейших аспектов либерализма – см., например, [Hamburg, Poole 2010; Kelly 1998].
4
Под Западом здесь понимаются Западная Европа и Северная Америка; именно в таком значении этот термин использовался российскими мыслителями и общественными деятелями, о которых идет речь в этой книге.
5
Статья в Стэнфордской философской энциклопедии, посвященная либерализму, начинается со следующих слов: «При ближайшем рассмотрении становится очевидным, что либерализм представляет собой фрагментированный набор взаимосвязанных, но иногда конкурирующих концепций» [Gaus et aL 2015]. URL: https://plato.stanford.edu/entries/liberalism/ (дата обращения: 19.01.2024).
6
Разделяемая меньшинством исследователей точка зрения, что различные либеральные ценности могут гармонично дополнять друг друга, представлена, например, в [Dworkin 2001].
7
Об этих малоприятных аспектах истории либерализма см. [Losurdo 2005].
О концепциях либерализма см. [Gray 1986; Ryan 2007: 361–362; Pitts 2011; Lilia 2012].
8
Обзор коммунитаристской критики либерализма (в частности, со стороны таких фигур, как А. Макинтайр, М. Сэндел и Ч. Тейлор) см. в [Neal, Paris 1990]. Феминистскую критику либерализма см., например, в [Nussbaum 1999; Okin 1994].
9
Цит. по: [Pitts 2011: 8].
10
См. в Оксфордском словаре [Simpson, Weiner 1989: 881–882]. Об истории термина «либерализм» см. [Leonhard 2001; Sauvigny de Bertier, de 1970].
11
Цит. по: [Герцен, Огарев 1974, 1: ПО].
12
См. [Милюков 1907а: 101].
13
Наиболее полно учение Локка о личности изложено в его «Опыте о человеческом разумении» [Локк 1985,1]. Подробнее об этом см. [Dunn 1984: 63–64, 68–70; Simmons 1992: 14–67].
14
Согласно Локку следование собственному суждению, основанному на принципах морали, «не есть ограничение свободы. Это не только не ограничение или уменьшение свободы, а, наоборот, подлинное ее совершенствование и благо» [Локк 1985, Г. 314]. В «Двух трактатах о правлении» Локк пишет, что разум дан Господом, «чтобы он был законом между человеком и человеком и общей связью, посредством которой человеческий род объединен в одно товарищество и общество» [Локк 2020: 397].
15
О том, как современные исследователи оценивают либерализм локковского толка, см., например, [Lazar 2009]. О связи между эмпиризмом и либерализмом у А. И. Герцена см. [Kelly 1999: 17–46].
16
Терминология Р. Пула. См. его предисловие к сборнику статей по российской социальной философии [Poole 2003: 4].
17
Сравнение учений Локка и Канта о личности см. в [Wood 1972: 47–73].
18
Подробнее об этом см. [Taylor 1984: 100–122; Frierson 2003; Guyer 2000: 235–261]. Наиболее полно феноменология Канта изложена в его «Антропологии с прагматической точки зрения» (1798) [Кант 2023].
19
Долженствование (нем.). – Примеч. пер.
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом