– Да?! – Во мне, почему-то, крепко сидит чувство того, что время ограничено и его не так уж и много.
– В общем-то нас никто не гонит…– по бегающим за стеклами очков глазам, я понимаю, что доктор юлит. – Хотя…это в наших же с вами интересах, быстрее всё вспомнить и вернуться к нормальной жизни.
К нормальной жизни? А была ли моя жизнь нормальной. Разве у человека, живущего нормальной жизнью, случаются внезапные провалы в памяти? Может ли человек, живущий нормальной жизнью быть усыпанным шрамами, как собака блохами?
– Для начала мы закрепим то, что уже есть! – Эммануил смотрит на меня с жадностью механика, которому, наконец-то удалось запустить старый, давно умерший, движок. – Завтра вы снова вспомните меня и моё имя. Это даже не обсуждается. Ещё, вы скажете мне, какой на дворе день. Сегодня четверг, значит завтра будет пятница. Это понятно?
Я пожимаю плечами.
– А почему не понедельник?
– Что?
– Ну если считать, что я воскрес только сегодня, логичнее обозначить этот день как воскресенье, следовательно, завтра должен быть понедельник.
– Но сегодня четверг! – Во взгляде Эммануила появляется озабоченная озадаченность.
– Значит все-таки четверг? – Я пожимаю плечами. – Ну тогда всё понятно. Хотя…какое это имеет значение. Кстати, если уж, на то пошло, какое число, месяц, год?
– Ограничимся пока тем, что сегодня четверг. Не будем перегружать ваш только что проснувшийся мозг. На остальные вопросы вы будете отвечать мне сами!
***
Задача доктора оказалась мне по плечу.
Проснувшись следующим утром, я знал, что сегодня пятница, я нахожусь в затерянной в горах хижине на пару с маленьким очкастым доктором, со странным именем Эммануил. Я в первый раз позавтракал нормальной мирской пищей, в первый раз со времени своего возвращения. Сколько я не ел, известно одному Богу и, может быть, этому хитрому доктору. Он говорит, что, как минимум эти две недели ему приходилось кормить меня принудительно, смесью для энтерального питания. Он откармливал меня из ложечки, или вставленной в рот трубочки, как котёнка, лишившегося матери.
Омлет провалился в меня тёплым божественным нектаром. Эффект неземного блаженства усилил пролившийся с верху стакан горячего молока. Как это приятно есть простую земную пищу. Кстати, откуда мне известно, что она простая? Откуда в этой голове вообще могло взяться это понятие? Я что, питался как-то по-другому и жрал одни деликатесы? Судя по внутренним ощущениям и картинке в зеркале – это не так.
После завтрака мы гуляли. Я, с жадностью утопающего, втягивал ноздрями и ртом холодный горный воздух, взглядом очарованного младенца разглядывал раскинувшийся вокруг живописный ландшафт. Зрелище было по истине потрясающим. Скалистые отроги, курящиеся легким дымком, плывущие под нами облака, простирающаяся внизу огромная салатовая долина, все это создавало впечатление, что мы, единственные живые существа, которые находятся здесь, на высоте, где обитают разве, что орлы. Мы словно созерцающие с Олимпа, боги. Не давал покоя лишь один вопрос: каким образом меня забросило на этот Олимп?
– Где мы?
– Это пока не важно. Не грузись этой информацией!
Сегодня Эммануил решил перейти на «ты». Он вышагивает впереди, по усыпанной гравием тропинке. Камни хрустят под мощными подошвами его ботинок, будто шипованные колёса по асфальту. Он немногословен. Если и говорит, то по делу, задавая необходимые вопросы. Он здесь на работе.
– Тебе нравится отдыхать в горах? – спрашивает он, делая театральный разворот.
Я пожимаю плечами.
– Не знаю, док. Не знаю, как ответить на твой вопрос. Мне нравится то, что я вижу, и я чувствую, что такую, или похожую картинку я видел и раньше.
Эммануил довольно кивает и снова хрустит подошвами. Ещё до прогулки, он пояснил мне концепцию нашего общения. Вопросы может задавать только он. Моя задача пытаться на них ответить и уж никак не задавать их самому.
– Ты умеешь кататься на горных лыжах?
Я пожимаю плечами.
– Ты видел сход лавины?
Я пожимаю плечами.
– Ты любишь охотиться?
Я пожимаю плечами.
– Может быть вспомнишь известные тебе марки оружия?
– Из гладкоствольных «Иж», «Тигр», «Молот» – довольно неплохая игрушка. Из карабинов «СКС», «Вепрь триста восьмой», «Сайга». Ну и тривиальные «Калаши», куда же без них. Особенно мне нравятся старые добрые АКМ-ы, калибра семь шестьдесят два. У этих прицельная дальность лучше и убойная сила на уровне…
Зрачки Эммануила расширяются, даже учитывая то, что находятся за увеличительными стёклами. Я и сам не понял, как всё это выпалил. Действительно, откуда я знаю всю эту информацию, хотя, есть же интернет, кино, книги наконец. Не обязательно быть боевиком или гангстером, чтобы отличать карабин от гладкостволки.
Надо отдать должное доктору, который не стал развивать тему, попытался изобразить равнодушие и продолжил дефилировать по ползущей в гору тропинке. Он быстро сменил тему, рассказом о своём слабом сердце и о том, как ему полезны такие вот, горные прогулки. А я, тем временем, ждал очередного вопроса. Меня перестали интересовать горные красоты. Мне хотелось проникнуть в ущелья и долины, находящиеся внутри меня и в этом экстремальном трипе, я мог надеяться только на опытного в таких путешествиях, Эммануила.
– Я сильно боюсь высоты, даже к краю серпантина приближаться опасаюсь. От одного вида пропасти душа в пятки просится. Это у меня с детства. Детские комплексы самые сильные, и с ними бороться очень сложно, практически невозможно. А у тебя как с этим. Ты боишься высоты?
Я пожимаю плечами, разворачиваюсь и подхожу к самой кромке обрыва. Вид уходящего в туман гранитного среза не возбуждает во мне ровно никаких чувств.
– Похоже, что нет… – Чиркаю ногой по вросшему в землю булыжнику, и тот летит вниз, чакая об отвесную стену.
Эммануил кивает, будто поставив в голове очередную галочку и направляется дальше.
2
За время нашей первой прогулки я выяснил, что разбираюсь в оружии, не боюсь высоты, хорошо ориентируюсь во времени и имею отличную дыхалку. Ещё я выяснил, что хорошо чувствую людей. Я чувствую какой передо мной человек и загодя знаю, как себя с ним вести. Я выяснил, что Эммануил много врёт и виляет, а в моей вмурованной в фундамент, парадигме это означает, что он слабый человек. Но слабый это не значит бесполезный и неопасный. И это знание тоже покоится в моём фундаменте.
За обедом выяснилось, что я люблю кровавый стейк.
– Знаешь…мясо чуть пережарено. Я люблю, когда снаружи корочка, а внутри ещё свежак, понимаешь?
Ещё выяснилось, что я умею готовить и филигранно владею столовыми приборами.
– Сковородка нужна с тефлоновым покрытием, никакого масла. Нагреваешь её пока дно не покраснеет. Мясо лучше брать парное с шеи, или лопатки, отрезать пласт примерно на полтора два пальца. Если твоих, то три. Бросаешь его на сковородку, и через пару минут переворачиваешь. Так раза три, пока бока не подрумянятс.
– Может ты был поваром?
Я пожимаю плечами.
За ужином выяснилось, что я не пью.
– Всего по пятьдесят грамм. Это восьмилетний Виски. Не хочешь? Ты что совсем не пьёшь?
Я пожимаю плечами.
А после ужина мы, в первый раз, сыграли в эту игру.
– Ты когда-нибудь играл в «Воображариум?
– Это что ещё за птица такая?
– Это такая детская игра.
– Что-то я не припоминаю такой игры.
– А какие игры ты помнишь?
– Карточные в «Дурака», в «Буру», в «Акулину». Были настольные, типа «Монополии». По-моему, были ещё какие-то игры, но их сложно назвать детскими…– я прикусываю губу.
– Ты играл в казино? Рулетка, покер, однорукий бандит, тебе о чём-нибудь говорят эти названия?
Я пожимаю плечами.
– Ну хорошо…вернёмся к «Воображариуму». – Эммануил бросает в центр стола небольшую, похожую на карточную колоду, стопку. – Это картинки. Мы по очереди должны вытягивать их из колоды. Тот, кто вытянул, должен объяснить второму, что он видит на картинке. Хитрость в том, что он не должен использовать прямых намёков и однокоренных слов. Это понятно?
– Понятно то понятно. Только в чём интерес этой игры? Детский лепет какой-то.
– Не совсем детский. Эта игра даётся только тем, у кого есть хорошее ассоциативное мышление. Вот мы с тобой и потягаемся.
Мне не нужно было лишний раз объяснять, для чего Эммануил затевает эту игру. Это была очередная работа, гимнастика для моего атрофированного мозга.
Оказалось, что с образным мышлением у меня полный порядок.
– Это что-то очень большое, чем-то похожее во-он на тот заснеженный горб. Говорят, что в столкновении с ним, нет никаких шансов выжить, хотя, на вид он абсолютно безобидный. Его сородичи других цветов выглядят более устрашающе, но самым опасным считается именно он. Ещё, в честь них, назван один синдром, связанный с непроизвольной дефекацией.
– Медвежья болезнь – я широко улыбаюсь. – Там белый медведь!
Потом настала его очередь угадывать.
– Здесь человек и приспособление. Его, (приспособление), можно использовать для разных целей. Для прогулок, для занятий спортом, а также для повседневных задач. Приспособление это простейшее и очень часто является нарицательным именем этой простоты…
– Велосипед – перебивает он – человек едет на велосипеде!
– Точно! – я азартно тру ладони. – Твоя очередь!
Дальше всё пошло как по накатанной. Он угадал верблюда, я угадал хоккеиста; он угадал школьника, я угадал газетную полосу; он угадал слона, я угадал пылесос. Мне показалось, что ассоциации в моих карточках были сложнее. Чего только стоила баба с коромыслом. Но я взял и этот барьер.
Что-то ещё появлялось во мне во время этой игры. Что-то давно забытое возвращалось, и вернулось оно, на два дня позже меня. Сначала я не понимал, что доставляет мне дискомфорт и затормаживает мышление. Позже это «что-то» дало о себе знать так, что его уже невозможно было игнорировать.
– Что-то случилось? – Очки Эммануила пускают настороженные блики.
– Да так…что-то голова разболелась. – Я непроизвольно давлю пальцами на виски. Боль подкрадывалась медленно. Она наполняла голову, как струйка кипятка наполняет сосуд. Проникая в темечко, она растекалась по вискам и затылку, отяжеляла лоб. Эта боль была не столько невыносимой, сколько непривычной, неожиданной. Что-то внутри меня очень удивлялось этой появившейся боли.
– Болит голова?! – Эммануил как будто сильно чему-то удивлен.
– Да…немного… – морщусь я. – У тебя есть какая-нибудь таблетка?
– Какая например?
Другой бы удивился, услышав такое от доктора, но я понимал, что это очередная проверка.
– Баралгин, нимесулин, кодеин, цитрамон. Аспирин наконец…– недовольно цежу я, отмечая, что хорошо ориентируюсь в обезболивающих.
– Хорошо…сейчас поищу что-нибудь из этого. – Он как-то нехотя встает и выходит из гостиной. Через пару минут он возвращается со стаканом воды и чем-то, зажатым в кулаке.
– На…выпей это! – маленькая, похожая на белую горошину, пилюля, падает из его ладони в мою.
– Что это? – я прищурившись вглядываюсь в таблетку. Что-то подсказывает мне, что этот препарат не из тех, которые я называл ранее.
– Пей! Это поможет!
За неимением других вариантов я закидываю пилюлю в рот и выливаю сверху весь стакан воды.
Прошло пятнадцать минут, но боль не отпустила.
Прошло тридцать минут – мне показалось, что она только нарастает.
Прошёл час.
– Что ты мне дал? – цежу я, сжимая голову ладонями.
– Обезболивающее, как ты и просил…
– Я понял. Как называется?
– Темпалгин…
По паузе перед ответом и неуверенному голосу, я понимаю, что Эммануил врёт.
– Ты дал мне пустышку?
– Ты что? Конечно же нет!
– Это не темпалгин. Я знаю эти таблетки…они другой формы и зелёного цвета. Ты что, хочешь чтобы я здесь сдох?» – мой голос срывается на стон, рот судорожно кривится. В эту секунду мне хочется его убить и я почему-то уверен, что могу легко это сделать.
– Это точно темпалгин, просто другая его форма. Наверное, раньше ты пил дженерики. Этот препарат оригинальный индийский!
– Ага…индийский…рассказывай мне…был бы оригинальный…давно бы отпустило…
– Не факт! Возможно, эта боль другого характера и препарат на неё не воздействует!
– Так дай тот, который воздействует! – ору я. – Ты же доктор!
– Доктор должен иметь чёткий диагноз, чтобы лечить больного. У меня его нет. Я не имею под рукой аппарат МРТ, чтобы определить источник боли. Всё, что есть в моём арсенале – это обезболивающие таблетки!
– Слабенький какой-то арсенал. Ты же вроде здесь, чтобы меня лечить?
– Моя терапия использует другие средства, но, чтобы установить, что нужно в твоём случае – необходим диагноз. Если честно, я был готов ко всему, кроме боли!
